Я качаю головой, не зная, что и думать. – Но… зачем он ворует? Куда идут деньги? Массенсо пожимает плечами: – Послушать людей короля, так Красный Сокол – властолюбивый бандит, влезающий в любые темные дела, какие найдет. Хотя никто не верит, что он мог заключить сделку и с похитителями. – Он заботится о своих, – подтверждает Ясень. – Нанимает бедняков, которым нечего есть, и платит достаточно, чтобы они могли перебиться. Добрая сотня бродяжек жизнь свою за него отдаст из-за медяков, которые он им подбрасывает в обмен на то, что они служат его глазами на улицах. Но ведет он и свои игры, припасает и для себя. Если он умен, то должен понимать, что не может вечно воровать и не попасться. Сотня уличных мальчишек. Я думаю о тех ребятишках и почти верю в это и еще понимаю, почему Красный Сокол до сих пор не отдал Таркита в подмастерья. Он просто не в силах предложить того же остальным детям и не хочет, чтобы все они ждали от него подобного. В конце концов, он вор. – Я достаточно слыхал о Красном Соколе, чтобы надеяться, что он не попадется, – прямо говорит Рябина. – Лучше он, чем Черный Монах. Остальные бросают на него строгие взгляды, но никто не спорит. Виола резко переводит весь разговор на возможную смену кузнецов, что обслуживают сейчас конюшни. Я молча слушаю, думая о бандах воров, готовых перебить друг друга, и о вероятности того, что Круг Колдунов надеется выгадать что-то на падении Семьи. Глава 23 Рябина отрывается от вычесывания лошади, как только я захожу во вторую конюшню, закончив утреннюю уборку. Озорно улыбается: – Слыхал, тебя в общей комнате ждет посылка. – Посылка? – Ага, парнишка привез с утра пораньше. Похоже, не только у Виолы есть поклонник. – Это совсем не то, – возражаю я, краснея. – У меня никого такого нет. Он рассудительно кивает: – Иди погляди, а там будем спорить. – И погляжу, – говорю я с облегчением. Спешу прямиком в общую комнату и радуюсь, что там пусто, если не считать посылки на столе – замотанного в мешковину свертка, перевязанного шнурком. Я открываю его и нахожу внутри плотное темно-зеленое шерстяное полотно. Тяну за края вверх, и оно разворачивается. Плащ. – Вот это красота! – говорит с порога Виола, пугая меня. – Надевай же. Дай поглядеть. Я расстегиваю старый плащ, сбрасываю его на скамью и накидываю на плечи подарок. Виола помогает расправить одежду на руках, распределяя складки ткани. – Зеленый цвет подчеркивает глаза. Отличный теплый плащ на зиму. – Там еще и брошь, – говорю я, замечая бронзовое украшение в форме перышка. – Ну надо же, как подходит! – Виола широко улыбается и прикалывает булавку. – У Терн есть ухажер! – вопит из коридора Рябина. Я неловко выворачиваюсь, стараясь отцепить брошку. – Неправда! Виола хихикает: – Она делается краснее своих волос, Рябина! Отстань! Тут к Рябине присоединяется Ясень, и они пихают друг друга в комнату. – Что это? От кого это? – Ни от кого! – Ну да, и кто же ее прислал? – деловито спрашивает Виола. – Не представляю, – признаюсь я. – В посылке еще что-то осталось, – замечает она. – Погляди-ка. Виола права. В самом низу холщового свертка лежит пара кожаных перчаток и квадратный конвертик. – Чрезвычайно подозрительно, – говорит Ясень, заглядывая мне через плечо. – Можешь прочитать? – Виола щурится на строчки. Они на моем родном языке. Я киваю, и она говорит: – Вот и узнаем, от кого. Я медленно открываю конверт, мечтая оказаться одной, и вытаскиваю квадратик бумаги. На нем написано лишь: «Теплых дней, спокойных ночей. К.». – Ты чего-то другого ожидала, – замечает Ясень. Я смотрю на него. – Стала вся серьезная и скованная, – поясняет он. – Так что, похоже, и правда не от поклонника. Рябина вздыхает: – А я так надеялся. – Не думаю, что могу носить все это, – говорю я, опуская конверт и пытаясь расстегнуться. – Не надо, Терн. – Виола ловит мою руку. – Тебе нужен этот плащ. Кто бы его ни послал, он знал, что твой старый – хуже протертой до дырок попоны. И перчатки пригодятся согревать руки. Видит бог, они бы всякому пригодились. – Не уверена, что стоит. – А получится вернуть? – спрашивает Ясень. И не обидеть его? – Нет. – Ты будешь перед кем-то в долгу, если примешь подарок? Я теряюсь и пытаюсь все взвесить. Он так предлагает мир? Хочет заверить в дружбе? Может быть, но он точно не ждет платы. – Нет, – повторяю я. – Ну вот и носи, – просто говорит Ясень, и остальные согласно кивают. Виола заворачивает мой старый плащ в мешковину и протягивает мне: – Оставь до весны, когда захочется наряд полегче. Одним вечером неделю спустя Валка наконец присылает за мной слугу. Я следую за ним во дворец, радуясь теплу нового плаща и перчаткам, укрывающим руки от жгучего холода. Слуга приводит меня в пустые покои Валки. Оставленная в одиночестве, я не спеша прохаживаюсь по комнатам и изучаю перемены. Первую гостиную переделали для большего количества посетителей, заменив часть столиков диванами. Во второй на боковых столах прибавилось безделушек: дорогих стеклянных глобусов, маленьких золотых шкатулок, затейливо расписанных ваз. Я подхожу к письменному столу и на миг замираю. Валка скоро придет. Если я хочу отплатить за смерть Фалады, нужно отыскать любые способы ею управлять. И в том числе узнать, что написала ей моя мать, – сейчас, до ее возвращения. Я глубоко вдыхаю и выдвигаю ящик. Внутри лежат все письма, на которые я уже отвечала, на самом верху – новое. Я раскрываю его и быстро пробегаю глазами. Оно было написано почти месяц назад. Валка получила его довольно давно и все откладывала ответ. Само письмо очень длинное и содержит суровые нарекания за глупое решение отдалиться от Мелькиора и его друзей, предписания касаемо того, как вернуть их в свой круг, краткий прогноз того, чем могут обернуться эти политические игры для моего положения в будущем, и поучения о том, как одеваться и вести себя, чтобы не терять интереса Кестрина. Завершается оно требованием присылать больше новостей и упоминанием о подготовке королевы и принца к отбытию на свадьбу весной. Матушку уже, очевидно, тревожит Валка и то, что придворные игры принцессы подрывают союз, который этот брак был призван укрепить. Я взвешиваю письмо в руке и ворошу оставшиеся в ящике. Других посланий от матери ведь быть не должно? Да, там только те, что я уже видела. Под ними лежит набросок портрета, для которого позировала Валка. Я разглядываю его, но нарисованная девица с безжалостным взглядом и ноткой надменности в улыбке кажется не более знакомой, чем любая придворная дама. Я в нерешительности держусь за краешек листа. В передней комнате по-прежнему тихо, а я хочу знать, что еще может прятать та, что притворяется мной. Под наброском лежат два послания от Кестрина, каждое не больше строчки длиной. Я пробегаю пальцами по его почерку, знакомому теперь по записке, присланной с плащом. Эти две тоже прилагались к каким-то подаркам, потому что в них лишь обращение к принцессе, надежды на то, что она будет рада содержимому неизвестных посылок, и подпись в конце. Я ни разу не размышляла о том, как Кестрин обходится с Валкой, стал ли он за ней ухаживать или отверг ее. Эти две записочки приоткрывают картину, какой я не могла и представить: принц оказывается любезным поклонником, дарящим невесте побрякушки. Несмотря на понимание того, что она фальшивка. По телу бегут мурашки, когда я вспоминаю первый разговор с ним после прибытия в Менайю, когда он попросил написать за него письмо, и следующий, когда он нашел плащ. Как переменчив он был, как легко перевоплощался из друга во врага, мастерски скрывая настоящие чувства. Это было жутко, а теперь в этих строчках я снова вижу, как тот же человек разыгрывает заботу, которой точно нет и следа.