– Она с трудом ходит, – объясняет Таркит. – Иначе пришла бы сама. – Почту за честь, – говорю я, опомнившись. – Тогда пошли, – звонко отвечает он и срывается с места. Я иду следом, его спутники тоже стараются не отставать. – Познакомишь с друзьями? – спрашиваю я. – Я Торто! – сам объявляет один из мальчиков. – Мне десять, и бабуля скоро отдаст меня в плотники. Он широко, гордо и беззубо улыбается. Через мгновение я понимаю, что щербинка в улыбке с ним на всю жизнь: он уже вышел из того возраста, когда вместо выпавших передних зубов растут новые. – Это ерунда, – говорит Таркит. – Вот я буду пекарем. Начну учиться на той неделе! – Кто твой наставник? Мой вопрос вызывает целый шквал подробностей, включая размеры лавки, число других подмастерьев, ждущую его пару новеньких башмаков и то, что первой его работой будет ношение воды для всей выпечки. Пока он переводит дух и наверняка пытается вспомнить еще какие-то важные подробности, которые, грешным делом, позабыл, я поворачиваюсь к третьему мальчику: – А тебя как зовут? Самый младший и чумазый мальчуган из троицы пожимает плечами и глядит на Торто. – Это мой братик, – объясняет тот. – Звать его Фенн, только он совсем не говорит. Я понимающе киваю: – Стеснительный. – Нет, просто перестал говорить. Не говорит теперь ни с кем, даже с матушкой. – Почему? – Его похищали, – шепчет Таркит. – Он сумел удрать и вернуться к нам домой, но больше никогда не говорил с тех пор. Фенн бросает взгляд на Таркита, потом вверх на меня, маленький и нахохленный. – Простите, – бездумно говорю я. Таркит смотрит удивленно: – Это же не твоя вина. Не моя? Останься я принцессой, была бы обязана позаботиться об их безопасности если не сейчас, то в первые же месяцы после свадьбы. – Тем более он все равно ничего не помнит, – говорит Таркит. – Что? – спрашиваю я обескураженно. – Как его похищали, – снова встревает Торто. – Когда возвращается кто-то из похищенных, его надо благословлять. Похитители накладывают на них Тьму, но благословение все поправляет. – Что такое Тьма? Мальчишки глядят на меня с недоумением. – Ну, просто Тьма, – говорит Таркит. – В уме у них делается темно. А благословение от этого спасает. – Забирая их память? – Только о похищении, иногда чуточку больше. Да и кто бы хотел такое помнить вообще? Я хмурюсь и гоню прочь неуютное чувство неправильности «благословения», крадущего воспоминания, хочешь ты этого или нет. Как бы то ни было, мальчики с этим явно примирились. Так же, как вынуждены мириться с жизнью, в которой люди пропадают прямо с улиц. По телу бежит дрожь, я обхватываю плечи руками. Мальчики приводят меня на широкую мощеную площадь. На ней возведен ряд виселиц, и хотя они пусты, их тяжелое, выжидающее присутствие бросает мрачную тень на все вокруг. Свернувшись под помостом, спит нищий, укрывшийся от ветра за дощатой стеной. – Что это за место? – спрашиваю я, когда мы выходим из переулка. – Площадь Повешений, – говорит Таркит равнодушно, будто мы шагаем через его кухню. Торто, приметив мой взгляд, продолжает: – Тут убивают всех плохих людей. Иногда им рубят головы вместо повешения. Он принимается описывать какую-то особенно кошмарную казнь, когда убийца безуспешно попытался удрать с головой на плечах только с тем, чтобы толпа схватила его и разорвала на куски. Я стараюсь не слушать, пропуская его рассказ мимо себя, и при первой же возможности снова спрашиваю мальчиков про обучение. Так, под рассказы о плотниках и выпечке, мы и приходим к дому Таркита. Живет Таркит в обшарпанной постройке из желтого кирпича. Улицы вокруг закиданы мусором, но внутри запятнанный пол чисто выметен. Мы спускаемся в подвал и ныряем через низкий, завешенный тканью проем в темную комнатку. – Это келари Терн, Таркит? – спрашивает женщина надломленным голосом. – Да, мама. Привел ее повидаться с тобой, как обещал. – Зажги свечу и поди поиграй снаружи. Не уходи далеко, слышишь? Потом проводишь ее назад. – Да, мама. Зажженный Таркитом свечной огарок бросает неровный желтый свет на укутанную одеялами женщину, рядом с ее циновкой стоит табурет. Мальчик оставляет на нем свечу и уходит, Торто и Фенн – следом. – Добрый вечер, – говорю я, склоняя голову. – Подойдите ближе, келари. Хочу увидеть ваше лицо. Я сажусь на колени возле циновки и встречаю взгляд женщины. Ее черты, искаженные хворью и тяготами жизни, все еще хранят отпечаток юности. В волосах серебрится седина, но щеки гладкие; между бровями пролегла морщинка, но губы еще полные и красивые. Мне кажется, что она едва ли на десять лет старше меня самой. – Вы прелестная девушка, – говорит она с улыбкой. Я чуть не мотаю головой, чтобы отречься от вовсе не моей, а Валкиной красоты, и едва успеваю остановиться. – Таркит о вас рассказывал, а потом мы узнали, что его отдают учиться. Люди обычно так не делают, понимаете, не платят просто так за целое обучение. Я выспрашивала у Артимьяна, и он поначалу не говорил, кто это сделал, но потом все же сказал. Артимьян? А это другое прозвание Красного Сокола или имя кого-то из его людей? Вопреки любопытству, я не задаю вопроса и слушаю женщину дальше. – Я хотела поблагодарить вас, келари. Вы дали моему Таркиту то, чего я всегда для него хотела. Уже и не надеялась найти ему место после того, как умер его отец. Она тянется и хватает меня за руку своей, жесткой и узловатой, с окоченевшими, будто когти, пальцами. Я думаю о том, не таковы ли и ее ноги – скрюченные холодом и хворью, приковавшие ее к постели. – Благодарю, – повторяет она. – Не… – Я теряюсь, откашливаюсь и начинаю заново: – Таркит славный мальчик. Он помог мне. Я рада, что могу отплатить помощью ему. – Нет, – говорит она. – Вы не долг отдавали. Вы и сами знаете. Мне просто хотелось взглянуть на ваше лицо и поблагодарить самой. Вот и все. Я киваю, растеряв все слова. Она гладит меня по руке и расспрашивает, чем я занимаюсь, так что мы несколько минут говорим о гусях и конюшнях. Потом я прощаюсь и выхожу обратно на улицу. Таркит встречает меня воплем, Торто и Фенн несутся рядом с ним. – Теперь мы покажем тебе город, ага? Я задумываюсь, но еще даже не полдень. До возвращения к работе полно времени. – Хорошо. – Тогда начнем с колодца, – повелевает Торто. – Там и остальные будут. Идти до колодца совсем недалеко, им оказывается маленький кружок из камней посреди площади, к железному кольцу в стенке привязано веревкой ведро. Вокруг колодца играет стайка ребятишек. Когда мы подходим к ним, мои спутники срываются на бег, выкликая имена. Толпа мгновенно поглощает их, смешивает с целым роем кружащих рук, ног и голов. – Кто это? – вопит один из голосов. Маленькие фигурки дружно оборачиваются и глядят на меня. – Да, Таркит, кто это с тобой пришел? – А, это Терн. – Н‐да? – говорит один из ребят. Где-то на голову выше Таркита, с длинным лицом и ушами, торчащими будто ручки кувшина. – Откуда она взялась? – Она работает в королевских конюшнях, – объясняет Таркит. – Но раньше жила в горах, а теперь она друг моего друга. Последние слова он произносит так, что сразу ясно – это означает для ребятишек нечто, пока мне неизвестное. Они рассматривают меня сияющими глазами.