Общей картине не отвечал только один уголок. В кухне у раковины лежала чистая подстилка, а рядом — новенькая обливная миска с милой собачьей мордой на блестящем боку. Рядом стояла плошка с водой. «Собачья миска? А где сам зверь? Он должен залаять, — напрягся Кирилл. — Или хорошо вышколенная тварь меня впустит по инструкции, а дальше, ну это как повезёт. Либо сразу разорвёт. Да-да, и съест тебя без соли! Она голодная! Балбес ее не кормит! «Слушай, Кирилл Игнатьевич, — продолжил он диалог с самим собой, — как-то нелогично выходит. Не кормит, а миска тогда зачем?» Шорох прервал эти жизнеутверждающие размышления. Он слышался из-за полузакрытой двери, защищавшей правый угол комнаты от нескромного взгляда. «Ну вот и сторож! Не издал ни звука, скотина! Теперь по всем правилам науки я должен стоять без движения и смотреть в сторону, поза покоя и покорности.» — Щен, где ты, собачина? Холодно! Раздался вдруг из-за двери недовольный простуженный голос. Кирилл вздрогнул. Он тут же, ни слова не говоря, вошёл в комнату и толкнул дверь в сторону. На полу между окном и стенкой на надувном матрасе лежал на боку парень, укрытый серым одеялом. В его спутанных рыжих волосах выделялись чёрные полушария наушников. «Смотри-ка, «Sennheiser», не мудрено, что не слышит ни хрена. Деньги у паршивца есть. Одни наушники стоят полторы сотни баксов.» Бисер присмотрелся и заметил на груди молодца, плоский белый небольшой прямоугольник с дисплеем и регулятором в виде колёсика. Лихо, а к ним плейер «iPod», считай, еще двести пятьдесят, не говоря о компьютере. Или он маму свою доит, или..» Парень, тем временем, вслепую хлопая по полу в поисках собаки, перевалился с боку на спину, открыл глаза и мутным взором уставился на пришельца. — Вы кто? Что Вы делаете у меня дома? — возмутился он, когда окружающая реальность понемногу восстановилась в его затуманенном сознании. В комнате всюду во множестве были разбросаны книги. Они стояли на небрежно прямо на пол поставленных полках, лежали стопками на самом полу, громоздились на письменном столе рядом с компьютером с плоским экраном, выглядевшим, впрочем, вполне современно. — Я хотел позвонить. Боялся, правда, что не услышат, уж очень гудело. Я подумал, тут кто-то «инфра» крутит. Но дверь открылась сама. — «Инфра»? Ну Вы, я вижу, меломан! Это сосед Валька дрелью шкафы мостырит! — захихикал противно рыжий. Он начал потихоньку вставать, кряхтя как старый дед и хватаясь за поясницу. Кудлатая голова, похоже, болела. Наконец он, морщась, выпрямился, и отряхнул чёрный джинсовый комбинезон в дырках. — Да брат, я верно не меломан. Я — Бисер. А ты вот — Пётр Синица, или я ошибаюсь? Кирилл, слегка прищурясь, оглядел молодого человека. Нездоровый цвет лица, и красные глаза. Отчетливый запах перегара. Еще в комнате пахло тлеющими прелыми листьями, горелым мхом с примесью чего-то иного. Корицы? Индийского сандала? Ох ты пропасть, какой сандал! Я, точно, не спец. Катёна сказала мухоморы и анаша! Где-то ещё похоже пахло. Вспомнил! В Амстердаме вечерком из открытых дверей кафешек. У меня на запахи память. Значит, так она пахнет, эта анаша! Рыжий озадаченно глянул на Кирилла. — Я — Пётр Синица, а почему Вы — бисер? Откуда Вы меня знаете? — Бисер — это меня так зовут. Кирилл Игнатьевич Бисер. Будем знакомы. Могу тебе паспорт показать, если хочешь. У меня к тебе, Петя, разговор есть. — Это о чём же? — О жизни, о чём же ещё? Любой разговор, он о жизни, если это не просто трепотня. — А я спать хочу, чего привязались? Я собаку свою искал, замёрз без неё, её сосед, наверно, гулять забрал, а тут Вы почему-то. Вы вообще до сих пор не сказали, из какого Вы перелеска. — Он извлёк откуда-то сзади начатую банку пива, сделал большой глоток и снова потерял нить. — Да чего с вами предками говорить? Нотации слушать? Никто ни хрена не знает, не понимает, не сечёт. Ну вот ты! Он хамел на глазах. — Что тут у меня на стенке висит? Картина Репина «Не ждали»? Он махнул рукой в сторону широкой стены, увешанной плакатами с изображёнными на них монохромными плоскостями, наплывами лиц и обрывками английских текстов. — Сам бор-машину за соло принял, ему что ударник — что дрель всё едино, а туда же, о жизни! Кирилл быстро поднял с полу наушники с болтавшейся на тесёмках белой плиткой. — Включи «iPod» (ай-под), — скомандовал он, но тут же передумал. — Нет, лучше я. В ушах Бисера зазвучала электронная музыка с повторяющимся рисунком. Такая слоистая, с каждым следующим периодом обрастающая новыми вариациями, и вместе с тем какая-то лунная громкая, холодная. Так, это «Westbam»», — констатировал он. Кирилл нарочно не обращал внимания на «рыжего телка», как мысленно окрестил этого типа. Взглянув на дисплей и крутнув колёсико, он добавил. — Теперь пошел «Infected», потом «Mushroom». — И что? Что тут понимать? А уж любить или не любить. Дело вкуса. — Петька, слегка подавленный неожиданной эрудицией «предка», почему-то снова взъярился. — Ишь чего захотели? Вкус, его воспитывать надо! А я кто такой? Я безотцовщина, а ещё лучше бастард! Тоже клёвое слово, — наливаясь пьяной злостью, бормотал парень. — Вот и мать моя, она хоть мораль не читает, а про отца не говори-и-и-т! Не говори-и-ит, хоть ты тресни. И о-о-очччень занята всю дорогу. Ну очччень! Бисер, с неприязнью глядевший на Петькину отёкшую физию, на его жалкую фигуру с наметившимся уже пузом, услышав эти последние слова, побледнел и шагнул вперёд. Хорошо тренированный и поджарый, он был на добрых полголовы ниже высокого рыжего архаровца. Тем не менее он легко поднял парня за лямки затрещавшего комбинезона и хорошенько встряхнул как нашкодившего кутёнка. — Слушай, ты, молодой бегемот! Побаловались и хватит. Кончай Ваньку валять. Катя для тебя с этой минуты и навсегда будет не «мать» а «мама»! Пить и курить всякую дрянь бросишь прямо сейчас! Квартиру отдраишь как палубу завтра, и не за деньги, а сам! Быстро в душ и поменяй тряпки, начинается отделка щенка под капитана! Кирилл ещё раз для острастки тряхнул Петьку так, что у того застучали зубы, и отчеканил: — Ты — понял — меня — или — ударить — тебя? Рыжий, потерявший былую наглость, слегка протрезвел, с трудом принял вертикальное положение и послушно направился в ванную, затравленно озираясь и причитая: — Как ударить? Вот принесло на мою голову — бандит какой-то. За что ударить? Что я вам сделал? — Да ты невежда, браток, — усмехнулся «бандит», — «Мастера и Маргариту», даже не читал. Это цитата. Пока в ванной шумела вода, Бисер наскоро набрасывал план компании. Подопечный сопел, тихонько повизгивал, стонал, чертыхался и экзекутор в конце концов под эту музыку слегка оттаял. — Петя, ты завтракал? — крикнул он, перекрывая шум воды. — Вчера… Нет, позавчера точно сосиски ел, — донеслось до него из ванны. — Ну вылезай. Сейчас на воздухе где-нибудь перекусим. Давай выходи. Я Петек не ем. Я больше как-то по шашлыкам. Шпингалет звякнул и «рыжий телок» материализовался на пороге, смущённо хлопая длинными густыми ресницами. На нём была белая с синим майка с вполне пристойными голубыми джинсами. Спутанные рыжие кудри, старательно расчёсанные и приглаженные вместе с курносым носом делали его похожим на пастушка, а серые глаза смотрели с непонятным воодушевлением. — Кирилл Игнатьевич! — начал он. — Смотри ты, имя запомнил! Я думал, ты пьян вдребадан, или ещё похуже… Обкурился до одури, — поднял брови его собеседник. — Я и был в этот — вдребадан! А просто я знаю. Я если раз человека увижу, то навсегда. — Петя, побойся бога, ты чего это, голубь? Я тебя совсем тихонько тряхнул. Что ты там знаешь и почему? — Кирилл Игнатьевич, Вы только скажите, Вы Стеклярус? Я Вас у мамы на фотографии видел, на выпускной и раньше ещё. Только Вы тогда чёрный были. Ну а глаза. — Глаза не поседели? — подначил его Бисер. — Вот Вы смеётесь, а я когда маленький был, любил мамины альбомы рассматривать. Мама всегда на работе, а бабушка лампу зажжёт. — Зелёную? — Ну да, а откуда. Ох, верно! Так бабушка Лера мне всех всегда показывала: «это, говорит, мама.» А я: «Такая маленькая» — «А вот уже побольше!» Ну и всех ваших других: и тётю Лиду, и дядю Диму, и тётю Сашу. Вы часто рядом с мамой стояли. Так Буся — это моя бабушка Лера, — он залился радостным смехом, и недавно противная моська сделалась вдруг совсем беззащитной, Буся говорит: «это Кира.» А я давай смеяться, вот как сейчас. Это же мальчик, Буся. Мальчиков нельзя — Кирой. Ну а она. — мальчишка как-то постепенно увял. — Верно, разъяснила, что Кира это просто Кирилл? — серьёзно спросил взрослый. — Кирилл Стеклярус, — сказал «телок». Глава 23 Бисер, сразу решивший из гадюшника парня забрать, за рулём был задумчив. Всё пока шло по плану. Красная тарахтелка произвела впечатление. Петя угнездился в салоне. Он как малый ребёнок, попросив позволения, стал нажимать на кнопки, включая все, что можно, а следом тоже стих. Парень украдкой посматривал на взрослого дядю, «этого Стекляруса», внезапно ворвавшегося в его непутёвую жизнь. Разглядывал его твидовый пиджак хорошего покроя, спортивную рубашку жемчужно-серого цвета с матовыми пуговками, плоский чемоданчик с красивым тиснением на заднем сидении, всю эту бархатистую внутренность заморской машины. Их было немало у родителей сокурсников, у многих на старших курсах появились свои. У них с мамой не было даже Жигуленка. Первым прервал молчание Кирилл: — Петь, я когда к тебе ехал, одну террасу приметил. Сейчас прибудем. Солнышко светит, народу немного, пойдём-поедим, авось не отравят! Выйдя из машины, Кирилл краем глаза заметил, как рядом невдалеке остановились тойота и джип. Из них высыпалась группа по-летнему одетых ребят и, весело переговариваясь, устремилась к выбранному им ресторану. К тойоте минуту спустя подрулил голубой Москвичонок и прилепился прямо под знаком «стоянка запрещена». — Чёрт знает как ездят. И что это за чудак на букву «м»? Денег у него лишних быть не должно при эдакой развалюхе. Да ещё идиотская лапа на заднем стекле качается слева направо, б-р-р-р-р-р! — пожал плечами он и направился через террасу наискосок к столику в дальнем углу. Петька послушно чапал следом. Не успели они усесться, как упитанный кавказец подлетел к вновь прибывшим и вручил им меню. Его добродушная усатая физиономия блестела на солнце и лучилась улыбкой. — Здравствуйте, чтобы вы нам порекомендовали? — оживился изрядно проголодавшийся «пастырь», как стал называть себя Кирилл, приступивший к своим обязанностям «вытащить из дерьма» — Я очень грузинскую кухню люблю, раньше часто по работе в Тбилиси бывал. А тут недавно на Новом Арбате в «Сулико» зашёл. Понадеялся…, и я вам так скажу. Поесть — поел. Но! Не то. — Что Вы гаварице! Нэ может биц! Батоно, будэм знакомы. А — Акакий Алхазашвили, это мой рэсторан. — Очень приятно, дорогой Акакий, меня зовут Кирилл — вежливо привстал Бисер и протянул руку собеседнику. — Слушайтэ, батоно Кирилл, хАтите рыскнуть? Я сэйчас вам и сыну вашему сам закажу. На свой вкус закажу! Сам вино выберу! Гоги, бэги сюда, сорванэц! Глазастый парнишка лет четырнадцати поспешил к их столику и вопросительно уставился на Акакия. — Глядытэ, а это мой! — хозяин обнял мальчика за плечи, — Гоги, знаэшь где вино дяди Самвэла стоит? — Подождите, пожалуйста, уважаемый Акакий, я не могу, к сожалению. Я за рулём, — стараясь не глядеть на Петьку, отказался Кирилл. — Эх, как вспомню: тетра, твиши, псоу, мукузани, кахетинское, ркацители звучит, как музыка!