Часть 41 из 64 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
Надо было пройти мимо ратуши, миновать несколько зданий и свернуть по крутой узкой улочке вниз. Булыжная мостовая ещё блестела от недавно пролившегося дождя. По плоским ступеням лихо съехал велосипедист и обдал Стаса фонтанчиком брызг. «Куда теперь?» Спуск окончился. Улица слегка расширилась, превратившись в малютку площадь. Узкие фасады средневековых домов пестрели вывесками. Крошечные ателье, художественные мастерские и цветочные горшки, керамика и стекло…
Перед спуском, рассекая на неравные части пространство, бурлил канал. Ливень щедро наполнил его. Крошечные мостики связывали одетые в гранит берега, и Небылицын встал в середине такой перепонки.
Вода неслась, бурлила с воронками и буроватой пеной. Он был окружён водой и засмотрелся на бегущий поток, пока его внимание не привлёк какой-то новый и неуместный здесь звук. Это из-за поворота выехала машина и затряслась на неровностях старых камней. До чего же узко, как тут вообще проехать? Прохожие шли мимо, заглядывая в витрины и любуясь средневековыми фасадами окрестных домов. Никто, казалось, не обращал внимания на автомобиль. Вот он зафырчал около его мостка, ближе к людям, опасно близко! Немолодая элегантная дама маленького роста с палочкой и собакой оглянулась. Собака на поводке рванулась в сторону…
Никто толком не понял, что дальше произошло. Синий форд двигался не быстро. Отчего так испугался пес? А женщина? Было скользко? Палка с поводком образовали рогатку?
Стас услышал визг собаки и женский крик. Перепуганное животное стрелой бросилось назад. Его хозяйку, наоборот выбросило вперёд. Её опора — телескопический костылек, взметнулась вверх. Женщина ударилась спиной о перила. Ещё минута, и она полетела бы в кипящий поток.
Стас прыгнул к ней прежде, чем понял, что будет делать дальше. Ее тело скользнуло вниз, когда сильные руки первоклассного теннисиста выдернули его снова на берег. Глаза женщины, зажмуренные от ужаса, открылись и уставились на него. Молодой человек в несколько шагов донёс её до скамейки и посадил.
Со всех сторон бежали люди. Они захлопотали вокруг нее. Даже пёс, виновник всех бед, скуля, прибежал назад. Кто-то вызывал врача. А Стас, пользуясь суматохой, попятился назад и исчез. Ещё один поворот, и всё пропало из глаз.
Снова вдоль узкой улочки шумела вода, забранная в каменные берега. И в этот раз равномерный гул о чём-то живо напоминал. Ограда, связывающая два дома, между которыми струился поток, была изготовлена из тонких стержней. Правильное полукружье темнело над ней и вращалось.
Стас подошёл ближе. Деревянное мельничное колесо шлёпало… плям-плям-плям, по тёмной воде. Ему почему-то сделалось не по себе. «Батюшки, мельник! Старый колдун. Ночь на мельнице. Что ещё? Ещё русалка…, да я стал суеверным, как… кто? Как Том Сойер! Ещё немного, и ведьм пойду отводить с помощью дохлой крысы. Да почему? И это вместо того, чтобы восхищаться и умиляться. Здесь же так здорово, наверняка говорят: Аугсбург — просто швабская Венеция. На мой вкус — много лучше, только об этом надо молчать — засмеют… Эй, а куда меня занесло? «Старая златокузница» должна быть в Пфладергассе. Я как раз хотел налево, а вместо этого сделал зигзаг, и теперь, если попытаться через двор…»
Он пересёк кривой проулок, прошёл вдоль очередного канала, обогнал стайку французских студентов и уткнулся в ворота оштукатуренной жёлтой ограды.
Стас шагнул внутрь и остановился. «Так, он нашёл!» Два небольших трогательных домика по обеим сторонам внутреннего двора, лёгкая деревянная лестница, ведущая на второй этаж. Вывеска с надписью: «Старая златокузница. Мастерская, музей, магазин» задержала его внимание, но потом тихий плеск воды — не той, что бурлит, вращая колёса мельницы, а может, фортуны? Нет, нежное жемчужное журчание заставило его пройти немного вперёд. Из увитой плющом стены в лёгких арках три источника источали влагу в плоскую медную чашу.
«Мать честная! Этот вот — аметистовая лиловая друза. Над вторым написано — бразильский горный хрусталь, а третий… он похож на агат!»
В середине помещался плоский шлиф в коричневато-красных тонах. Небылицын вгляделся, едва веря своим глазам. Однако медная табличка не оставляла никаких сомнений. Дерево!
«Двести двадцать миллионов лет назад в Аризоне вырос дуб. Его ствол окаменел, из середины среза медленно по бронзовым стеблям стекает вода, а я на это смотрю. Кругом черепичные крыши, камень, цветы. Я видел мельницу Колдуна. А что увижу сейчас?»
Стас стряхнул очарование и решительно направился прямо ко входу. «Вверх или вниз?» Он выбрал второе, сбежал по ступенькам, толкнул красивую дверь и оказался среди стеклянных витрин.
Перед ним, умело подсвеченные со всех сторон, искрились и сияли, оправленные в золото и серебро драгоценные камни. По левую руку от себя Стас увидел работы по металлу в традиционной манере — классическую скань и филигрань. Любимые баварские эдельвейсы царствовали на стенде против окна. Тут были серьги из эдельвейсов, броши из эдельвейсов, пряжки для шляпы, букеты и, конечно, колье. Он скользнул рассеянным взглядом по угловатым современным изделиям, косым плоскостям и массивным самоцветам — неинтересно! И остановился перед композицией, помещённой на фронтальной стене.
Колье из матового, мягкого серебра, произвольной формы его лепестки и небольшие изящные вкрапления камней, где мелкий жемчуг и тёмный рубин оттеняли два бриллианта вверху, а рядом серьги и кольцо — гарнитур. Да, это было бы как раз для неё… Он поймал себя на том, что выбирает подарки для Анны Мари.
— Здравствуйте, чем могу служить? — услышал Стас за своей спиной.
Невысокий брюнет средних лет, вежливо улыбаясь, вышел из внутреннего помещения, где виднелись столы с инструментами и оптическими приборами.
— Добрый день, я хотел бы поговорить с господином Мертелем. Стою вот, любуюсь на прекрасные авторские работы, и поэтому немного отвлёкся. Мы с ним договорились по телефону. Меня зовут…
— Прекрасные авторские работы? Очень лестно! — ещё шире улыбнулся его собеседник. — Так вы господин Небылицын? — он протянул Стасу руку. — Мертель, юниор! Дитмар, Рудольфа Мертеля сын — это я. Очень рад. Одну минуту, я позову моего сотрудника. Мы с Вами пойдём наверх и побеседуем без помех.
Они поднялись в кабинет владельца, сели там в удобные кресла и заговорили с увлечением об истории аугсбургского ювелирного дела. Хозяин дома показал гостю коллекционные экземпляры, рассказал о своих любимых Неуссе и Бруглохере — аугсбургских золотых дел мастерах, последователем которых считал себя и отца. А узнав о стальном магнате, что готов любые деньги заплатить за предмет своих увлечений, пообещал навести справки у отца и коллег. Стас рассказал подробно, что он ищет и купит, и заметил:
— Господин Мертель, я вполне допускаю, что мой поручитель может заказать достойную копию драгоценностей Королевы Вюртембергской, если будет профессиональное описание оригинала, не вызывающие никаких сомнений.
Лицо ювелира выразило понятное воодушевление вырисовывающейся перспективой, и Стас решил, что пора.
— Вы знаете, я хотел Вас так или иначе посетить по этому делу. Но мне, кроме того, рекомендовал именно к Вам обратиться профессор Фукс. Я сам нуждаюсь в совете. Нет, вернее, мне необходимо узнать… это личное дело… я… простите… волнуюсь.
Молодой человек встал, прошёлся по комнате взад-вперёд, и, собравшись с духом, обратился к господину Мертелю.
— Я вас очень прошу, расскажите мне про Гольдшмидта-сына. Что такое «Римский заказ», и как он связан с династией Фельзер?
На столе стояли напитки. Небылицын предпочёл лёгкий «радлер», хозяин — апельсиновый сок. Дитмар Мертель отпил глоток и повернулся к шкафу. Когда Стас выговорил последнюю фразу, он, спиной к гостю, доставал «Прикладное искусство Баварии».
Услышав слова Стаса, Мертель с минуту стоял неподвижно. Он до сих пор был приветлив, разговорчив, готов к услугам. Но теперь, когда он медленно обернулся, гость едва узнал гостеприимного ювелира. С каменным лицом Мертель поставил бокал на стол и с расстановкой сказал.
— Извините, ничем помочь не могу. Я не хочу быть невежливым! Буду очень рад сотрудничеству с вами. Помогу найти, что сумею. Если вы закажете нам «повторы», предложу вам разные скидки. Но прошу вас, больше ни слова! А теперь меня ждёт работа. Был очень рад познакомиться!
Это было совершенно недвусмысленно. Ему говорили: позвольте вам выйти вон, а он не понимал, почему! Стас почувствовал прилив отчаяния. Он устал от неизвестности, не знал, как быть дальше. Мертель был четвёртым по счёту! И всюду одно и то же. Любезный приём, готовность помочь, но как услышат «Римский заказ» … Стас вскочил и с горя воскликнул.
— Ради бога, выслушайте меня! Я не представляю, что стоит за этим названием, не преследую никаких интересов, не понимаю, что и кого задеваю, повторяя эти слова. Но проклятый «Римский заказ» губит счастье всей моей жизни, а никто мне помочь не хочет!
И не глядя больше на ювелира, он опустился снова в кресло, обхватил голову руками и, сбиваясь и запинаясь, рассказал, как мог, всю историю. Ювелир слушал молча, а вот дверь вела себя странно. Она то приоткрывалась неслышно, то затворялась, оставляя, впрочем, большую щёлку. Когда Стас кончил, поднял голову и промолвил:
— Вы — моя последняя надежда, господин Мертель! Я понимаю, Вы не обязаны мне помогать. У Вас для этого нет оснований… Дверь совсем распахнулась.
— Есть! — промолвил грудной женский голос! — У моего брата есть все основания помочь человеку, который час назад уберёг меня от увечья, если уж не от смерти!
Она стояла в дверном проёме с глазами, полными слёз. Она уже переоделась — маленькая лёгонькая хромоножка лет пятидесяти со своим костыльком. Испачканную в пыли, разорванную цветастую блузу она сменила на платье из серого льна, украшенное крупными тёмными кружевами с капельками красного бисера сверху донизу, до подола.
— Куда же вы исчезли? Мы вас искали! Вся это беда приключилась совсем рядом. Выходит, я пришла немного раньше, чем вы? Ведь вы тот самый искусствовед из Москвы, о ком профессор Фукс говорил? Вы ищете украшения Королевы? Нет, это невероятно! Послушайте, у нас семейное дело. Я — Клара Мертель. Я тоже работаю по золоту с девятнадцати лет. И я замужем за Альфредом Фельзер тридцать два года. Я не знаю, как Вас благодарить… Нет, знаю! Я вам всё расскажу!
— Я! — Дитмар сделал протестующий жест, но это ещё больше подстегнуло взволнованную Клару.
— Ах, перестань! В конце концов, это я Фельзер, не ты! Остальные суеверные трусы! Ты погляди, я после гор так долго маюсь с ногой. Я просто заплатила вперёд!
Она остановилась, посмотрела на широко распахнувшего глаза от изумления, ничего не понимающего Стаса, на брата, явно растерявшегося в этом вихре событий, и легко рассмеялась.
— Вот что, сядем спокойно. Ты позвони, чтобы нам принесли кофе с пирожными, а я начну.
Глава 45
Весна воды.
«Весна света» приходит постепенно. К ней привыкают. Не то — «весна воды»! Она обрушивается сразу, и только её можно, собственно, назвать весной. Огромные массы снега и льда превращаются в говорливые воды ручьёв и рек. В середине июня за один день может несколько часов подряд моросить дождь, и оседают глубокие снега, появляются первые ручьи. Обширные участки тундры освобождаются. Ещё день-два, и она становится непроходимой.
Разливы арктических рек и ручьёв совсем не такие, как в средней полосе. Вода здесь появляется вначале на поверхности снега и льда. Когда её скопится достаточно много, образуется поток, с каждым днём всё более бурный. И только потом уже взламывается лёд. Впрочем, ледяной покров бывает лишь на самых крупных реках. Большинство же небольших рек и ручьёв так пересыхает к осени, что ни о каком ледоставе на них не может быть и речи. С другой стороны, в некоторых ручьях, где долины особенно забиты снежными надувами, вода прорывает узкие коридоры высотой до двух-трёх метров.
Перед тем, как сделать решительный последний бросок на землю Франца-Иосифа, было решено стать лагерем и делать тренировочные радиальные выходы. Тимофей обещал отвезти их на оленях к небольшой горной цепи и показать редких животных. Кирилл же хотел «погонять рыжего телка» и, заодно, помочь Лизе вспомнить прежние знания и умения. Надо заметить, Телку пришлось вначале туго.
В этот раз они шли по правому пологому берегу ручья, левый берег которого нависал крутым, почти отвесным обрывом. Бисер с дочкой держались вместе. Тимофей возглавил колонну. Петрусь тянулся в арьергарде. Он слегка прихрамывал на левую ногу, спинка его рюкзака с его собственной спиной образовала заметный угол, лямки нещадно врезались в плечи, ломило крестец. Они двигались так часа четыре, пока впереди не показались два небольших озерка, расположенных рядом в неизменно мокрой тундре. Её ровная поверхность плавно перешла в поверхность озёр, лежащих на том же уровне.
Здесь часто можно встретить озёра без всякой котловины. Эти озёра больше всего любят линяющие гуси, так как по их берегам много сочного корма. Линные гуси оказались и здесь. Маленький отряд находился от озера ещё на расстоянии километра, а они уже заметили людей и, словно по команде, устремились на середину озера и сбились там в плотную стаю. В ней было не менее двухсот птиц — большей частью белолобые казарки и немного гуменников. Решевский сделал несколько удачных выстрелов, и их продовольственные запасы пополнились дичью. Лиза с отцом ощипали и выпотрошили добычу, а потом подкоптили её над костром. Петька только крякал.
Он мялся и маялся без дела, пока остальная троица ловко, без лишней суеты развела огонь, когда рыли естественный погреб в снежном забое под береговым обрывом ручья, чтобы сложить на время дичь. Замечаний ему никто не делал. Кирилл только неодобрительно поглядывал на парня, но ни проронил ни слова.
Пора было искать место для ночлега. Они остановились в долине ручья на прибрежной гальке под обрывом. Из больших камней сделали очаг и поставили палатку. На следующий день Тимофей собирался обойти свои ловушки и оставить их на несколько дней одних. Кириллу казались, что Петю радует эта перспектива.
Пока варился ужин и кипятился чай, весь небосклон затянула серая пелена дождевых облаков. После еды всех стало клонить ко сну, и Кирилл бросил Петьке:
— Не забудь, завтра ты дежурный. Подъём в семь часов. Сваришь манную кашу и какао. Лиза тебе сейчас выдаст продукты. Поставь будильник. Вопросы есть?
Рыжий вздохнул, исподлобья глянул на Лизу и, пробормотав, «окей», двинулся за ней получать крупу, банку сгущёнки и прочий припас. Через час все мирно уснули. Дождь, зарядивший на всю ночь, монотонно барабанил по палатке и быстро убаюкал усталого Бисера.
Он же его и разбудил. Палатка протекала — кто-то нарушил железное правило не трогать крышу.
Кирилл выбрался наружу. Дождь тем временем прекратился. Он развёл костёр и пристроил спальник сушиться на «подсобных» камнях. Вскоре вылезли Лиза и Тимофей. Один Петро спал сном праведника. Тимофей сбегал к ручью умыться и устроился у воды так, что его было видно от места привала. Он наклонился, почистил зубы, потом собрался облиться до пояса из котелка, как вдруг, повернувшись к остальным, призывно замахал руками, одновременно жестикулируя и приложив палец к губам.
— Пап, посмотри, Тима что-то заметил и хочет нам показать. Пойдём тихонечко, — потянула отца за руку Лиза.
Сцена на берегу, определённо, стоила того, чтобы поспешить к воде. Маленький, не больше воробья, кулик-плавунчик, обладатель крохотных, величиной с напёрсток, птенцов, вел их к воде. Ему следовало научить детей плавать. Инстинкт безошибочно вёл куличка к ручью, но тут их ждало горькое разочарование. Путь преграждал высокий снежный обрыв. Преодолеть препятствие птенцы не могли.
Взрослый кулик долго беспокойно бегал по обрыву, но спуск не нашел. Тогда он повернулся и увёл малышей обратно в тундру. Люди с умилением смотрели на смелую птичку, стараясь её не напугать.
— Я вам ещё не то покажу. Здесь есть ржанки, лапландские подорожники и хищники тоже. Например, поморники, — прошептал Тимофей.
— А я о совах мечтаю! — сказала девушка. — Чем больше леммингов, тем больше сов!
— Люди, а я мечтаю о манной каше, есть охота. Как там наш повар? — Бисер глянул на поскучневшую разом Лизу и рассмеялся.
— Не огорчайся, Лизок. Давай дадим ему ещё немного времени на подготовку. Лиза Петьку жалеет, — пояснил он орнитологу.
— Я, признаться, и злюсь иногда, — девушка, опустив голову, подкинула камушек носком ботинка. — Вчера вот Петрусь снова только глазел и не помогал.
— А ещё он слопал остатки от обеда третьего дня. Или… когда это было? Помню — макароны с тушёнкой. Ты тогда, Тим, ушёл гнёзда обследовать, потому и не знаешь. Мы хотели этим поужинать, все устали, промокли. Разогрели б на примусе, ан нет…
— Понимаешь, Тимоша, мы с папой пошли ставить палатку и надувать матрасы и сказали ему, чтобы примус разжёг.
— А он не умеет с примусом, но не признаётся, — наперебой начали рассказывать папа с дочкой.
— Пап, это он перед тобой петушится.