— Кирилл Игнатьевич, Вы сказали, что у нас кроме карты есть ещё кое-что в запасе, — с надеждой спросил Петя. — Есть! Только, как это использовать? Андрей знал много лучше меня, как опасно ввязаться в поиск. И как сумел, зашифровал приметы. Что он имел в виду? Например, молоток на карте! Масонский знак? Или стихотворение… — Какое стихотворение? — Тимофей, совершенно готовый к походу, застегнул куртку и убрал термос в рюкзак. — Холодно стоять. Ходу, ребята. Расскажу всё попозже. Поехали! Где сумеем — на лыжах, а не выйдет — пешком, — отмахнулся Кирилл. Высокоширотные острова не радуют глаз путешественника. Их называют полярными пустынями, настолько бедны они растительностью даже в самое благоприятное время. Низкие температуры в течение всего года, массы глетчерного льда, а с другой стороны, мощная плёнка холодного воздуха над морем, покрытым вечно дрейфующими льдами. Этого слишком мало для нормального развития растений. Остров Альджера ничем не отличался от своих суровых собратий. Он был большей частью покрыт ледниками, а там, где не было льда, лежал слежавшийся снег, удерживаемый прочной коркой твёрдого наста. Расставшись наконец с Фёдором, которому нужно было возвращаться к своим делам, и договорившись, что он за ними приедет на обратном пути, трое путешественников двигались мимо бесплодных скал и ущелий в этом царстве тумана, холода, ветра и камня. Казалось, здесь вовсе нет органической жизни. Но вскоре это унылое впечатление рассеялось. Следовало только присмотреться. На скалах пестрели цветные пятна лишайников. Маленькая бабочка порхала, еле поднимаясь над поверхностью камней, чтобы её не унёс ветер. Изредка пролетали серебристые чайки, и их белое оперение блестело на солнце и составляло контраст с тёмным фоном расщелин. Небольшое озеро сверкнуло впереди серебряной каплей. — Эх, жалко времени мало! А то можно и рыбку половить, — засмеялся, показав на озерко, Тимофей. — Тим, почему ты думаешь, что здесь есть рыба? — с интересом осведомился Петя. — Да он просто предположил, — откликнулся Кирилл. — Нет, я знаю точно. Видишь, по воде плавает парочка гагар, они только рыбой питаются. Давай обойдём озеро слева. Лыжи оставим здесь и пройдём с камня на камень. Они двинулись по каменистой россыпи, состоящей из угловатых обломков горной породы. А берег поднимался всё выше. Приходилось карабкаться с уступа на уступ, поэтому подъём становился всё тяжелее. В довершение поднялся сильный холодный ветер, заставивший всех надеть капюшоны и застегнуться. Конец озера тут был глухим без истока. Оно упиралось на севере в каменистый вал, поперёк ущелья, похожий на гигантскую насыпь. Дальше к северу раскинулась волнистая равнина, за которой снова поднимались острые скалы. Добравшись до неё, друзья решили сделать привал, перекусить, а потом вернуться к оставленным лыжам. Никакой скалы в форме птицы не было и в помине. — Интересно, тут на склоне дёрн сухой, чуть не тёплый. А совсем рядом лежит снег и не тает, — Кирилл указал на ближайший холмик. — Кстати, мы в Сибири похожий торфянистый дерн часто брали для костра. — Отличная идея, возьми да нарежь! Тесаком попробуй. А Пётр пусть добудет нам снежку. Сварганим чай. Всё интересней, чем из термоса, правда? — Тимофей достал из рюкзака плоский котелок, в котором внутри помещалась такая же фляжка, и протянул Пете. — Лады, Тим, я только отойду подальше. Здесь снег неважный, какой-то серый. Прошло с полчаса, и около двух плоских камней занялся небольшой костерок. Мужчина сложили очаг и обернулись назад в ожидании Пети, как вдруг раздался его взволнованный крик. — Ко мне! Сюда! Кровь! Встревоженные Кирилл и Тимофей поспешили на голос и вскоре обнаружили молодого человека за соседней каменной россыпью. Петя стоял, протянув руки вперёд перед пятном… — Чего? — Что же это? Ярко красная пористая поверхность среди девственно-белого снега протяжённостью метров сорок имела форму неправильного овала. С рук Петьки, который, как видно, схватился за нее, капала вниз алая жидкость. Его растерянное лицо выражало откровенный страх. — Рыжий, спокойно! Топай сюда, я объясню, — позвал его биолог. — Эх, я уж думал! Услышал твое — «сюда» и обрадовался. А тут… эффектно, жаль только не скала. «Без надобности, однако», как сказал бы наш дядя Федя. Петя вышел из ступора, неуверенно улыбнулся и, осторожно ступая и оставляя алые следы, словно леди Макбет, направился к своим друзьям. Бисер, до сих пор не сказавший не слова, напротив изменился в лице и едва слышно пробормотал: — Без надобности, значит. Ага, ну-ну. — И зашагал обратно к костру. Они облазили уже почти весь остров. Запас продуктов подходил к концу, и только медвежатины было ещё в достатке. — Слушай, Кирилл, пора до дому, — сказал однажды вечером чинивший около палатки постромки Решевский. — Меня погонят с работы, а здесь мы всё равно ничего не найдём. И потом. Разве тебе не довольно, что парнишка больше не нюня? Осталось ещё слегка грубым напильником поработать, алмазной крошкой подшлифовать, и все! — Насчёт Рыжего я согласен — есть прогресс. Но я не готов сразу сдаться! А без тебя Тима, мы как без рук. Я тебя как друга прошу — подожди. А я… для кафедры… ну… ага, придумал! Даю слово финансировать экспедицию, куда ты скажешь! — предложил Кирилл биологу. — Хорошо, через день-два должны вернуться наши охотники. Они возьмут тюленя и — на базу. Пошлём с ними просьбу в университет. Пусть передадут по рации. А экспедицию… это надо с шефом обсудить. Иначе, боюсь, не выйдет. Но я попробую! — Отлично. Тогда можно снова за дело, — обрадовался Бисер. — Я проложил два новых маршрута. Глянь на карту и давай решим, как действовать лучше. Слышь, Петь? С утра — на восток! — крикнул он молодому человеку, возившемуся с собаками неподалеку. Петя оставил в покое Песца и заторопился к костру. — Хорошо бы снова поближе к морю. Я сегодня что видел! Два тюленя, ну как собаки! Чешутся так потешно: нос почешут, пузо почешут, вот умора! — затараторил он с энтузиазмом и вдруг скривился от боли. — Ох, опять… что за бодяга? — Ты чего, Петя, — озабоченно поднял голову от карты Кирилл. — Ушибся? — Нет, почему-то живот сегодня болит и ещё тошнит. Не пойму… — А у меня голова трещит, — признался Кирилл. — Тим, а ты хоть здоров? — Я в порядке. Вы, ребята, никак грипп вдвоём подхватили? Как же это вы умудрились? С морскими зайцами целовались? Здесь от холода всё стерильно, все бациллы в анабиозе, — начал было подсмеиваться над болящими Решевский, однако вскоре ему сделалось не до шуток. Кирилл закряхтел и убежал в сторонку. Слышно было, как его выворачивало наизнанку, и он охал и чертыхался. Вскоре за ним последовал и Петрусь. Наконец оба, совершено вымотанные, добрались до палатки и улеглись, стараясь не стонать. Головная боль, резь в желудке и рвота и не думали прекращаться. Тимофей ухаживал за своим лазаретом, как умел. Он кипятил воду и заваривал чай, заставлял своих товарищей пить и помогал, если было надо, передвигаться вконец обессиленным больным. Нечего и говорить, что есть они не могли. Решевский попробовал применить доступные ему методы лечения. Он действовал очень осторожно, чтобы не навредить, поскольку опытный и грамотный полевик-биолог терялся в догадках — он ничего подобного не встречал. Только дня через три друзьям стало немного лучше. Тогда Тимофей решил в первый раз за время этой странной болезни сам по-людски поесть. Он сделал для Кирилла с Петей рисовую кашку, а себе приготовил мяса. Кирилл и Петя не вылезали из мешков. Они только кое-как сели, на коленях у них Тимофей расстелил одеяло и «накрыл на стол». — Всё ломаю голову — что же это такое? Ели мы все одно и то же. Пили воду из растопленного пресного льда. Снег никто не ел на маршруте? — Нет, — раздался вялый, но дружный ответ. — Противоцинготные мероприятия мы проводили регулярно… Кстати, будьте любезны, не забудьте таблетки! — Слушай, доктор, а где же Федя и его охотники? — Кирилл отставил миску и откинулся назад. Сам удивляюсь. Должны уже по всем расчётам быть здесь. Надеюсь, ничего не стряслось. Решевский тоже кончил еду, принёс больным заваренные ольховые шишки и ромашковый чай и пошёл мыть посуду. Прошло с полчаса. Бисер и Петя задремали, а Тима всё не возвращался. Наконец послышались его шаги, и энергичный голос биолога пробился сквозь некрепкий сон двух больных. — Мужики, вставайте, я вам помогу. Пройдёмся немного. Мне такое чудо попалось — увидите и враз выздоровеете! Решевский растормошил своих друзей, вывел их наружу и повёл в сторону от палатки по своим прежним следам. Да сих пор никто не ходил ещё в этом направлении. Там находился заметный бугор, и снег, нагретый на солнце, просел. Он обрушивался иногда с большим шумом, промышленники об этом говорят — «рухал», а по краям провала образовывались большие зигзагообразные трещины. Все трое продвинулись немного вперёд, затем обогнули снежный гребень из наста. И тут перед их глазами предстала удивительная картина! На площади в несколько квадратных метров ледяная твёрдая корка была частью сломана, частью сошла. Вся открывшаяся поверхность представляла собой зелёную лужайку, покрытую свежей изумрудной травой, камнеломками и кустиками полярного мака с набухшими и полураспустившимися бутонами жёлтых цветов. А вокруг по-прежнему белел снег, на соседнем бугре обтаявшие участки почти не подавали признаков жизни! — Красота, а? — радовался биолог. — Я тут сначала упал, провалился и увидел! А уж потом для вас расчистил! Петька, просветлевший милой улыбкой, тихо сказал: — Что за страна! Весна подо льдом. — Потом он вздохнул — Здорово. Но я уже не прочь дома на нормальную весну взглянуть. Бледный Кирилл, держащийся за плечо Решевского от слабости, сначала не сказал ничего. Он судорожно сжал руку, наклонился вперёд и сорвал четырёхлепестковый цветок. Затем он начал еле слышно что-то шептать. Занятые полярным дивом Пётр и Тимофей не обратили на это внимание. Тима был доволен успехом своей затеи. Положительные эмоции лечат не хуже таблеток! — А сейчас потихоньку обратно. Может, у вас от прогулки аппетит появился? У нас ещё мясо осталось. — А что? Я поем. Кирилл Игнатьевич, а Вы? — Ну разве самую малость. — А я прилягу, пожалуй. Что-то голова разболелась, — беззаботно бросил Решевский, в то время как Кирилл с тревогой на него поглядел. Они добрались до лагеря и вправду поели. А через несколько часов все трое, полностью измочаленные рецидивом болезни два ветерана, и беспрерывно в голос стонущая новая жертва, уже почти не поднимали головы. Кирилл бредил. Человек, прислушавшийся к тихим словам, что он бормотал, с трудом разобрал бы… — Снег. Прости. Прости и меня не зови. Но никого не было на затерянном островке архипелага. Некому было услышать Кирилла, некому и прощать. Громадные льдины со скрежетом и визгом тёрлись друг о друга, ломались, становились на ребро, торосились и снова рушились под собственной тяжестью. Небольшая артель промышленников-зверобоев отправилась на промысел гренландского тюленя по дрейфующим льдам. Лодка-ледянка — «Бурса» то плавно скользила по ровному ледяному полю, оставляя за собой прямой след, то, не задерживаясь ни на секунду, с ходу соскальзывала в полынью, по инерции переплывала на другую её сторону, и снова выбиралась на лёд. Затем она с разгона выскакивала на торосистый барьер, а перевалив его, быстро опускалась на гладкие льдины. Вот так и шла «Бурса» по дрейфующим льдам, как по суше, не боясь преград. Лодку-ледянку на полозьях вели четверо. Они шли по двое с лямками по бортам, а еще один был впереди на «шишке». Лодка была почти до краёв заполнена шкурами тюленей. За ней следовала другая — меньше, ведомая только тремя. Она так и называлась — «тройничок», и полозом для неё служил окованный железом киль. В этой лодке среди прочего помещалась лёгкая походная нарта и сидели, повизгивая, ездовые лайки. Зверобои отмахали уже сегодня километров двадцать и теперь взяли курс на остров Альджера, чтобы сделать привал, переночевать и навестить последнюю в этот рейс тюленью залёжку. Ещё немного, и они высадились на берег и разбили лагерь. Над лодками натянули брезент в виде двускатной крыши. На поставленных вертикально баграх проветривалась меховая одежда и обувь. А сами промышленники занялись разделкой добытых ими тюленей. Дядя Федя, шедший через льды впереди, однако, распрощался с охотниками, снарядил нарту, запряг собак и отправился отыскивать группу Решевского. Собаки резво бежали вдоль берега. Было поздно. Над северным горизонтом в туманной дымке моря повисло полуночное солнце, распространяя ни с чем не сравнимый таинственный свет. Всё вокруг словно вымерло. Ни один звук не нарушал тишины бесконечного полярного дня. Вдали над морем бесшумно, словно духи, парили буревестники. Постепенно становилось холоднее, и наконец пошёл снег. Каюр начал уже подумывать о ночёвке, как вдруг за очередном поворотом крутого берега увидел палатку. Каюр обрадовался — нашел! Но рядом с ней были многочисленные следы песцов, и только. Он объехал вокруг — с наветренной стороны на свежем снегу снова ни единого признака присутствия человека. Фёдор соскочил с нарты, привязал собак к валуну морены, в несколько прыжков добежал до застёгнутого клапана и попробовал открыть защитную створку. Он возился довольно долго, всё время окликая жильцов, но ответа не получил. Наконец ему удалось справиться с клевантами и завязками — молнии на крайнем севере лучше не применять — и увидел… Трое друзей неподвижно лежали в спальных мешках. И охотник, повидавший на своём веку немало смертей, решил, что люди мертвы. Он включил фонарь, всмотрелся в изжелта-бледные лица, прислушался и не услышал дыхания. В палатке стоял ледяной холод. Москвичи не подавали признаков жизни.