— Поохотиться? Можно и так сказать. Мы с коллегами… познакомтесь, кстати, ребята! Родик Костенко — указал он на соседа повыше с усами. А это Виктор Вагнер. Коротко стриженный рыжеватый, усыпанный веснушками блондин протянул сначала руку Кириллу, а затем и остальным. — Мы в погоне за крупной… мухой. Следы ведут в Приполярное, — закончил тем временем фразу Анатолий Мордвин. Глава 58 — Толя, он всё забрал. Мы даже не подозревали, куда он скрылся. Никто его не преследовал. Так почему он так хотел нас убить? — Вы все знали его в лицо, могли опознать, — пожал плечами Мордвин, — если бы дело до этого дошло. — Охотником назвался, — усмехнулся Решевский. — А он, вправду, охотник. И стреляет отлично из всего, чего хочешь от рогатки до… арбалета! Профессионал высокого класса. Всё, что делал, делал прекрасно, — горько усмехнулся Анатолий Мордвин. — Я его знаю очень давно. Он был отличный парень — добросовестный, честный, способный и всегда готовый учиться. Слушая эту характеристику, Петя мало-помалу, закипавший от возмущения, наконец не стерпев, взорвался. — Анатолий Александрович, Вы о нём, как о лучшем друге говорите! А этот гад нас только случайно не спалил живьём и… — Да ладно, Петь, — остановил его спокойно Кирилл, заметив, как потемнело лицо Мордвина. — Люди меняются, к несчастью, а мы… не всегда эти изменения успеваем заметить и, тем более, понять. — Парень прав, Кира. Я с себя вины не снимаю. Я ему полностью доверял и «поручил» ему вас. Он всё… всё! знал от меня. Я оплошал, мужики! — Толя, брось ты! Иисус, и тот с Иудой, сидел за одним столом. Ты вот что мне лучше скажи, — желая отвлечь друга от мрачных мыслей, сказал Кирилл. — Почему он нас не перестрелял по одиночке? Всё какие-то сложные манипуляции… — Это я как раз могу понять. Знаешь, одно дело команду подать или создать условия, а другое — самому. Своими руками. Ничего тебе плохого не сделавших людей! Кстати, он у Пироговой организовал, чтобы тебя поджидали. В этой вот деревне «Лукашки». Он отдал приказ по всей форме, а потом следы уничтожил — на бумаге и среди смертных. Двое офицеров погибли. При этой страшной новости все замолкли и обменялись растерянными взглядами. — Ладно, к делу, — решительно продолжил Мордвин. — Мы его обложили. Теперь ему некуда деться. Это для нас всё тут на Севере на одно лицо — просторы и лёд, и снег. А местные звероловы замечают каждую мелочь. И потому они его засекли. Я от них узнал, что он прячется на острове «Гусиный», и пограничникам сообщил. И пограничники по нашей просьбе на вертолёте это перепроверили и подтвердили. Я тут же собрался к вам. Мне надо знать, что вы все в порядке, и не пытаетесь на свой страх и риск его отловить. Полковник испытующе оглядел друзей. Они молчали. Чувствовалось, однако, что перспектива сидеть в сторонке не радует никого. — Нет, как же так? — наконец начал Тимофей. — Стервец мою собаку убил, моих друзей… — Ага, сначала, всё-таки, собака, потом друзья! — попробовал обратить всё в шутку Анатолий Александрович. — А я? Толь, я в армии служил. И у меня свой собственный счёт — я только чудом… — Кирилл осёкся, взглянув на дочь, а Мордвин сразу воспользовался представившейся возможностью. — Кира, вы собираетесь начать военные действия, а кто останется тут? Или детёныш тоже, как амазонка? — и он кивнул головой в сторону Лизы. — Нет, дядя Толя, — неожиданно твёрдо и спокойно ответила она. — Я хочу быть врачом, сколько я себя помню. Я уже в гимназии два последних года помогала в госпиталях, а на втором курсе ездила в Африку проводить вакцинацию против полиомиелита. Я вас всех буду лечить, бинтовать и зашивать, если надо, а вот ловить и наказывать — нет. Стрелять умею тоже, но не хочу! В конце концов было решено, чтот на «Гусиный» на пограничном катере поплывут все, кроме Лизы. Но задержание проведут лишь те, кто должны. И сейчас группа захвата, в белых маскхалатах двигалась рассеяной цепью к тому месту, где по данным разведки в пещере схоронился Еремей. Они спустились на морской лёд и пробирались к высокому торосу, чтобы с его вершины высмотреть наиболее удобный пыть до нее. Перед ними простиралось сплошное гладкое снежное поле, на котором, разве что, в нескольких местах виднелось несколько небольших бугорков. — Всё, ребята, мы на месте. Весь остров просматривается, мне сейчас сообщили. Он может быть только в пещере. Второго выхода нет. Родик, давай: ты я и Вальтер. Внимание, пошли! — скомандывал полковник. Трое ловко подползли к входу, затем прозвучали громкие голоса, выстрелы вхолостую, дымовая шашка просвистела в тёмную пасть пещеры и, наконец, всё смолкло. — Нет там никого, товарищ полковник, — матерясь, вытирая слёзы и чихая, доложил Родик, вылезший на свет божий. — Вещи есть, даже вот это! — он выложил перед Мордвиным тёмно-коричневый деревянный, окантованный затейливыми медными скобками сундучок. — Пустой, конечно. Ну а птичка, то бишь… этого… «муха» улетела! Изумлению и ярости Мордвина не было предела. Он повернулся, махнул рукой и побрёл в сопровождении своих ребят назад. Примерно в трёхстах метрах от ледяного поля перед пещерой проходили с обеих сторон гряды торосов. Люди смотрели под ноги. Понурые, вымотанные ожиданием схватки и опустошённые неудачей, они не смотрели по сторонам, как вдруг Вальтер споткнулся. Он потерял равновесие, замахал руками и пошатнулся. Взгляд его при этом невольно упал между торосов. — Гляньте, полынья, а рядом тюлень! — удивился он. Действительно, животное расположилось почти у самого края. — Это морской заяц, — заметил Тимофей, и все остановились поглядеть на него. — Любимая добыча местных. Лежит, как будто дремлет. А чуть что, уходит под лёд. Охотник к нему против ветра должен ползти, чтоб не спугнуть. Они даже за солнцем следят — тюлень не любит ярких лучей. — Мужики, а вот и «охотник»! — пограничник указал рукой на торосы. Медведь ходил взад и вперёд под самой грядой, желтовато-белый словно гора старого снега. Выделялся только его чёрный нос. Он сильно вытягивал шею, качал головой и то ложился на живот, то снова вставал. Наконец, он взобрался на вершину гряды, пошёл по ней, нюхая воздух, остановился, и вытянувшись всем телом вперёд, заскользил вниз. На несколько секунд они потеряли его из виду. Распластавшись на бугристой поверхности, зверь совершенно слился со льдом. Различить медведя, быстро скользившего на животе среди заструг, было бы нелегко, но чёрный нос им снова помог. Он мелькнул на минуту, и тут же исчез, но люди уже заметили хищника. Медведь передвигался, отталкиваясь задними лапами, а голова его была плотно зажата между передними! Это что же он, нос свой прячет? — прошептал Родик, — смотрите, метров пятнадцать осталось. Заяц спит, и зверя не видит! В эту минуту медведь очутился рядом с тюленем и тяжело опустил огромные лапы на голову зайца. Воздух прорезал истошный вопль, что-то взметнулось вверх, а две тёмные тени полетели вниз в полынью. Через несколько секунд медведь вынырнул далеко впереди из другого разводья и вместе со своей добычей скрылся во льдах. Люди не сразу поняли, что произошло. Они с запозданием принялись стрелять, что-то кричали, побежали, скользя и падая, к полынье и остановились, не добежалв нескольких шагов до воды, потрясенные ужасной догадкой. На льду среди пятен крови лежала хорошо выделанная шкура тюленя с вырванным боком. Рядом валялась оторванная кисть левой мужской руки. — Часы «Сейко», — пробурчал Кирилл Бисер, — ну и дела! Глава 59 Прямо с улицы к ним было попасть нельзя. Следовало сначала нажать на кнопку, назваться, объяснить цель своего визита и подождать. Оттилия, быстро представившись, нервно проговорила: — Мне назначено на десять тридцать. Я вам вчера звонила. Два часа назад мне опять подтвердили. Городской этнографический музей, отдел костюма и интерьера. — Пожалуйста, фрау Любке. Главный криминалькомиссар Ленц вас ожидает, — ответил ей вежливый женский голос. Бледно-желтая дверь в металлической раме с жужанием открылась и, поднявшись на один марш вверх, взволнованная женщина вошла в большую светлую комнату с окнами, наполовину прикрытыми вертикальными серыми жалюзи. Солнце тут не било в глаза, но бросало яркие блики. Оттилия прищурилась. Письменные столы с плоскими экранами компьютеров, ряды книжных полок с разноцветными папками, чёрно-серебристые стулья на колёсиках — бюро как бюро. Она обогнула группу сотрудников в форме и без, что-то оживлённо обсуждавших между собой, едва не споткнулась о громоздкое устройство для уничтожения актов, стрекотавшее, словно кузнечик, измельчая бумагу, и совсем уж собралась обратиться с вопросом, когда услышала за своей сприной: — Фрау Любке? Здравствуйте, сюда, пожалуйста. Навстречу ей из-за большого г-образного стола поднялся невысокий стриженный ёжиком плотный мужчина, уже заметно начавший седеть. Он пожал руку Оттилии, посмотрел на неё внимательно и приветливо улыбнулся. — Я думаю, мы лучше сразу пройдём в мой кабинет и там спокойно поговорим. Я сейчас попрощу нам сварить кофе, не возражаете? — Я? Да… с удовольствием. Хотя, знаете, господин Ленц, я уже вторую неделю толком ни есть, ни спать, ни пить не могу. Он в ответ снова улыбнулся, показав ряд крепких желтоватых зубов, и заметил: — Я по вашему голосу сразу почувствовал, что вы нервничаете. Но теперь самое страшное уже позади! — Этот ещё почему? Так вы уже знаете… а что? — изумилась Оттилия. — Только предполагаю. Просто жизненный и служебный опыт. Он слегка заговаривал ей зубы, чтобы успокоить и дать время собраться с мыслями. Однако делал это доброжелательно и спокойно, не уводя далеко от сути дела. — Ох, пожалуйста, господин Ленц, если вам известно и без меня… — она запнулась и замолчала. — Да нет, я просто навёл справки и сделал выводы, — снова пришёл он ей на помощь. — Вы ведь вчера говорили с моей секретаршей? — Да, конечно. Она спросила, готовы ли вы коротко рассказать о сути дела. И я ответила: «Нет!» — Но вы назвали своё имя, место службы и род занятий. И когда вас Габи спросила… Во время беседы Оттилия Любке слегка порозовела и оживилась. Она стала с интересом следить за мыслью собеседника, перестав судорожно сжимать в руках папку с надписью «Business Partner Bavaria» и судорожно вздыхать. — Она спросила меня, приватный это вопрос или служебный, и я объяснила, вернее… — Вы сразу дали понять, что дело касается музея. Дальше не сложно. Хранитель музея обращается в криминальную полицию. Хочет говорить только лично со мной. Мой секретарь должен такой визит для меня подготовить. И вот, что случилось, я не знаю, конечно. Однако самые простые вещи… — Что я до сих пор «не привлекалась»? Дверь кабинета с тоненьким скрипом отворилась, и миловидная девушка внесла поднос с двумя чашками кофе, английским овсяным печением, молочником и сахарницей. — Спасибо, Габи. Поставь, пожалуйста. Я сам поухаживаю за нашей гостьей. Фрау Любке, вам с молоком и сахаром? — Спасибо, да, — Оттилия посмотрела на чашки и перевела взгляд на столешницу. Войдя, она совсем не обратила внимание на кабинет. А он без сомнения того заслуживал. Хозяин кабинета сидел за объёмистым письменным столом тёмного дуба, покрытым зелёным сукном. Ножки его, выполненные в виде львиных лап, были из начищеной бронзы. Простой, бронзовый же, подсвечник стоял в правом углу, и его три свечи пахли так, что сомневаться не приходилось — они из настоящего воска. Несколько хороших цветных гравюр были развешены по стенам. «Вот этот сверху — Дюрер. А слева — совсем интересно. Хольбайн старший. Я-то его люблю. Только мало кто из неспециалистов его знает,» — пронеслось в голове фрау Любке. Господин Ленц молча пил кофе и терпеливо ожидал, когда она вернётся к нити беседы. — Как вы находите мои гравюры? — наконец спросил он. — Я очень люблю наших стариков. А то, что вы не забыли Хольбайна — папу, просто сюрприз, — охотно отозвалась Оттилия, тоже приступив к кофе.