– Вот об этом и говорили. Я была так счастлива…Потом я пошла в туалет и услышала выстрелы. – Сколько было выстрелов? – Не знаю. Я так испугалась. Сначала просто стояла возле умывальника, затем подумала, надо запереть дверь. Она была закрыта, но не заперта. А потом подумала: нужно бежать. Я… я сама толком не знаю, о чем думала. Было так страшно… я ничего не понимала. Когда стало тихо, я открыла дверь и вышла… – Туалет был рядом со столовой? – Да. В коридоре. Из холла дверь в коридор, а еще в сад. Я подумала, надо бежать через сад. И позвонить… кому-нибудь. Но я хотела знать, что с мамой и с дедом… Я… вышла и увидела его. – Убийцу? – Да. Он появился из столовой, в руках у него был пистолет. Это я точно помню. Я подумала, нужно спрятаться. Вернуться в туалет, запереть дверь. Глупость, да? Мобильный остался в столовой… Он бы вышиб дверь и убил меня. Но было так страшно, я хотела спрятаться… – Тут девушка зажмурилась, было видно, как трудно ей говорить, какую боль причиняют воспоминания. – Никуда я не побежала, стояла и смотрела на него… на его руку. А потом он выстрелил. Больше я ничего не помню. – Очнулась ты уже здесь? – Нет. Я очнулась, когда приехала «Скорая». Меня положили на носилки, и я пришла в себя. Мне так сказали. Но я ничего не помню. Следователь спросил, кто вызвал «Скорую». У меня об этом очень смутные воспоминания. Помню, что ползла к телефону, но, может, это было в бреду? Когда следователь спросил о звонке в полицию, я поняла: это вовсе не бред. Я смогла добраться до телефона. – Это тот телефон, что был в холле? – Да. Совсем рядом с туалетом. Когда приехали полицейские, трубка валялась на полу. – Но сам звонок в памяти не остался? – Нет. Этот звонок не давал мне покоя, понятно, что позвонить могла только Надежда, остальные к тому моменту уже скончались. Но что-то упорно смущало, а теперь выяснилось: девушка ничего не помнит. Вполне логично заключить: звонила она. Но логика иногда подводит. – Ты знала, что в доме находится крупная сумма денег? – Не знала… то есть я знала, что дед картину продал. Я слышала их разговор с мамой. Деньги в доме всегда были. Дед говорил: ничего нет надежнее наличных. – Она произнесла это с серьезным видом, имитируя интонацию деда, получилось очень смешно, хотя вряд ли она этого хотела. У меня были еще вопросы, например, о Лотмане, о возможном любовнике матери, но я поняла, что задавать их сейчас не стоит. Тем более что есть люди, которые могут рассказать об этом вместо нее. – Что ж, спасибо, – сказала я, поднимаясь и едва заметно кивнув Вадиму. – Вы будете его искать, да? – тихо спросила Надя. – Кого? – Убийцу. Будете? – Вообще-то это дело полиции, – пожала я плечами. – Наше дело – ваша безопасность, – успокоила я ее, как могла. Она вздохнула с заметным облегчением, а я, сказав: – До свидания, – покинула палату. По коридору навстречу мне шла медсестра, с которой мы разговаривали на посту. – С лечащим врачом виделись? – спросила она. – Нет. В палате его уже не было. – Он сейчас в ординаторской. – И кивнула куда-то за мою спину. Развернувшись и последовав в указанном направлении, я вскоре обнаружила ординаторскую, постучала и, услышав короткое «да», вошла в комнату. Три стола были пусты, за четвертым сидел мужчина лет тридцати пяти, пил чай из бокала с сердечками и одновременно что-то искал в компьютере. На меня взглянул с интересом. – Я бы хотела поговорить с лечащим врачом Нади Мызиной, – поздоровавшись, сказала я. – А вы кто? Родственница, подруга? – спросил он вполне доброжелательно и кивком указал на стул, предлагая сесть. Предложением я воспользовалась и ответила уклончиво: – Родственников у нее не осталось… Как ее дела? – В физическом отношении – хорошо, – пожал он плечами. – При других обстоятельствах я бы выписал ее еще неделю назад, но… подобные трагедии накладывают отпечаток. Ей, безусловно, понадобится помощь психолога, а еще любовь близких. Только она способна исцелить. – Значит, она практически здорова? – Пару дней мы ее здесь можем подержать. А дальше… – Он пожал плечами. – У нее, кстати, есть где остановиться? Вряд ли ей следует возвращаться в дом, где все случилось. – Мы что-нибудь придумаем, – кивнула я. – Можно вопрос? Насколько серьезным было ранение? – Любое огнестрельное ранение – серьезно. Она потеряла много крови. – Надя мало что помнит. Она могла позвонить в полицию после того, как в нее стреляли? – Она могла прийти в себя, а потом вновь потерять сознание. Будь на ее месте мужчина, да еще тренированный, военный, к примеру, мог бы сам себе оказать первую помощь, не только позвонить. – То есть ранение не было смертельно опасным? – Что-то я не пойму, – покачал он головой. – К чему вы клоните? – Я думаю, следователь задавал вам подобный вопрос. Нет? – Я сделала паузу, но врач ничего не ответил, и мне пришлось продолжить: – Убийца хладнокровно расстреливает всю семью, вполне логично… – Вот вы о чем… – кивнул врач. – Пуля попала в плечо, прошла навылет, не задев жизненно важных органов. Но это могло быть везением. Это первое. И второе. Если бы «Скорая» не приехала вовремя, девушка просто бы истекла кровью. – То есть он хотел ее убить? – А у вас, что же, есть сомнения? Странные вопросы вы задаете, – усмехнулся он. – На самом деле вопрос разумный. Если хотел убить, вдруг да и решится повторить попытку. Я поднялась и поспешила удалиться, пока врач сам не начал задавать вопросы, на которые мне не захочется отвечать. От встречи с Надей осталось тягостное чувство. Я очень хорошо понимала, каково ей сейчас. Отчаяние, нежелание жить дальше в мире, где все, кого ты любишь, могут погибнуть в один миг. И вместе с тем возникло ощущение, что нечто важное ускользало от моего внимания. Досадливо чертыхнувшись, я покинула больницу и достала мобильный. Следовало позвонить Бергману, рассказать о разговоре с Надеждой и узнать новости, если они есть. А также получить новое задание, коли таковое появится. Лично у меня особых идей не наблюдалось, надо было успокоиться и немного подумать после встречи с девушкой. Авось и замаячит на горизонте то самое, что пока словами не обозначишь: тревожащее и ускользающее. Но вместо Бергмана я для начала позвонила Диме, что, в общем-то, неудивительно: он во всех смыслах куда симпатичнее, к тому же мне не терпелось обсудить с ним недавние события наедине. Дима ответил сразу. – Привет, – голос звучал так, точно он только-только пробежал стометровку. – Ты чем занят? – засмеялась я. – Пытался догнать троллейбус. – Я знаю о твоей нелюбви к личным автомобилям, но… о такси ты, вероятно, слышал. – Обещаю им воспользоваться, если скажешь, где тебя найти. – Я возле больницы «Скорой помощи». – Какое впечатление о пострадавшей? – Тягостное. Жалко девушку. Кстати, Вадим вызвал у нее большую симпатию. – Тогда ей следует готовиться к испытаниям, – усмехнулся Дима. – Воин обожает интрижки, но вряд ли способен на высокие чувства. А ведь о них девочки обычно и мечтают. – Обо всех не скажу, но я мечтаю однозначно. – Тогда тебе повезло, что ты выбрала меня. Жди возле больницы, я сейчас подъеду. Он отключился, а я отправилась в сквер прямо напротив центрального входа в больницу. Первые пятнадцать минут я рассматривала прохожих, потом начала поглядывать на часы. Еще через пятнадцать минут стало ясно: либо Димка находился на другом конце города (о чем мог бы и предупредить), либо на такси решил сэкономить и не спеша передвигается на общественном транспорте. Проще всего было позвонить и спросить, куда он запропастился. Однако было интересно, как скоро вспомнит обо мне сам Димка, появится или позвонит, скромно извинившись за задержку. Ждать пришлось больше часа. За это время легкое раздражение сменилось недоумением, а потом и вовсе философскими размышлениями. Например, такими: любопытно, какое место я занимаю в списке его ценностей? С каждой минутой мой рейтинг опускался все ниже, пока я не начала сомневаться: а присутствую ли я там вообще? Когда ответ мною был дан, причем отрицательный, Соколов наконец объявился. Правда, только по телефону. – Это я, – произнес он виновато. – Привет, – отозвалась я. – Как раз подумала: где ты? Около больницы тебя нет, а ты вот где, в телефоне. – Извини. Срочное дело. Ты все еще возле больницы? – Сама толком не знаю, что здесь делаю. – Я в кафе, возле Театра кукол. Кафе «Крендель». – Дурацкое название. – Согласен. Сможешь приехать? – Наверное. Любопытно узнать, что тебя задержало. Злости на Димку не было и в помине, но если причина, по которой он забыл про меня на час с лишним, того не стоила, я, вполне возможно, соглашусь с Бергманом, что с выбором возлюбленного поспешила, то есть выбор мог быть и получше. Себя я считала девушкой демократичной и терпимой, а теперь вдруг выяснилось, что подобное Димкино поведение запросто может поставить крест на наших отношениях. В общем, возле театра я появилась в довольно скверном настроении. Собиралась отправиться троллейбусом, но все-таки поехала на такси, однако не потому, что не хотела выглядеть мстительной, а из соображения удобства.