Все-таки мы решили изменить свои планы. Идти на медведя с тем, что у меня было с собой — глупо. Ни нормальной брони, ни нормального оружия. Не считать ведь таковым энергопистоль? Шендру с Литвином хорошо — они нормально вооружены и какая-никакая экипировка у них есть. Я же был одет в то, в чем меня Ящерица с друзьями поймал. — Да тебе-то что? Отсидишься в стороне, мы сами все сделаем, — как всегда беззаботный Литвин попытался меня убедить-таки идти на медведя. — Нет, — покачал я головой. С медведем вы справитесь, без вопросов. А вдруг еще на кого нарвемся? Что тогда? — Ну, тогда и разберемся, — пожал плечами Литвин, — на кого мы там нарваться — то можем? Это ж у черта на куличках. — «Тогда» будет уже поздно, — отрезал я. — Нет, сходим в город, отнесем Толянычу шкуры на хранение, я заберу оружие и броню. — Так давай в форт? Там ведь тоже есть НЗ на черный день, — предложил Шендр. — Нет, — покачал я головой, — пусть НЗ будет НЗ, я свой ствол хочу, да и бронька лишней не будет. На форте ведь ничего такого нет? Ну вот. А еще, кстати, в городе Кийко подберем. На том и порешили. Провернулись мы быстро. И вот, уже впятером (Я, Шендр, Литвин, Кийко и Мундалабай, привязавшийся к нам, как банный лист и от которого избавляться я передумал) бодро шагали в сторону, где, если верить карте, должен был обитать «опасный зверь». И если верить Гринбергу, зверь этот должен быть медведем. Если говорить предельно точно, то «бодро шагали» мы минут пятнадцать назад. А сейчас, как раз на протяжении этих самых пятнадцати минут, сидим на месте и обсуждаем обнаруженный Литвином подозрительный след. Наш отряд разделился на две ожесточенно спорящих друг с другом стороны — Литвин и Мундалабай доказывали, что данный след означает, что здесь поблизости мары и опасно идти валить медведя. Выстрелы могут услышать, и тогда… Шендр и Кийко скептически отнеслись к находке и придерживались мнения, что след мог принадлежать и обычным колонистам, которые прошли здесь черт знает когда. Да и то, что мы начнем расстреливать медведя, не является такой уж опасностью — пока поймешь, с какой стороны ведут огонь, пока дойдут, мы успеем или уйти, или подготовиться к торжественной встрече. Я не спешил поддерживать ни одних, ни других. Однако, похоже, пора было вмешиваться в спор, так как аргументы у обеих сторон иссякли, а в дело пошли подначки, шуточки и откровенные оскорбления, общение на повышенных тонах. — Так, стоп! — я обратил к себе внимание, заставив прекратить спор. — Давайте еще раз все по порядку. Литвин, с чего вы с Пятницей решили, что это след именно мара? — Отпечаток ботинка, кэп! — ответил Литвин. — Это не стандартная обувка. У нас их всего три или четыре модели. И у всех отпечатки совершенно другие, не такие, как то, что мы видим здесь. — А какие мы видим здесь? — Это ботинок военного образца. Такие, скорее всего, таскают наши гарнизонные. Но я сомневаюсь, что кто-то из доблестных вояк решит дойти аж досюда. Они с горем пополам в последнее время окрестности Речного осилили. Да и то, не далее, чем на пару километров от города. — Да могли выменять у вояк эти ботинки, могли на складе купить. Мало ли! — встрял Кийко. — Нет, — покачал головой Литвин, — такого добра на складе точно нет. Да и Шендр подтвердит. Шендр молча кивнул головой. — И вояки такие боты не отдадут, — продолжил Литвин. — Да и вообще, ты бы сам ношенную обувь выменивал? Короче, просто поверьте мне — такие ботинки могут быть только у маров. Это старые военные модели, давно выброшенные со складов длительного хранения на рынок, которые можно легко купить на любой захудалой планете. И их наверняка скупили оптом и притащили сюда контрабандисты. — Ну, хорошо, допустим, — согласился Кийко, — но почему в них не мог быть обут колонист? — Потому, что какой смысл переться колонисту к марам и покупать такую обувашку? Или еще лучше — снимать ее с трупа? Ходим в нашем, и горя не знаем. — Ладно, пусть будет по-твоему, — согласился Шендр, — с чего ты взял, что мар тут был не один и прошел совсем недавно? — Дерьмо засохнуть не успело, — вполне серьезно ответил Литвин. — Нам повезло, что он вляпался в оленью кучу. Так бы след могли пропустить. — А что, он был не один? — Мары ходить три или больше, — вступил в разговор Мундалабай. — Так. Ладно, у Литвина следопыт прокачан, а ты то, косорукий, как в индейцы попал? — хмыкнул Кийко. — Индейцы? Моя не индеец. — Ему можешь поверить, — вступился за Мундалабая Литвин, — родиться и много лет прожить в джунглях ‒ много стоит. — Не сомневаюсь, — сухо откликнулся Кийко, — но как он узнал, что маров было несколько? Духи леса подсказали? Или на эти антенны сигнал поступил? Кийко указал на шлем Мундалабая. — Там сломан ветка, — указал Мундалабай рукой на ветку позади себя, вообще никак не отреагировав на подначку Кийко, — там, где стоять ты, трава примята, не успеть снова стать. — И что? — Шли три, там, тут и там, — Мундалабай по очереди показал на место, где была сломанная ветка, где был обнаружен след, и туда, где сейчас стоял Кийко. — А чего их следов мы не увидели? — не сдавался Кийко. — Потому, что куча дерьма тут только одна, — вскипел Литвин, — если бы вся поляна была в нем, мы бы смогли увидеть, сколько именно тут было маров и даже определить, сколько каждый из них весит. Я уже собрался было вставить свою реплику, тем самым перебив очередной подкол Кийко, но не успел. — Их было шестеро! Мы подскочили от неожиданности и резко повернулись в сторону, откуда звучал этот голос. Метрах в четырех от нас стоял тип в странном одеянии, напоминающем рясу, с накинутым на голову капюшоном. Причем капюшон закрывал лицо, не давая его рассмотреть. Я тут же понял — это либо тот самый тип, которого я повстречал во время своих блужданий по «Туманке», либо просто еще один, на него очень похожий. — Катехумен! Приветствуем! — спокойно сказал я, поймав на себе удивленные взгляды соратников. — И тебе доброго дня, катехумен, — ответил на мое приветствие незнакомец, — вижу, вы идете к хозяину леса? Напрасно. Его уже давно нет. — А где же он? — Ушел. — Куда? — Туда, куда уйдем все мы, — ответил незнакомец. — Те, что пришли перед вами, уже давно убили его. Неужели вы не слышите запах крови, который все еще витает в воздухе? На какой-то миг мне действительно показалось, что я ощутил запах свежей крови. Однако спустя секунду это ощущение исчезло. — Если медведя завалили, нам здесь делать нечего, — со вздохом сказал Кийко. — Напротив, — отозвался незнакомец, — вы пришли как раз вовремя. — Вовремя для чего? — осведомился я. — Для того чтобы очистить это место, — ответил катехумен, — все шестеро, которые прошли здесь, сейчас находятся вон там, в скалах. Он указал своей клюкой, которую держал в руке, направление. — Еще двоих я видел в лесу, с другой стороны скалы. И один был на самой скале. — Зачем вы нам помогаете? — полюбопытствовал Кийко, — и кто вы вообще такой? — Помогаю потому, что так угодно Хрусту. А кто я такой… — мы, естественно, этого не увидели, но я готов был поспорить, что сейчас незнакомец усмехнулся. — Я ‒ тот, кто был здесь до вас. И тот, кто поведал вам волю Хруста. Он развернулся и пошел прочь. — Ну, что я говорил? — торжественно спросил Литвин. — С чего ты вообще взял, что ему верить можно? — сварливо поинтересовался Шендр. — Можно, — ответил я, — уже проверено. Меня интересует другое. Если там, на утесе, мары, что они там забыли? — Шкуру обрабатывают? — предположил Литвин. — Сомнительно. Тащить с собой «НКВД» ради одной шкуры… — сказал Шендр. — Мне кажется, что они там караулят. Ждут чего-то. — Кого-то, — поправил его Кийко, — нас. — С чего ты взял? — удивился Литвин. — Гринберг в городе прислал законника, чтобы тот напомнил нам о необходимости вовремя доставить шкуры. И был акцент на том, что Гринбергу нужна медвежья шкура. Нам даже сказали, где именно медведя искать. — Здесь? — хмыкнул Литвин. — Здесь, — кивнул я. — Значит, однозначно эти типы пришли по нашу душу, — мрачно подытожил Шендр, — предлагаю вернуться.