Здание, в котором жили медсестры, скрылось за пеленой дождя. Впереди высокие стены скрывали блок многоквартирных домов с небольшими садиками. Над покатыми крышами торчали шпили Святого Стефана и Святого Джаспера. И где-то вдали виднелись трубы-близнецы больничного крематория, клубы белого дыма параллельными шрамами пересекали небо. Единственными звуками были шорох листьев и барабанная дробь дождевых капель по черной шкуре зонта. – А они не говорили, что кто-то фотографировал? В мусоре копался? Она отрицательно покачала головой. Два часа мотались по квартирам, квартира за квартирой, квартира за квартирой, беседовали с до смерти напуганными медицинскими сестрами, и единственная версия, которая у нас была, зависела от детектива-сержанта Сабира Ахтара, компьютерного гения, о чем он сам постоянно заявлял. Элис посмотрела мимо меня, куда-то в глубину леса: – Напоминает иллюстрацию из братьев Гримм. – Забавно, что ты это сказала. Давным-давно жила-была молодая женщина, которую звали Дебора Хилл, и у нее… – Пожалуйста. – Элис отвернулась. – Только не сейчас. Давай просто… пройдемся. * * * Медсестра шмыгнула носом, провела скомканной бумажной салфеткой по ноздрям, отчего ее распухший нос задвигался из стороны в сторону. – Нет. Ну, вы понимаете… – Пожала плечами, вздохнула. Она была низенькая, с большими лиловыми мешками под глазами, круглое лицо, оттененное капюшоном куртки. Несмотря на дождь, молния была полностью расстегнута, открывая синюю блузу и бедж с напечатанным на нем именем «БЕТАНИ ДЖИЛЛЕСПИ». Соседка Джессики по квартире. Та самая, которую преследовал бывший муж. Она кинула в рот кусочек жареного картофеля, прожевала, затем наклонилась совсем близко ко мне и заговорила едва слышным голосом: – Кругом полно психов, вы меня понимаете? Я не имею в виду людей с проблемами в обучении или душевнобольных, я говорю про тех психов, которые хотят понюхать твои руки, когда выходишь из женской комнаты. Лежал тут как-то один парень, и вот однажды он заорал, что у него боли внизу живота, а когда я простыню с него стянула, он на меня пописал. – Шмыгнула носом. – Сами понимаете – психи. Очередь за чипсами продвинулась, и перед Элис осталась всего одна медсестра. Мы скрывались под тентом у вагончика. В воздухе стоял запах жареного кляра, горячей картошки и уксуса. Из этого угла автомобильной стоянки больницу не было видно, ее закрывало здание из песчаника в викторианском стиле, напоминавшее надгробие, где держали людей вроде Мэри Джордан. Там их накачивали лекарствами по самые уши и запирали в комнате с решетками на окнах. За зданием торчала башня, но видны были только два верхних этажа. В окнах горел свет, где пониже – серый и тусклый, а в пентхаусе – теплый и золотой. Там находились отдельные палаты для коммерческих пациентов. Бетани отломила кусок рыбы, захрустела кляром. Я кивнул в сторону больницы: – А что пациенты, кто-нибудь жаловался? Она прекратила жевать, проглотила. – На Джессику? О господи, конечно же нет. Она просто блестяще обходилась с мамашами и папашами. Абсолютный профессионал во всех отношениях. Послышался хруст оберточной бумаги, и мимо прошла еще одна медсестра, лицо перекошено – умудрилась засунуть в рот несколько кусков картошки. Худая, серые волосики зачесаны назад. Сморщенный рот с острыми маленькими зубами – жевала с открытым ртом. Оглядела меня с головы до ног, потом повернулась к Бетани: – Это твой бойфренд? Бетани на мгновение сморщилась, потом сменила гримасу на улыбку: – Я просто говорила этому милому полисмену, какой Джессика профессионал. – Джессика? Профессионал? – Хмыкнула. Откусила кончик сосиски в кляре, стала жевать и говорить одновременно: – А помнишь миссис Гисборн? – Джин Макгрютер, не стоит так говорить о… – Так это о мертвых. Не говори о мертвых плохо. Но ведь Джессика жива. – Медицинская сестра Макгрютер повернулась ко мне: – Не так ли? Я открыл рот, но Бетани меня опередила: – А ты видела, что сегодня в утренних газетах напечатали, это просто… – Чепуха. Полиция свое дело делает. Ты что думаешь, будет лучше, если мы встанем здесь как сосиски в кляре и будем всем говорить, как мы ее любили? – У нее во рту исчез еще один кусок картошки. – Вы уже поговорили с бывшим бойфрендом Джессики? – Есть причина, по которой я должен это сделать? Бетани вздернула подбородок: – Это было просто недоразумение. – Даррен Уилкинсон. – Глаза медсестры Макгрютер грозно блеснули, и она перестала жевать. – В первую смену после Дня святого Валентина Джессика появилась с синяком размером со столовую тарелку. Цвета спелой свеклы с желтыми разводами. Естественно, в таком виде она не могла иметь дело с роженицами, не так ли? Так что всю следующую неделю пришлось ей документы подшивать, вести статистику и все такое. – Глубоко и притворно вздохнула. – Она, конечно, это объяснила. Играли они в теннис на игровой приставке Даррена, были слегка датые, и все получилось совершенно случайно. А сломанные ребра? Тоже случайность? – Ты знаешь, она… – А помнишь, когда он ей зуб выбил? Коренной, в самой глубине. Это постараться надо было, хорошо, что челюсть не сломал. Бетани захрустела куском рыбы. – Ее Потрошитель похитил, а не бойфренд. И он никакой не серийный убийца, он в кадровой службе работает. – Любой парень, который бьет свою девушку… – Она просто не хотела шум поднимать, это… – …рыжий ублюдок. Как он мог… – Так, хватит! – Я поднял руки вверх и включил официальный полицейско-инспекторский голос, который так испугал вчера двух идиотов в патрульной машине. – Я все понял. Он избивал ее. Она об этом не сообщала. Они попятились. Уставились на меня. Бетани шмыгнула носом: – Не надо так делать, мы просто пытаемся помочь. * * * Элис прислонилась к двуцветной стене, нижняя половина которой была выкрашена в казенно-зеленый цвет, а верхняя – в цвет магнолии. – Не надо было мне есть всю эту картошку. – Тяжело вздохнула и ссутулилась. – Всего час поговорила с акушерками, и серьезное несварение желудка… Нет, не у акушерок, это у меня несварение, хотя, я полагаю, и у них оно могло бы случиться, но только никто, кроме меня, не жалуется. А ты как? Из коридора донеслись вопли и ругань, перемежаемые резкими воплями. Чудо рождения. – Когда Ребекка родилась, меня рядом не было. Мальчишку покусала собака торговца наркотиками, и я весь день ублюдка выслеживал. Но на родах Кети был. Она была… крошечная. Лиловая вся, орала как резаная, и вся в крови и какой-то слизи. – Попытался рассмеяться, но смех умер, так и не родившись. – О господи, просто порнуха какая-то на тему «Чужого». Вот так вот возвращаешься в прошлое, когда все было возможно и никто не должен был умирать. В середине грудной клетки образовалась трещина, и каждый вздох причинял жгучую боль. Я откашлялся. – И как, час несварения дал тебе что-нибудь? – Все, с кем я разговаривала, боятся Потрошителя. Не идут домой, пока не соберется группа из трех-четырех человек. Парковкой больше не пользуются, потому что видеонаблюдение на ней так и не установили. – Она обняла себя рукой. – Потрошитель превращается в мифологическое чудовище, что-то среднее между Фредди Крюгером, Джимми Сэвилом и Питером Мендельсоном… – Посмотрела на часы. – Если мы будем говорить с бойфрендом Джессики Макфи, потому что поговорить, наверное, нужно, в том смысле, что если он избивал ее, то он, что совершенно очевидно, должен был пройти курсы по управлению гневом, и… – Который час? Она еще раз взглянула на часы: – Четыре без двадцати. – Ладно, закончим с коллегами Джессики, а потом слегка поджарим бойфренда. Но отсюда нужно выехать в четверть пятого самое позднее, чтобы не опоздать к нашему другу, бухгалтеру мафии. Элис уставилась на носки своих маленьких красных «конверсов»: – А можно не называть его нашим «другом», это как-то… – Мы это уже проходили. Или он, или Хитрюга, помнишь? – Я положил ей руку на плечо. – Я знаю, это тяжело, но… Черт. Заверещал лежавший у меня в кармане мобильник. Как раз в это время должен был позвонить Сабир, насчет адреса. Вытащил телефон, нажал на кнопку: – Что тебя задержало? – Это ты, Хендерсон? – Кто угодно, только не Сабир. Вместо вязкого ливерпульского акцента бурчание жителя Олдкасла.