– А что, если ни одно из писем не принадлежит перу Потрошителя? Что, если два разных человека берут на себя ответственность за то, чего они не делали? – Думаешь, что письма Потрошителя – фальшивка? Не может такого быть, они проштемпелеваны за день до того, как были найдены жертвы. – Письма говорят о власти и контроле, и еще – взгляните на меня, я такой особенный. А тела говорят о попытке создать жизнь… – Она взяла пару писем и добавила их к стопке на краю стола. – Убери письма с места действия, и вырисовывается совсем другая картина. Я плеснул себе в чашку свежего чая: – Нельзя. Письма приходили, и в них была информация, которую только убийца мог знать. – Или кто-то из следственной группы. – Это как? Непонятно кто, да еще с машиной времени? Перенесся на пару дней назад и отправил письмо до того, как мы нашли тело? Она постучала пальцами по фотографиям из морга: – Но ведь тела рассказывают совсем другую историю… А что, если… – Нахмурилась еще сильнее. – Что, если письма настоящие и в то же время они – фальшивка? И Потрошитель пишет их не потому, что хочет объясниться, а для того, чтобы запутать следы, в том смысле, что он знает, что мы будем пользоваться ими для того, чтобы его поймать, поэтому он пишет фейковые письма, которые не имеют никакого отношения к тому, что происходит на самом деле, чтобы мы искали совсем в другом месте. – Элис откинулась на спинку стула, улыбнулась мне. Сделала большой глоток из пивного бокала. Подавила отрыжку. – Это он, но он нас обманывает. – Пффф… Как-то уж очень продвинуто, ты так не думаешь? Мне кажется, серийные психопаты не должны быть такими умными. Вернулся Брэд, в одной руке порция виски, заказанная Элис, в другой – бутылка «Джека Дэниэлза». – Давайте я ее у вас оставлю. – Подмигнул: – Скидка для персонала. – Явно надеялся на жирные чаевые. Элис выпила виски, снова наполнила бокал, потом полезла в сумку и вытащила блокнот и шариковую ручку, а Брэд отошел и стал что-то протирать за барной стойкой. – Нам нужно переписать психологический портрет с самого начала. Не обращая внимания на письма, сфокусироваться на жертвах, телах и процессе. Нарисовала на листе блокнота девять прямоугольников, вписала в каждый имя жертвы, соединила их стрелками. Еще линии, над ними – кем работали и возраст. Потом еще линии, на этот раз с ключевыми словами: СЕКС, РАЗМНОЖЕНИЕ, ИЗНАСИЛОВАНИЕ, ЛЮБОВЬ, ГНЕВ, БЕРЕМЕННОСТЬ, РЕБЕНОК, ЛЮБИТЕ МЕНЯ!!! Начала добавлять пунктирные линии и круги. – По статистике, он должен быть белым европейцем, к тому же все куклы, которые он вшивал в жертв, розовые, а не черные и не азиатского вида, и совсем не потому, что этнических кукол нельзя купить, я их видела в магазинах. И лет ему по меньшей мере двадцать пять – тридцать, потому что к этому возрасту у него было достаточно времени для осознания того, что он бесплоден, и для работы над своими фантазиями. Он властен, сдержан, нарциссичен, невозмутим и весьма уверен в себе на людях, но наедине с собой или дома, с людьми, которые его знают, он бывает очень робким, и у него часто возникают проблемы с установлением социальных связей. – Элис нарисовала в углу страницы что-то вроде соски-пустышки. – Я понимаю, что это нелогично, но инвертированное социальное тревожное расстройство часто сопровождается мыслями о том, что он все время носит маску, что он может контролировать ситуацию, потому что он – кто-то другой. – Элис плеснула себе еще немного «Джека». – Мгновенно это не происходит, над этим нужно работать – с возрастом развивать контроль над собой, становиться специалистом в сокрытии собственного «я», пряча реального себя в присутствии других людей. Робкий нервный юноша, который превращается в самоконтролируемого психопата, по уши набитого самим собой. Близкий к полиции, он знает, как можно манипулировать следствием. И может отправить нас искать ветра в поле, и сделает это так, как будто это была исключительно наша затея – искать там, где искать нечего. Я откинулся на спинку стула, побарабанил пальцами по крышке стола. Кто-то, кто мог написать вводящие в заблуждение письма, а потом сделать так, чтобы именно они выходили на первый план. Кто-то, кто мог оттеснить на задний план все идеи Элис, потому что к нему прислушиваются и… Ученик колдуна. «Там есть даже собственная нить повествования. От бестолкового кудрявого помощника до лощеной звезды телевидения в костюме, вы так не думаете? К тому же все мы знаем, что сказал Ницше о звездном небе над нами». Кто-то вроде доктора Фредерика Дочерти. 41 Каретные фонари отбрасывали тусклые золотые круги на стены у входной двери. Над колокольчиком была привинчена небольшая табличка, информировавшая постояльцев о том, что, если они хотят войти в гостиницу после одиннадцати вечера, им следует позвонить. Что я и сделал. «Пайнмэнтл Хоутел» располагался на полпути вниз по Портер-лейн, минутах в пяти от штаб-квартиры Управления полиции. Бетонно-гранитная туша отеля угнездилась среди крошащегося великолепия таунхаусов из песчаника. В тени прятался большой палисад, засаженный кустами рододендронов и буками, напротив входа стояла «сузуки» Элис. Сама же Элис таращилась на меня одним глазом – другой был закрыт – и качалась из стороны в сторону, сидя на пассажирском кресле. Изредка моргала. Повозившись с ремнем безопасности, она открыла дверь машины. Надув щеки, выдохнула. Закрыла ладонью рот. Чудесно. Как раз то, что нужно для регистрации в гостинице, – завалить подъездную аллею непереваренными кусками ребрышек и картофельных чипсов. Пауза. Ее передернуло, и она кое-как выползла из машины. Едва держась на ногах, прислонилась к колонне у входа. Ухватилась за меня. – Хххчуспать. – Слова просочились наружу в облаке «Джека Дэниэлза» и соуса для барбекю. За рифленым стеклом входной двери возникла тень. – Попытайся не выглядеть так, как будто хочешь заблевать все вокруг, а то нам комнату не дадут. – Спааать… Великолепно. Тень заполнила стеклянную панель, клац – дверь открылась. На меня, моргая, уставился мужчина в шлепанцах и черном кардигане, одутловатое лицо изрезано морщинами. От него несло «Ралгексом» и перечной мятой. – Чем могу помочь? – Нам нужно две комнаты. Он еще сильнее заморгал, переводя взгляд с меня на Элис: – Понимаю. – Согнул плечи под мешковатым кардиганом, взглянул на чемодан Элис и на мою спортивную сумку. – Вам с вещами помочь? – Спасибо, не надо. Элис дернула меня за рукав: – Двуспальный номер. Я не хочу… не хочу… одна. – Два номера. Если можно, смежные. У него в руке возник носовой платок, и его нос издал длинный сопливый гудок. – Думаю, мы сможем вас разместить. – Затем он повернулся и поплелся в гостиницу. Клетчатый ковер, стойка регистрации, над ней на стене голова оленя. Стены завешены картинами со сценами охоты и портретами мужчин и женщин в старинных одеждах, все в массивных позолоченных рамах. Мужчина записал наши имена, номер регистрации автомобиля, данные кредитной карты Элис, потом протянул нам пару ключей от комнаты: – Завтрак с шести тридцати до девяти тридцати в зале «Балморал». Я бы посоветовал вам приходить туда не позже семи – у нас проживает большая группа офицеров полиции, и после них в буфете обычно ничего не остается. – Ткнул пальцем влево. – И если вы хотите поставить вашу машину на стоянку, это там, за углом, я дам вам жетон на вход. – Спасибо. Он покопался под столом. Потом вынырнул с хмурой гримасой на физиономии: – Готов поклясться, они были где-то здесь… Подождите секунду. – И снова исчез, зашаркав шлепанцами по клетчатому ковру. Едва он скрылся из виду, я протянул руку и взял со стойки журнал регистрации. Перелистнул на пару дней назад. Вся страница была покрыта именами копов. Рона была права – здесь зарегистрировалась вся команда из спецподразделения, вместе с Джейкобсоном и его группой. И в самом конце – доктор Ф. Дочерти, комната 314. – …была «Любовь среди развалин» и «Дом». Осталось пять минут до полуночи, с вами «Ведьмин час» и я, Люси Роботэм. Жетон, который дал мне ночной портье, открыл шлагбаум, которые преграждал въезд в паркинг, располагавшийся под чем-то вроде конференц-зала. Я провел «сузуки» между массивными бетонными колоннами и припарковался на первом попавшемся свободном месте. Посидел с минуту в машине, болела голова, ногу пронзало болью. – …что нам расскажут завтрашние газеты. «Дейли Рекорд» публикует статью под названием «Попался!», рассказывающую об аресте министра экономики Алекса Дэнса за дачу ложных показаний и воспрепятствование осуществлению правосудия… Еще несколько мгновений, и боль утихла. – «Пресс энд Джорнал» публикует статью «Родители обеспокоены пропажей Чарли», это о поисках пропавшего недавно пятилетнего Чарли Пирса… О господи, что за день такой… – «Индепендент» и «Скотсмэн» пишут о розыске Потрошителя в Олдкасле. А вот «Касл Ньюз энд Пост» посвящает всю первую страницу письму, которое, как они предполагают, было послано убийцей… Выключил радио. Выбрался из машины. Оперся на трость и поковылял к выходу. В паркинге мобильник не брал, но едва я вышел на улицу, на экране сразу же появились четыре палочки. Набрал указательным пальцем номер, потом прислонился к стене и стал слушать гудки. Из трубки загундосил густой, как овсянка, акцент, явно кто-то из Истерхауса: – Полиция Шотландии, Управление Олдкасла. – Это ты, Дафна? Эш Хендерсон. Молоток Робертсон все еще у вас? – Эш, старый пидор, как твоя нога? – Из трубки донесся звук пальцев, бросившихся в атаку на клавиатуру.