Часть 92 из 117 В начало
Для доступа к библиотеке пройдите авторизацию
– Нет, я не хочу говорить с ее мужем, дайте мне старшего поисковой группы…
Пауза. Дочерти подтянул манжеты. Поправил галстук.
– С вашего позволения – мне нужно сказать несколько слов перед камерой, для Скай Ньюз.
Свалил, оставив меня наедине с Найтом.
Найт выпятил грудь:
– Мне кажется, ваше положение очень быстро станет безвыходным, мистер Хендерсон. И для вас, и для вашей подружки, психолога-любителя.
Я встал рядом с ним:
– Единственная причина, по которой ты со своим другом, мистером Мудаком, не валяешься сейчас в углу, подбирая выбитые зубы, заключается в том, что я убийцу должен поймать. – Потрепал его по щеке, она была гладкая и лоснилась. – Но как только я это сделаю…
44
Пара люминесцентных ламп, мигавших в пыльном полумраке, щелкали и жужжали. Откуда-то из самой глубины архива, из-за металлических полок, забитых картонными ящиками, доносилось приглушенное бормотание.
Я поковылял в глубь лабиринта.
Налево. Направо. Снова налево, и передо мной возник вынырнувший из-за угла констебль Симпсон. Он затормозил, моргнул и вытаращил глаза. Отдуваясь, прислонился к полке. Живот вздувался при каждом вдохе.
– Хотите, чтобы у меня инфаркт случился?
– Она здесь?
Показал пальцем себе за плечо:
– Следующий поворот направо, потом протесты против подушного налога, потом опять направо. И пожалуйста, будьте с ней вежливы.
Потом шмыгнул мимо меня и исчез в темноте.
Она оказалась в том самом месте, где, по описанию констебля Симпсона, и должна была находиться.
Элис, скрестив ноги, сидела на полу, окруженная открытыми коробками с файлами, рылась в каких-то бумагах. Плечи вздрагивали. Шмыгнула носом. Вытерла ладонью глаза:
– Прости.
– Не надо извиняться, он…
– Детектив-суперинтендант Найт прав.
– Да придурок он. И Дочерти твой придурок.
Еще раз шмыгнула носом:
– Да, я не вникла в дело. Доктор Дочерти сказал, что Потрошитель начал преследовать своих жертв, а я сказала нет. Но он ведь их преследует, правда? Значит, доктор Дочерти прав, а я нет.
Я повесил трость на полку, сел перед ней на корточки:
– А что, если он прав только потому, что он сам это сделал? Что, если он сам их похищал?
Она взглянула на меня, глаза красные и опухшие.
– Что я здесь делаю, Эш? Ума не приложу. Я никчемная и ужасная, и меня не нужно было привлекать к расследованию, и если Генри и доктор Дочерти не смогли поймать Потрошителя, то что говорить… – Ее плечи снова затряслись. – Какие у меня… были… шансы?
– Успокойся, хватит сырость разводить. – Я наклонился и прижал ее к себе. Ее волосы пахли гостиничным шампунем и выдохшимся «Джеком Дэниэлзом». Она прижалась лбом к моей щеке. Я крепко ее обнял. – Шшш… Это посттравматический стресс говорит, а не ты. Может быть, примешь немного МДМА? Или в стрелялки поиграешь на компьютере? Или еще что-нибудь?
– Мне не нужно было…
– Ты самая умная из всех, кого я знаю, и не надо тебе так переживать. – Я отодвинулся, убрал ей волосы с лица. – Дочерти придурок, и незачем больше об этом говорить.
Она снова шмыгнула носом и кивнула. Вытерла с глаз слезы. Слегка улыбнулась:
– Даже похмелье не помогает…
Я сел на пол, вытянул ноги. Кивнул на папки и бумаги:
– И куда мы пойдем отсюда?
Из тени вышел Симпсон, в одной руке кружка, в другой – зеленое бумажное полотенце.
– Вот. – Протянул все Элис. – Чай. И немного имбирного печенья.
Она прижала кружку к груди:
– Спасибо, Элан.
Я удивленно вздернул бровь:
– А моя где?
– Вы не расстроены. И я вам не мальчик на побегушках. – Пихнул ногой стоявший рядом со мной архивный ящик. – Надеюсь, Хендерсон, вы сможете все поставить на место, когда найдете то, что вам нужно. Здесь и без вас сплошная неразбериха.
– Как будто от этого что-то изменится. Твои владения, Симпсон, это просто зона бедствия, тебе должно быть стыдно за себя.
Он оперся локтем о полку:
– И не надо говорить мне про этих засранцев из операции «Тигровый, мать его, бальзам». – Руки взлетели вверх, локти уперлись в бока, пальцы начали извиваться, голос стал выше на пол-октавы: – «Да мы из спецподразделения, нам никакого разрешения не нужно, сам после нас все уберешь – мы ведь такие сексуальные!» Задроты. Трудно, что ли, вынуть ящик, посмотреть, а потом на место поставить? Зачем устанавливать правила, если ни один придурок не хочет их соблюдать?
Я побарабанил пальцами по крышке коробки:
– И кто тут с коробками баловался? Вся команда Найта? Или только некоторые?
Симпсон надул щеки, выдохнул:
– Сейчас посмотрим… Детектива-инспектора Фута несколько раз здесь застал, в ящиках копался, потом детектив-сержант Грол…
– А как насчет доктора Дочерти?
– Пффф… Этот хуже всех. Копается в ящиках, как ребенок в песочнице. И никакого уважения ни у кого вообще. – Симпсон выпрямился. – Ну, как бы то ни было, кое-кому работать пора. – Развернулся и скрылся в лабиринте архивных стеллажей. – И поставьте все на место, когда найдете то, что искали.
* * *
Я вывел «сузуки» с кольцевой развязки на Шортстейн. Поехал вдоль рядов похожих друг на друга домов из недожженного кирпича с черепичными крышами. Переулочки, манерные названия улиц. Лабрадоры и внедорожники. Элис положила руку на пачку бумаг, лежавшую на коленях, чтобы они не упали:
– Я понимаю, что он может исказить психологический портрет, чтобы не было сходства с ним, но…
– И он все время говорит о письмах. Имеет неконтролируемый доступ к архивам. Каждый раз, когда ты с ним не соглашаешься, он поворачивает дело так, как будто ты не знаешь, о чем говоришь, или просто замалчивает твое мнение.
– Но это совсем не значит, что он – Потрошитель. – Улыбнулась мне, сжала руку. – Очень мило с твоей стороны, но не надо делать из него подозреваемого только потому, что он грубо обошелся со мной.
– Я его комнату навестил прошлой ночью, когда тебя ужином рвало. Никаких признаков жизни. Постель нетронутая.
Она перевернула страницу:
– Ну и что… может быть, у него любовница в городе?
– У него в чемодане лежали женские трусы с бюстгальтером. И еще губная помада с сережками.
Свернул налево, на Кэмберн-Вью-авеню. В промежутках между домами росли деревья, их верхушки тянулись к солнцу, пробивавшемуся сквозь серые с розовым отливом облака.
– Но это совсем не значит, что у него не может быть любовницы.
Я искоса взглянул на нее, она заерзала в кресле: