Ночь пришлось провести в госпитале, а наутро 8 мая 1944 года пришел приказ Ставки командующему гвардейской армией особого назначения прибыть в Потсдам, где ожидается подписание акта о капитуляции. Пришлось ехать, попросив Булочкина присутствовать на похоронах осназовцев. С Олегом хотели поехать неизменные Кутькин и Востриков, но они тоже были ранены, и Северов оставил их в больнице. Правда, им удалось подготовить командарму форму, поскольку та, в которой Олег принял бой, пришла в совершенную негодность и появляться в таком виде перед командованием и союзниками было нельзя. Под кителем с двумя Золотыми Звездами и орденскими планками было намотано такое количество бинтов, что хватило бы на средних размеров мумию, но придавал сил сам факт, что придется, возможно, присутствовать при подписании акта о капитуляции Германии. Что конкретно он должен делать, Олег не знал. Оказалось, что ничего, просто присутствовать. В 19 часов Олега пригласили на телефонный разговор со Сталиным. Верховный ему даже пенять не стал на последнюю выходку, сказал только, что на эту тему поговорит лично при встрече, его голос не предвещал ничего хорошего. И приказал присутствовать на подписании акта, вместе с несколькими другими командармами. Занимающиеся процедурными вопросами люди объяснили Северову, что акт будут подписывать маршал Жуков и главнокомандующий объединенными силами союзников генерал Эйзенхауэр, срочно прилетевший из Северной Африки, где капитуляцию фон Арнима остался принимать Александер. Также со стороны союзников в качестве свидетеля акт должен подписать генерал Монтгомери. Со стороны Германии акт подпишет начальник Верховного главнокомандования Вермахта фельдмаршал Кейтель, главнокомандующий военно-морскими силами Германии гросс-адмирал Дениц и начальник Генерального штаба Верховного командования Люфтваффе генерал-полковник Штумпф. Прежний владелец дворца Цецилиенхоф, в котором планировалось подписание акта, кронпринц Вильгельм, спешно покинул его при приближении советских войск и уехал в Голландию. Как помнил Северов из известной ему истории, подписание второго акта капитуляции произошло в берлинском предместье Карлсхорст в здании бывшей столовой военно-инженерного училища, но сейчас, когда штурма Берлина не было и город с предместьями и пригородами не был разрушен, дворец Цецилиенхоф намного лучше подходил для такого нерядового события. Во второй половине дня вовсю шли подготовительные мероприятия, готовились помещения и документы. Раны у Северова сильно болели и мешали толком сосредоточиться, но Олег остался на узле связи после разговора со Сталиным и связался со всеми своими основными подразделениями, выслушал доклады и отдал необходимые распоряжения, приказав, кроме всего прочего, не расслабляться и бдеть, после подписания возможны эксцессы с его непримиримыми противниками, которым уже нечего терять. Это заняло довольно много времени, и освободился Олег только в половине одиннадцатого. Тут к нему подошел порученец Жукова и повел за собой. Ровно в 23 часа по центральноевропейскому времени в зал, украшенный государственными флагами СССР, США и Великобритании, вошли представители советского Верховного Главнокомандования, а также союзного верховного командования. В зале уже находились несколько советских генералов, дипломатические работники, советские и иностранные журналисты, английские и американские генералы, сопровождающие Эйзенхауэра. Маршал Жуков поприветствовал представителей союзников и распорядился ввести германскую делегацию. По предложению Жукова глава германской делегации фельдмаршал Кейтель предъявил документы о своих полномочиях. Это были бумаги о сложении полномочий с Рейхспрезидента Геринга и Рейхсканцлера Гиммлера и передаче этих полномочий соответственно фон Беку и фон Шуленбургу. А также собственно подтверждение полномочий от нового Рейхспрезидента фон Бека. Затем маршал задал вопрос, имеет ли германская делегация на руках Акт о безоговорочной капитуляции и изучила ли она его. После утвердительного ответа представители германских вооруженных сил по знаку маршала Жукова подписали акт, составленный в девяти экземплярах (по три экземпляра на русском, английском и немецком языках). Затем свои подписи поставили представители союзных войск: Жуков, Эйзенхауэр, Монтгомери. Немецкая делегация покинула зал. Процедура подписания безоговорочной капитуляции закончилась в 23:47 по среднеевропейскому времени (1:47 9 мая 1944 года по московскому времени). После этого все прошли в соседний зал, где состоялся большой прием по случаю окончания войны. Северов стоял в углу зала с бокалом шампанского в руках и смотрел на радующихся людей, произносились тосты, люди смеялись, обнимались, что-то рассказывали друг другу. Со стороны казалось, что совместная победа над таким сильным врагом объединила их всерьез и надолго. Возможно, некоторые так искренне считали. Но Северов знал, что скоро, очень скоро все изменится. Красная Армия в этой истории зашла намного дальше, чем в прошлой, а ведь даже тогда союзники считали, что она забралась слишком глубоко на запад. Нечистоплотность, мелкие и крупные пакости были вполне в ходу еще до окончания войны. Взять хотя бы подписание первого акта о капитуляции 7 мая 1945 года в Реймсе. Олег наблюдал за стоящими рядом Жуковым, Эйзенхауэром и Монтгомери. Георгий Константинович имел вид очень счастливого человека, но взгляды, которые он бросал на своих собеседников, показывали, что благодушной расслабленности у маршала нет. Эйзенхауэр также выглядел очень довольным, но по нему также было видно, что внутри его есть чувство обеспокоенности. Жуков был ему симпатичен как решительный и талантливый военачальник, как человек, который командовал огромной, победоносной, самой сильной в мире армией. Но как представитель своей страны, как человек, принадлежащий к высоким правительственным кругам, он понимал, что вчерашний союзник легко может превратиться в противника. На лице Монтгомери проявления чувств читались гораздо хуже, чем у Айка, но было видно, что его немаленькое тщеславие вполне удовлетворено. Пренебрежительное отношение к русским варварам проявлялось не столь явно, но было ясно, что друзьями этот человек ни Жукова, ни советских генералов не считает в принципе. Вынужден улыбаться, как улыбался бы китайцам или неграм с Берега Слоновой Кости. А самое интересное заключалось в том, что рядовые солдаты и многие офицеры английской и особенно американской армий искренне считали: рассматривать русских в качестве врагов – нонсенс, глупая шутка. Размышления Северова прервал порученец маршала, пригласивший его подойти к тройке главных действующих лиц. – Чего в сторонке стоишь, как сыч смотришь? – маршал смотрел хитро, прекрасно понимал чувства летчика. – Вот, познакомься. И обратился к союзникам: – Генерал-майор Северов, командующий армией особого назначения РВГК. – Здравствуйте, господа! – перешел Северов на английский. – Не имею чести знать вас лично, господин Эйзенхауэр, но о выдающихся полководцах наших союзников у нас знает каждый образованный офицер. Рад знакомству. Генералы вежливо улыбнулись, американец, стрельнув глазами по орденским планкам Олега, осведомился: – Я вижу у вас высшие награды Британской империи. Когда и за что вы их получили? – Крест «За выдающиеся летные заслуги» за оборону Александрии, орден «За выдающиеся заслуги» с планкой за взятие в плен фельдмаршала Роммеля и потопление «Тирпица» и «Шарнхорста». – Генерал Северов имеет высшие степени всех полководческих и флотоводческих орденов Советского Союза. В состав его армии сейчас входят все авианосные ударные группы нашей страны. Это ему сдался итальянский линейный флот, три новейших линкора. Эйзенхауэр с удивлением рассматривал стоящего перед ним молодого человека, планку Медали Почета он тоже разглядел, но спрашивать ничего не стал. А Жуков решил усугубить: – Позавчера всего лишь с одной ротой генерал принял бой с батальоном эсэсовцев, поддержанных бронетехникой. У наших солдат тяжелого вооружения не было, только гранатометы. Дело дошло до рукопашной, из наших в живых осталось всего несколько человек, рота немцев сдалась им в плен, остальные были уничтожены. Генералы разглядывали Олега с еще большим удивлением, потом американец спросил: – Я не понял, кто вы. Пехотинец? Моряк? Танкист? – Я – летчик-истребитель. Теперь морской летчик. Занимался в том числе подготовкой авиагрупп для наших авианосцев. – Генерал Северов окончил академию, занимался проблемами взаимодействия авианосных ударных групп с сухопутными войсками. Имеет непосредственное отношение к разработке новейших типов оружия и тактики его применения. Имеет также ученую степень по военно-морским наукам. – Не все наши противники повержены, – сменил тему Айк. – Япония сильна и капитулировать не собирается. – Немцы полгода назад тоже не собирались, – хмыкнул Северов. – Значит, Советский Союз скоро объявит войну Японии? – Такие решения принимаются на самом высоком уровне. Задача военных – выполнять приказы. Генералы кивнули, было понятно, что русские не могут распространяться на эту тему. Дальше беседа потекла более непринужденно, по просьбе союзников Олег рассказал о действиях своей особой бригады в Северной Африке, о пленении Роммеля, о морских операциях. Монтгомери с юмором рассказывал о своем обучении в Королевском военном училище в Сандхерсте, о службе в Британской Индии. Об ярких эпизодах своей долгой службы рассказывал Жуков, а вот Айк больше молчал, воевать он начал только в Северной Африке и до этого в боевых действиях участия не принимал. В зале стало душно, и гости потянулись на улицу, небо уже начало светлеть, наступали короткие утренние сумерки, наступал рассвет первого мирного дня. Неожиданно где-то неподалеку взлетела ракета, потом еще и еще, раздались выстрелы, а немного спустя докатился долгий многоголосый торжествующий вопль и пошла самая настоящая канонада. – Узнали, славяне, – улыбнулся Жуков. – А ведь и правда, мужики, завершилась война! Пока подписывали, с союзниками любезничали, все как со стороны наблюдал, только сейчас по-настоящему дошло! Американцы и англичане сначала с опаской переглядывались, но вскоре поняли, что стрельба означает не внезапное нападение противника, а что-то вроде праздничного салюта. Разумеется, через некоторое время командиры частей и соединений приняли меры к прекращению пальбы, но успокоились их подчиненные не сразу. Почти три года они шли к этому, теряя друзей, родных и близких, горели, тонули, мерзли, терпели всяческие лишения и мечтали об этом, самом первом дне мира. Северов заметил, что после слов Жукова стоящие неподалеку советские генералы и офицеры, чувствовавшие себя немного скованно на этом приеме, тоже немного расслабились. Он представлял себе, что сейчас происходит, видел много раз в прошлой жизни в фильмах, но видеть – одно, а чувствовать – другое. И как мало тех, кто принял первый удар в июне 41-го, дожили до этого дня! «Но я один из них. И ребята мои! Сейчас тоже стреляют в воздух, обнимаются, орут от радости. И я рад, только в отличие от многих не могу выкинуть из головы того, что ждет нас впереди. Война с Японией, а после нее самое тяжелое. В тот раз мы выиграли войну и проиграли мир, этого не должно больше повториться!» Северов не заметил, как выпил целый бокал шампанского, кто-то сунул в руку новый, полный, осушил и его, с непривычки дало в голову. Разошлись только утром, но Жуков Олега не отпустил, пригласил на завтрак. Северов понял, что маршал хочет поговорить. Командармы, приглашенные на церемонию подписания капитуляции, в большинстве разъехались по своим частям, поэтому кроме них на завтраке присутствовал только маршал Рокоссовский, только что приехавший в Потсдам. – Дела такие, – Георгий Константинович подцепил на вилку кусок курицы. – Италия тоже из войны вышла, маршал Бадольо арестовал Муссолини. Но провернули мы, мужики, просто грандиозную аферу, иначе и не скажешь. Немцы сопротивление прекратили, итальянцы и не собирались, поэтому удалось обеспечить переброску в Рим двух дивизий десантников и несколько групп осназа, с ними прилетел генерал армии Петров, который с нашей стороны и подписал все документы. Фельдмаршал Кессельринг ликвидирован, немцы сдались, капитуляцию подписал генерал-полковник Фитингоф. Петров и с Бадольо все бумаги подписал. Вот так. Сейчас союзнички вой подымут. Не успели они, только на Сицилии высадились. Да, сейчас во Франции высаживаются, прямо в портах Нормандии. А в Бельгию и Голландию мы их не пустим. – Лезть сейчас во Францию навстречу союзникам не лучшая идея, – сказал Рокоссовский. – Мы и так отхватили гораздо больше, чем могли себе раньше представить. Нам с этим надо управиться, а Франция… Не так уж и любят там англичан. Вспомните операцию «Катапульта», им ее французы еще долго припоминать будут. Англичане им попытку удара по Гибралтару тоже напомнят. Так что пусть потягаются, взаимные претензии попредъявляют! – Северов усмехнулся. – Все лучше, чем против нас дружить. Маршалы засмеялись. – Кстати, на севере наши до самого Тромсё проперли, – Жуков принялся за вареное яйцо. – Десант Северный флот высадил удачно где-то неподалеку, да и в сам порт потом пару батальонов выбросили. Немцы сопротивляться передумали. Их, между прочим, тобой пугали! – Как это? – удивился Северов. – Ну не в смысле генералом Северовым. Объяснили, что если они «Тирпиц» и «Шарнхорст» забыли, то можем напомнить. Олег прикинул общую картину, получалось внушительно. На севере Тромсё очень важная база, незамерзающий порт, ключевая позиция для контроля входа в наши северные моря. В Европе – Дания, Бельгия и Голландия. Балтика становится внутренним морем, а Балтийский флот становится Атлантическим. На юге Европы имеется база Саламин, если в Италии дела пойдут, как задумано, то будет база и там, в самом центре Средиземного моря. Плюс Чанаккале, теперь Нахимовск. Черноморский флот становится Средиземноморским. Да еще в войне с Японией что-нибудь отхватим, чтобы обеспечить безопасность восточных рубежей и беспрепятственный выход в Тихий океан. Плюс промышленность почти всей Европы. Скоро все успокоится, люди увидят, что никто не ущемляет их права, что у них есть работа, достаток, защита. Сталин, кажется, проникся мыслью о том, что любое учение должно совершенствоваться вместе с развитием общества. Построение коммунизма, про который пока никто ничего не знает, кроме лозунга «от каждого – по способностям, каждому – по потребностям», не самоцель. Цель – построение сильного государства, способного проводить независимую политику, государства, где социальная справедливость не лозунг, не средство успокоить сознание обывателя, а краеугольный камень внутренней политики. Этой задачи на всю жизнь хватит и внукам нашим останется. Вот построят и сами решат, что дальше. Северов улыбнулся своим мыслям, но Жуков не успел его ни о чем спросить, вызвали на узел связи. Рокоссовский некоторое время разглядывал Олега, потом спросил: – Чем дальше заниматься думаешь? – Верховный говорил о подготовке к войне с Японией. Надо подготовить морских пехотинцев, воздушный десант и спецназ военной разведки. Надо подготовить две авианосные ударные группы и отработать их взаимодействие. Надо не упустить разработку новых видов вооружений. И еще соображения есть. По поводу наработок немцев и их промышленного и научного потенциала. – Кстати! – оживился Константин Константинович. – Тебе Забелин привет передавал и благодарность огромную. Какого-то фон Брауна захватили. Кто это, преступник военный? Никогда о нем не слышал. – Нет, это конструктор ракет. Гитлер придерживался мнения, что вкладываться в разработки, которые не принесут быстрого результата, полгода максимум, смысла нет. Большая ошибка! Так что у немцев много чего наработано, осталось дать возможность доделать. Сумрачный германский гений вместе с нашим нестандартным мышлением – гремучая смесь. Такого наворотим! Офицеры засмеялись, но вошел Жуков и озабоченно сказал: – Будем готовить здесь, в Потсдаме, конференцию глав государств по послевоенному мироустройству. Я назначен главноначальствующим Советской военной администрацией в Европе. Начальствующие по странам назначены, буду координировать их деятельность, ну и за союзниками присматривать. Тебя, Константин, Верховный в Москву вызывает, а ты, Олег, будешь мне помогать. На правах представителя Ставки и моего заместителя. Здесь тебе никто, кроме меня, приказывать не может, имей в виду. И еще, свяжись со Сталиным, связь сегодня в 14:00 по среднеевропейскому. А сейчас иди на перевязку. И вообще, я тебя на недельку от работы отстраню. Пролечись как следует, чтобы не свалиться, как в прошлый раз, из-за ерунды. С авиагруппой «Москвы» без тебя справятся, задачи известны, опыт у твоих людей есть. Замы твои и командиры соединений тоже знают, что и как делать. Будешь только общее руководство осуществлять. Верховный хочет, чтобы ты именно здесь, в Европе, поработал. И еще очень важное решение. В Москве 30 июня будет проводиться Парад Победы. Командуешь ты, Константин, принимаю я. Тебя, Олег, тоже касается. Будут сформированы сводные полки от всех фронтов, отдельный полк от ВМФ. Но Верховный специально распорядился сформировать отдельный полк от твоей армии. Сам понимаешь, честь великая, так что думай, как все сделать получше. Приказ на формирование сводных полков я тебе передам. Все, иди лечись. Спорить Олег не стал, чувствовал он себя действительно неважно, да и устал, поэтому Северов попрощался с маршалами и отправился на перевязку. Судя по шуму вокруг, веселье было в самом разгаре, иногда еще постреливали в воздух, но с утренней стрельбой это было не сравнить. Попрятавшиеся было жители с опаской выглядывали наружу, но вскоре убедились, что опасности нет. Через машины с громкоговорителями, стоящими на перекрестках, на немецком языке объявляли об окончании боевых действий, подписании акта о безоговорочной капитуляции, зачитывали первые приказы главноначальствующего Советской военной администрации. К полевым кухням уже потянулись первые робкие ручейки детей с котелками, мисками, кастрюльками. Впрочем, любовался на эти картины генерал-майор авиации недолго, ехать было недалеко, так что вскоре он попал в руки врачей, и довольно надолго. Перевязка, вместе с обработкой ран, анализами и уколами, заняла почти все время до обеда. В назначенное время вышел на связь со Ставкой. Сталин был краток. Все, о чем говорили раньше по поводу Европы, надо делать. Полномочия самые широкие, если кто-то будет перегибать палку, убирать, если надо – наказывать. Соответствующие разъяснения сотрудникам советских военных администраций и воинских частей, располагающихся на освобожденных территориях, уже направлены. Политическим аппаратам дано жесткое указание довести до сведения личного состава отслеживать исполнение. СМЕРШ тоже будет присматривать. Необходимо познакомиться с монаршими семьями и главами правительств Дании, Нидерландов, Бельгии, Люксембурга, Норвегии, расположить к себе. Помочь начальствующим военных администраций в налаживании контактов, в налаживании мирной жизни и взаимодействия с местным руководством. Задача была понятной, вот как с исполнением получится… Но этого Олег Сталину, естественно, не сказал. Ответил коротко «Есть», Верховный попрощался. Еще перед отъездом в Потсдам Олег написал представления на участников боя у аэродрома к наградам. Со своими было все ясно, с остальными помог Булочкин. Он опросил выживших, составил общую картину, кто что делал. Получилось следующее. Для своих: рядовой и младший начальствующий состав – ордена Славы, офицеры – ордена Красного Знамени. К сожалению, многие посмертно. Пехотинцев представили кого к медали «За отвагу», кого к ордену Отечественной войны, нескольких человек к ордену Красной Звезды, а старшего лейтенанта – к ордену Красного Знамени. Северов еще посмеялся, что Булочкину как заместителю командующего армией можно было и Кутузова дать, разумеется, 1-й степени, но масштаб битвы мелковат, ротой против батальона. Хохотали оба, после чего Петрович серьезно сказал, что как зам по тылу на полководческие ордена не претендует. Живы остались, это самое главное. Тем более что Василиса со дня на день должна родить, а это для молодого отца и есть самая главная награда. На лечение Олега определили в госпиталь, который располагался неподалеку от дворца. Режим был довольно свободный, поскольку кроме перевязок ничего больше не делали, так что Северов целых восемь дней просто гулял и наслаждался жизнью. Нет, заботы были. Уже 10-го утром появилась Настя, бросилась на шею, заплакала. Успокоил. Вечером, когда Северов разделся на ночь и Настя увидела его, замотанного как мумия в бинты, снова расплакалась. Провела с ним три дня, после чего улетела обратно на Пютниц сдавать дела. Жуков ее сделал летчицей эскадрильи связи при администрации. Девушка призналась, что серьезно готовится к экзаменам в институт, повторяет математику, физику, русский язык и литературу. Такой подход Северову понравился. А еще сказала, что занимается английским. Немецкий у Насти был неплох, говорила бегло. С французским было хуже, но кое-как объясниться могла. А вот английский пришлось учить с нуля, но хорошая память и усидчивость давали результат. В свободное время Северов не только гулял, он связался со всеми подразделениями, после чего к нему стали прибывать все командиры с краткими отчетами. С каждым поговорил, определил задачи на ближайшее время. Прилетели и генерал Орлов с полковником Воронцовым и подполковником Корнеевым. С ними разговор был особый. Кроме парада, необходимо было готовиться к переброске на Дальний Восток, к освоению нового театра военных действий. Переброска должна начаться в первых числах июня, если не будет других вводных. Также Олег встретился с фон Беком и фон Шуленбургом, которые познакомили его с Хеннингом фон Тресковым, Хансом Остером и Клаусом Шенком фон Штауффенбергом. Последний не был ранен в Северной Африке и не потерял кисть правой руки и глаз. То, что Северов присутствовал при подписании капитуляции, немцам было известно, но Олег об этом говорить не стал. Вообще не упоминал про капитуляцию, говорил только о насущных задачах и ближайшем будущем. Не предъявленные пока официально требования союзников к Советскому Союзу по разделу Германии вплоть до раздробления на множество государств были им известны. Жуков уже заверил их, что на подобные шаги СССР не пойдет, более того, никаких оккупационных зон на территории, занятой Красной Армией, выделять не будет. Далеко не все в кругах, близких к заговорщикам, хотели сотрудничать с Советским Союзом. Олег терпеливо разъяснил, что открытого противодействия Советская военная администрация не потерпит. Устранить пассивных недовольных можно, но хотелось бы, чтобы сами сторонники сотрудничества убедили своих соотечественников. Процесс это долгий, даже болезненный, но так будет правильней. Тем более что денацификация – тоже дело небыстрое и непростое. Фон Бек признался, что сотрудничество с представителями Красной Армии идет неплохо, но они чувствуют, что до хорошего отношения к ним, немцам, еще далеко. Впрочем, никто из них не обижается, после такой войны это было бы глупостью. Олег, понимая, какое важное дело делают сейчас эти немцы, договорился с ними, что они будут немедленно обращаться к нему при наличии проблем. Несколько раз ненадолго заходил Жуков, рассказывал о текущих делах, о подготовке конференции. Поделился впечатлениями от встречи с Герингом и Гиммлером. Геринг держался неплохо, хотя понимает, что осудят и казнят, без вариантов. А вот Гиммлер поплыл. – По-моему, он со страху сбрендил, – брезгливо сказал маршал. – Слюни текут, воняет. Посмотрел, как в зоопарк сходил, тьфу! Северов осторожно заговорил на трофейную тему, маршал отмахнулся: – Да ну их, барахольщиков этих, смотреть противно. Все в частях разъяснили, замполиты занимаются. Даже лезть не буду, есть чем заняться. Олег искренне понадеялся, что никакого трофейного скандала не будет. Перед выпиской стало известно, что представления Северова по награждению участников последнего боя удовлетворены, вручать будет Жуков. Винтик и Шпунтик, полные кавалеры ордена Славы, получили по Красной Звезде, как и Михалыч. Булочкин получил Отечественную войну 2-й степени (а командующий ГАОН получил втык из Ставки, за дело, надо сказать). Впрочем, ребята не загордились, лежа в госпитале, времени зря не теряют, готовятся к экзаменам. Если все пойдет хорошо, то через месяц закончат курс техникума и получат дипломы о среднем специальном образовании. А с ними и совсем другие перспективы по службе. Офицерские погоны Глазову и Шведову и так положены, как полным кавалерам Славы, но пока не вручили, ждали Северова. Также все награждены медалью «За победу над Германией», правда, вручат ее попозже, не успели еще изготовить. Василиса родила мальчика, крепкого карапуза, которого Булочкины решили назвать Георгием. Петрович светился счастьем, даже голос у него становился другой, когда он говорил о сыне. Олег пообщался с ним немного по рации, а потом они с Настей выбрались на местную барахолку и приобрели молодым родителям подарки, удобную детскую коляску и комплект одежды для младенца. Одежда была пока велика, здесь детей долго пеленают, но со временем пригодится. Девушка сама доставила подарок и передала от Булочкиных большое спасибо и множество приветов от всех выздоравливающих. Формирование сводного полка для парада Олег свалил на Булочкина, обговорил только самое основное. Петрович был прекрасным строевиком, Аверин тоже, поэтому ребят они подготовят как надо, тем более что кое-какой опыт имеется, Рогов до сих пор вспоминает, как его на базе принимали. У самого Северова навыки строевой подготовки были неплохие, все-таки окончил военное училище в прошлой жизни. Хотя забот хватало, но и свободное время имелось, так что Северов смог спокойно сам для себя расставить по полочкам некоторые итоги Великой Отечественной войны, сравнивая их с теми, которые были ему известны из прошлой жизни. Впрочем, подходить к этим сравнениям следовало очень аккуратно, Олег помнил, что данные разнились очень прилично и у разных исследователей и источников могли отличаться в разы. Когда подполковник Северов учился в академии, назывались цифры от 7 до 46 миллионов, хотя большинство сходилось на 26–27 миллионах человек. Потери военнослужащих подсчитать тоже оказалось не так просто, Олег запомнил, что только числившихся пропавшими без вести, а затем вторично призванных оказалось почти миллион. Всего в прошлой истории говорили о 8,5–12 миллионах военнослужащих. Сейчас людские потери подсчитают еще нескоро, но приблизительные оценки есть, получается, что они составляют порядка 20 миллионов человек. По крайней мере, такие данные озвучили последний раз в Ставке. Может быть, окажется даже меньше, ведь количество мирных жителей, угнанных немцами с оккупированных территорий, и бывших военнопленных оценили более чем приблизительно, работа предстояла большая. В любом случае «сэкономлен» не только год войны, но и потери примерно на 7 миллионов человек меньше. Нехорошо, наверное, так говорить о людях, но это та самая статистика. С Германией все сложнее, Олег помнил только общую цифру, то ли 12, то ли 13 миллионов человек, но получалось, что потери Третьего Рейха и его союзников также уменьшились, в том числе за счет того, что пленных здесь намного больше. С территориями тоже получалось существенное отличие, Красная Армия освободила почти всю Европу, за исключением Франции, а Испанию и Португалию никто и не оккупировал, оставались также Швейцария и остров Сицилия. Дорогого стоил свободный проход через Босфор и Дарданеллы, а также Нахимовск, бывшая турецкая база Чанаккале. Тут с известной Северову историей даже сравнивать нечего, к тому же Вторая мировая война еще не завершена, на Тихоокеанском театре военных действий и вообще в Азии границы и зоны влияния тоже прежними не останутся. Но, помимо собственно территорий, это еще и население, промышленный потенциал, другие ресурсы. С жителями и правительствами государств, которые освободила Красная Армия, предстояла долгая и кропотливая работа, начинать ее прямо сейчас Олегу и предстояло. О собственной роли в том, что итоги войны оказались столь значительно отличающимися, Северов не думал. И дело не во врожденной скромности. Во-первых, никакой «той истории» здесь ни для кого, кроме него, нет. Во-вторых, оставшиеся в живых Петровский, Снегов, Остряков и многие другие внесли в Победу огромный вклад, а Северов и в прошлой жизни даже мобилами ни с кем не мерился, сейчас тем более. В общем, итоги войны давали большое удовлетворение и внушали нешуточный оптимизм, и не ему одному. После окончания лечения сразу пришлось лететь в Люксембург, знакомиться с Шарлоттой, великой герцогиней Люксембургской, и ее супругом принцем Феликсом Люксембургским, он же Феличе Бурбон-Пармский. Правящее семейство покинуло Люксембург незадолго до немецкой оккупации и теперь возвращалось домой. Герцогиня Шарлотта была очень любима народом, поэтому хорошие отношения с ней были важны. Начальствующим Советской военной администрацией в герцогстве был назначен полковник Качалов, молодой тридцатилетний танкист, в совсем недавнем прошлом командир танковой бригады. Умный, шустрый, осторожный, образованный, окончил уже после начала войны Академию им. Фрунзе, кавалер шести боевых орденов, красавец, гитарист, баянист и певец с прекрасным голосом. Его Северов взял с собой, а везла их гвардии младший лейтенант Горностаева на своем САМ-30. Лететь было около шестисот километров, целых три часа, так что с Геной Качаловым они успели многое обсудить. Герцогиня с мужем прибывали 18 мая на самолете из Англии, так что было время для подготовки торжественной встречи. Взвод осназа АСС снова играл роль почетного караула от Советской военной администрации, Северов и Качалов по такому случаю надели парадные мундиры, Северов в морской форме при кортике, Качалов, правда, без сабли (всю жизнь танкистом был, ни секунды в кавалерии не служил, железяка эта только в ногах путается!). По придирчивому мнению Северова, встреча вполне удалась, подкачали местные, может, от избытка чувств, а может, подзабыли уже это дело. Впрочем, супруги остались довольны, это главное. Разрушения в герцогстве были невелики, потерь среди гражданских также почти не имелось, поскольку боевых действий на территории Люксембурга не велось. На коллаборационистов Люксембург также оказался небогат, так что забот у Гены Качалова нашлось немного. Немногочисленных немецких пленных выводили в Германию, процесс должен был завершиться в течение недели. Качалову надлежало наблюдать за процессом формирования местной вертикали власти, помогать со снабжением, блюсти интересы СССР. Из Люксембурга Олег вылетел в Брюссель уже на следующий день, час полета – и на месте. Начальствующий Советской военной администрации в Бельгии генерал-майор Злобин оказался человеком мягким и добродушным, несмотря на фамилию. Ему активно помогал Иван Тимофеевич Бобров. Северова представили принцу-регенту Шарлю. Король Леопольд III, находившийся в плену в Германии и освобожденный Красной Армией, в страну не возвращался, поскольку правительство запретило ему это делать как коллаборационисту. Лезть в такие дела ни Жуков, ни Злобин не стали, сразу дали понять, что это внутреннее дело самих бельгийцев. В Бельгии Олег пробыл неделю, объехал страну вдоль и поперек, несколько раз общался с принцем-регентом по проблемам и путям их решения.