Отчаяние придало ему сил. Замороженный упал, освобождая путь к бегству. Тикунов увидел впереди просвет и бросился туда. Он несся, не разбирая дороги, рискуя в любой момент споткнуться об упавшее дерево и сломать ногу. Только какое-то шестое чувство помогало ему выбирать безопасный путь, приближаясь к опушке. Дистанция между Андреем и замороженным начала увеличиваться. Создавалось впечатление, что они устали, израсходовав силы в начале погоне. Думали схватить его сразу и не рассчитывали на длительное преследование. Сразу за лесом Андрей увидел одноэтажные домишки. Это была какая-то незнакомая ему деревня. Хотя давно наступила ночь, во всех домах горел свет. Тикунов рванулся к ближайшему двору, отчаянно заколотил в металлические ворота. Почему-то от ударов не раздалось ни звука, но при этом свет в доме погас. — Может, выйдут? — с надеждой подумал Андрей. Однако двери в доме так и остались закрытыми. Тем временем начали подтягиваться замороженные. Возглавлял их здоровяк, у которого после удара голова постоянно уходила в плечи, и он все время ее оттуда доставал. — Так вот почему они отстали, — догадался Тикунов. Однако это не сильно облегчило его положение. Толпа замороженных неумолимо обступала его, отрезая все пути к бегству. Андрей спохватился и успел проскочить в щель между забором и преследователями. — Помогите, — замолотил он в следующие ворота. Реакция была та же. Свет в окнах погас, а из дому никто не вышел. Замороженные, будто заранее догадываясь о его неудачах, медленно двигались следом, оттесняя Тикунова на другой конец деревни. А он все повторял свои попытки, и под конец все селение погрузилось в темноту. Андрей вышел на середину улицы. Замороженные неумолимо приближались к нему. Вел их тот же здоровяк, которому надоело мучиться с западающей головой. Он выдернул ее и теперь нес в руке. Голова злорадно улыбалась, глядя на Тикунова. Она словно говорила: — Вот ты и добегался, голубчик, сейчас мы до тебя доберемся. — Сначала догоните! — крикнул Андрей, бросаясь прочь от деревни. Обогнув маленький пруд, он выскочил на шоссе. Оно было пустынно, лишь где-то у горизонта тускло маячили фары одинокого автомобиля. Вдруг откуда-то из темноты вынырнула легковушка. Тикунов метнулся к ней, размахивая руками. — Теперь хрен догоните! — обернулся он к преследователям. Дверца машины распахнулась, внутри зажегся свет, и Андрей к своему ужасу увидел еще одного замороженного, точную копию здоровяка. Только голова у него была на месте. Жуткий водитель потянулся к Тикунову, тот отпрянул назад и в страхе развернулся. Замороженные обступили его со всех сторон. Они жутко скалились и дружно тянули к нему свои руки. Вдруг они расступились, безропотно пропуская обычного человека. Тикунов его видел несколько раз, этот человек иногда наезжал в криоцентр. — Дайте я сам разберусь, а вы потом делайте с ним, что хотите, — человек достал огромный револьвер. Оглушительно громыхнуло. Тикунов открыл глаза. За окном разразилась гроза, а в здании погас свет. Андрей вскочил, прислушиваясь. Он уловил мерное гудение работающих морозильных камер, вроде бы успокоился, но у него не хватило мужества после кошмарного сна зайти в помещение к замороженным. Ощущения были такими яркими, словно Андрей все пережил наяву. И чувствовалась жуткая усталость, будто он только что закончил бегать марафонскую дистанцию. Глава 48 В душе Комарова постоянно шла борьба между совестью и любовью к деньгам. Сначала верх безоговорочно брали деньги, но затем отдельные поединки начала выигрывать совесть. На ее стороне выступало чисто научное любопытство. Ведь должен быть способ удалить из антифриза смертельный токсин. О нем совершенно точно Михаил Эдуардович знал одно: токсин являлся органическим веществом. А органические молекулы крупнее неорганических, и многих из них способны задерживать мембранные фильтры. Вот только, к огромному сожалению, действующий компонент антифриза тоже был веществом органическим. Чисто теоретически их можно было разделить, используя мембраны с разным диаметром пор. Увы, для экспериментов потребовалось бы достаточно большое количество мембран, а каждая стоила приличных денег. Институт не стал бы заказывать их ради сомнительных опытов, Комарову пришлось бы тратить свои деньги, которые жалко. И еще не факт, что эксперимент окажется успешным. Михаил Эдуардович решил пойти другим путем. Изучение состава антифриза помогло ему установить существенную деталь. Токсин являлся белком, следовательно, мог инактивироваться ферментами. Сначала Комаров провел теоретические изыскания. Они позволили ему приблизительно установить тип ферментов, способных разрушать токсин. Изыскания добавили Михаилу Эдуардовичу головной боли. Ферменты сами по себе являются одними из самых дорогих химических, а если говорить точнее, биохимических реактивов. Нужный Комарову фермент в смысле цены бил все рекорды. Один его грамм стоил несколько тысяч долларов. Зато в одной из лабораторий института он был, осталось несколько миллиграммов после опытов. Михаил Эдуардович сумел обменять его на упаковку щавелевокислого натрия и забросил пару крупинок в антифриз. Эффект оказался не для слабонервных. Несчастная крыса минут десять билась в мучительных конвульсиях, пока шла борьба между жизнью и смертью. — Ангидрид твою перекись! — воскликнул ученый. Это означало, что токсин оказался на удивление стойким и дозу фермента, без того немаленькую, придется увеличить. Следующая крыса маялась сутки, зато выжила, при этом антифриз сохранил главное качество, он, как и раньше, мешал жидкости кристаллизоваться при отрицательных температурах. Комаров в задумчивости почесал затылок. Если человеку после снотворного вести такой антифриз, он почувствует боль или нет? Поскольку возможны оба варианта, лучше не рисковать. Третья крыса пережила укол абсолютно спокойно, явно не испытывая болевых ощущений. Михаил Эдуардович ликовал. Ему удалось получить безопасный, идеальный в работе антифриз. Да, его стоимость увеличилась на порядок, но разве возможно сопоставить ее с ценой человеческой жизни! Торжество Комарова омрачалось нюансом, который абсолютно постороннему человеку мог показаться забавным. Де-юре антифриз с такими характеристиками Михаил Эдуардович уже получил, а отдельные злопыхатели, владевшие достаточно полной информацией, давно запустили омерзительный слушок: — Как же, создал он антифриз! Стибрил у американцев — и все изобретение! Но ученый работает не только ради денег и удовлетворения собственного любопытства. Он тщеславен и, добившись выдающихся результатов, с некоторой долей самодовольства оповещает о них весь научный мир. А Комарову оповещать было некого, за исключением Жирносека. Только Богдан Ильич мог оценить замечательное достижение ученого. Причем наивному Михаилу Эдуардовичу казалось, что бывший доктор способен в полной мере понять его чувства. На самом деле Жирносек внимательно прислушивался к Комарову совсем по другой причине. Имея задатки хорошего психолога, он пытался определить моральное состояние ученого, узнать, насколько тот в ладах с собственной совестью. Больше всего Богдана Ильича волновало, сумел ли Михаил Эдуардович примириться с тем фактом, что до сих пор антифриз фактически использовался для убийства людей. Ведь Комаров, знавший лишь об официальной стороне деятельности «Новой жизни», при большом желании мог утешиться тем, что замораживались только безнадежные больные, доживавшие свои последние дни. Тогда Жирносек мог спать спокойно. И тут повеяло затхлостью камеры пожизненного заключения. Комаров был в восторге от собственного открытия. Он долго и нудно говорил о тяжком бремени, которое оно снимет с их грешных душ, и даже каком-то частичном искуплении. — Миша, — душевно сказал Жирносек. — Мы с тобой взрослые образованные люди. Я — медик по образованию, ты, как биолог, должен разбираться в сущности жизни и смерти. Тогда взгляни широко открытыми глазами на реальность, которую мы с тобой обсуждали уже много раз. Мы отправляем на заморозку только людей, находящихся на последнем издыхании, страдающих от жутких болей. Они уже не живут, а мучаются. Заморозка для них — высшее милосердие… — Может, скажешь, что и менять ничего не надо, продолжать вводить старый антифриз, поскольку он намного дешевле, — сердито перебил Комаров. — Зачем превратно истолковывать мои слова? Мы, конечно же, воспользуемся твоим изобретением. Я тебе пытаюсь объяснить другое. Для всех тех, кто уже заморожен, мы сделали доброе дело. — Ага, конечно! А если бы кто-то из ваших клиентов выжил? Тогда мы все являемся убийцами, — завел Комаров старую песню. Жирносек сразу почувствовал, что ученый все еще представляет для них опасность. И сейчас даже большую, чем раньше. Скажем, крепко выпьет, размякнет и брякнет в пьяном откровении: — По моей вине умерло много народа. Но я свою вину частично искупил, создал абсолютно безопасный антифриз. В таком ракурсе Жирносек изложил беседу с Михаилом Эдуардовичем Фитилю. Тот, окинув своего подельника быстрым взглядом, зло сказал: — Плачется, говоришь? Хочет справедливости? Ничего, я ему устрою высшую справедливость. — Только сначала я его зазову на рюмку коньяка и выведаю, какой фермент обезвреживает токсин. — Еще коньяк переводить, — хмуро процедил Фитиль. Жирносек разочаровал его. Все они, интеллигентские хлюпики, одинаковы. Некоторые пытаются выдавать себя за крутых парней, но едва дело коснется жестких решений, размазывают по щекам розовые сопли. Вот для чего Жирносеку новый антифриз? Хочет, придурок, дать замороженным реальный шанс на спасение. И это после того, как он уже десять раз заработал себе на пожизненное заключение! До чего трогательная забота о других людях — аж тошнит! Фитилю глубоко плевать на лохов, готовых платить денежки за свое воскрешение. Ему без разницы, сколько еще олухов добровольно согласятся на заморозку и скольких еще бизнесменов он собственноручно отправит в камеру. Ведь после того, как он собственноручно убил Чалого, конец в случае разоблачения будет один: быстрый и мучительный. А разоблачение — Фитиль печенкой чуял — неизбежно. Нельзя до бесконечности дурить народ, обязательно где-нибудь проколешься. Надо сшибить еще десяток миллиончиков — и завязывать. А концы желательно обрубать уже сейчас. Только делать это надо аккуратно, чтобы у ментов не возникло вопросов. Следовательно, Корнеплод и его подручные отпадают, слишком низкая квалификация. Нужен профессиональный киллер. И лучше держаться в тени, выходить на убийцу через посредника. Очень надежного посредника. Фитиль позвонил Бандерлогу и уже сам пригласил его в ресторан. — Мне надо замочить одного человечка, но так, чтобы убийство сканало под несчастный случай. Ты должен найти классного мокрушника. Я заплачу, сколько надо, — сказал он тоном, не терпящим возражений. И Бандерлог, посмотрев на лицо Фитиля, не стал возражать. Вскоре по институту разнеслась трагическая новость. Погиб Михаил Эдуардович Комаров. Он включил на максимальную скорость центрифугу, ротор которой оказался плохо закреплен. Сорвавшись, ротор пролетел над головой Комарова. Дело бы закончилось испугом, но в нарушение требований техники безопасности кто-то из сотрудников, которого так и не удалось установить, водрузил на верхнюю полку стеллажа, к которому прислонился Михаил Эдуардович, десятилитровую бутыль с азотной кислотой. Ротор разнес ее вдребезги, и большая часть жидкости вылилась на Комарова. Несмотря на все усилия, врачам не удалось спасти его жизнь. Глава 49 — Вы родственник или знакомый? — спросил Жирносек, разглядывая крупного мужчину, чей цветущий вид вызывал желание поинтересоваться, а подвержен ли он вообще хоть каким-то заболеваниям. — Я? Чей родственник? — вопросом на вопрос ответил Комбат. — Понятно. Наверное, вы ошиблись дверью. — Разве? Это же фирма «Новая жизнь». — Совершенно верно. Но я очень сомневаюсь, что вы нуждаетесь в заморозке. — А кто вам сказал, что я нуждаюсь? — Некоторым образом вы сами. Чаще всего к нам являются друзья или близкие человека, желающего воскреснуть через несколько столетий, реже приходят они лично. Если вы не родственник или знакомый, то, следовательно, клиент. — Логично, согласился Комбат, — но из всякого правила бывают исключения. — Если вы собираетесь предложить мне самозатачивающиеся ножи или революционный лосьон после бриться, то напрасно теряете время. Я делаю покупки в солидных магазинах. — Напрасно вы меня обижаете, принимая за разносчика дешевых товаров. Взгляните — мои руки пусты. У меня к вам другой вопрос очень деликатного характера. — Ладно, у меня как раз есть свободное время. Давайте свой вопрос. — Понимаете, моя сестра одно время участвовала в разработке антифриза. Сколько она мышей загубила — невозможно подсчитать. И все безрезультатно. Вы догадываетесь, о чем я говорю? — Нет, — Жирносек почувствовал, как у него вдруг стала нервно подрагивать левая нога. — Неужели? Тогда я вам объясню. Антифриз содержал яд. Он исправно предотвращал кристаллизацию, но при этом убивал подопытных животных. — Но его формулу потом улучшили, он стал безопасен, — Жирносек попытался придать твердость своему голосу. — Вы уверены? Кто вам об этом сказал? — Люди, снабжающие меня антифризом. — Дорогой Богдан Ильич, вас наверняка обманывают. Сестра мне говорила, что первое время с Михаилом Эдуардовичем контачил другой человек. Я просчитал ситуацию, и вот какая у меня получается картина. Тип, бравший антифриз у Комарова, знал о его ядовитых свойствах. Именно поэтому он нанял вас, используя в качестве подставной фигуры. Однако это лишь частично снимает с вас вину в массовых убийствах. Вы должны набраться мужества и отправиться в милицию. — Да-да-да, — вроде бы согласился Жирносек, одновременно ища выход из критической ситуации. — Значит, вы готовы? — продолжил давление Рублев. — Конечно, раз я невольно оказался орудием в руках убийцы. Но сначала мне надо проверить действие антифриза. Вдруг он совершенно безопасен, и мы только напрасно обвиним человека в чудовищных преступлениях. А еще лучше, если мы проверим его вместе. Тогда вы своими глазами убедитесь, ядовит ли антифриз. Он у меня есть, достать мышь не проблема. Испытаем его на моей даче. Согласны?