— Все, пускай меня отвезут в Тулу. — Сейчас попрошу, — ответил Юрий Павлович. Он вызвал кого-то по селектору. Вскоре пришел мужчина. Впечатления боевика он не производил. — Ваня, свози его домой, — попросил Романов. — Только не давай воли. Хотя, я думаю, наш друг и сам дергаться не станет. Учти, Борис, если вот этот человек не вернется сюда к четырем вечера — твоим домашним конец. Борис мрачно кивнул. И пошел к машине следом за Болеславским. Глава 14 Уже в машине Борис подумал о том, что можно было прямо в офисе взять этого козла Романова за глотку и потребовать, чтобы жену и детей возвратили. Мысль показалась интересной настолько, что он задумался, не возвратиться ли вечером вместе с Болеславским под каким-то предлогом и не провернуть ли этот фокус? Мысль, зародившаяся на уровне озарения, требовала нормального оформления. Сидя возле водителя, Борис задумался. Через пять минут идея была напрочь забракована. Максимум, к чему она приводила, — это к обоюдному тупику. Или, как говорят в шахматах, к цугцвангу. Ну хорошо, взял он Романова в заложники, ну потребовал отпустить Татьяну и детей. И что? Неужели непонятно, что если их отпустить, то Романову не жить? Борис не простит ему того, что сделано. Значит, ничего не останется, кроме как шантажировать Бориса тем, что сейчас его семью убьют… И закончится это только тогда, когда у одной из сторон сдадут нервы. Короче, ненадежным оказался план спасения семьи через встречный захват заложников. Борис решил, что надо подумать. Благо время пока есть. Можно готовиться к устранению Смотрящего, а заодно думать насчет освобождения семьи… За своими мрачными мыслями он не заметил, как пролетела дорога до Тулы. — Показывайте, куда теперь, — сказал Болеславский. Борис показал. Возле подъезда он спросил: — Со мной пойдете? — Нет, подожду здесь, — покачал головой Иван. Борис поднялся к себе, быстро вытащил деньги — все, до последней банкноты. Сложил в небольшую сумку смену белья, зубную щетку и мыло. Подумав, взял еще и смену одежды. Места много не занимает, а в его московской квартире ничего не осталось, все перевезено сюда. Комбат подумал, что квартирант, пожалуй, будет недоволен таким внезапным появлением хозяина квартиры. С другой стороны, ему сказано, что сдается комната, а во вторую может в любое время приехать Борис. Условие, конечно, драконовское, но зато студент только оплачивает жировку и коммунальные услуги. И кажется, вполне доволен такой ситуацией. Опять-таки Рублев появится впервые за полгода. Разумеется, взял Борис и пистолет со всеми имеющимися патронами. Уж эта штука никогда лишней не бывает. Ну, кажется, больше брать нечего. Остальное — на месте. Денег должно хватить. Борис запирал квартиру, когда вышла соседка. И спросила как-то очень странно: — Боря, это ты? — Я, тетя Маша. А что? — Да приходили же вчера какие-то люди, сказали, что ты под машину попал, Татьяну с детишками забрали с собой. На ней просто лица не было. Ага, вот как происходило все! Скорее всего, конечно, не Татьяне соврали, а бабушке для отвода глаз лапши на уши навесили. Ну ладно, не станем вводить никого в панику. — Ой, да знаю я! Ошиблись. Приняли за меня какого-то другого Рублева. Фамилий-то таких много! Татьяну чуть до инфаркта не довели, так я ее с детьми в деревню отвез. Соседка понимающе кивала. В самом деле, эта легенда проскакивала на «ура». Под Тулой, в деревне Копытино, жила свекровь Татьяны. И с ней у жены были отличные отношения. Периодически к бабе Кате ездили всей семьей. Борис попрощался с тетей Машей и вышел из подъезда. Иван сидел с открытой водительской дверцей, слушая радио. Поодаль, под деревом, шептались на лавочке старики, поглядывая на лакированное чудо немецкого автомобилестроения. Наверное, обсуждали, за какие такие заслуги этого соседа возят на такой министерской машине. Не исключено, что за то, что в одиночку положил двоих бандюков! Вот ему и назначили персональную машину с водителем! Усмехнувшись своей шутке, Борис сел в машину. Болеславский захлопнул дверцу и стал понемногу выруливать со двора. Рублев молча следил за уверенными движениями Ивана, а когда тот выехал на улицу, спросил: — Если не секрет, то как на меня вышли? — Думаю, не секрет, — ответил Болеславский. — Ты же участвовал в передаче? А я ее смотрел. — Ясно. Вот не хотел же принимать никакого участия! Болеславский пожал плечами: — Я думаю, что мы и так бы на тебя вышли. Нас ведь информируют о ходе расследования. Не особенно-то в наше время спрячешься. — Да уж, я заметил… — проворчал Рублев. — Тебе это, может быть, по фигу, но… сочувствую. Просто сочувствую. Борис напрягся. Интересно, это провокация или нет. Потом решил, что по барабану! — За сочувствие спасибо, но, может, подскажешь, где моя семья? Болеславский покачал головой: — Я этого просто не знаю. Захват проводился без меня, и, куда их увезли, даже не могу предполагать. — А если бы знал — сказал бы? — спросил Рублев. Болеславский помолчал немного. Потом ответил: — Провокатор из тебя должен был бы получиться на редкость грамотный. Умеешь смутить человека. — Я не собираюсь тебя смущать. Иван улыбнулся, но очень невесело: — А что еще прикажешь чувствовать? Ты, между прочим, хочешь меня заставить пойти против босса. — Ну, знаешь, как по мне, так этого босса нисколько не жалко. — Это по тебе, Борис. А я на него работаю, получаю от него деньги, и меня такое положение дел устраивает. Что до морали и этики, то стараюсь о них не задумываться. — Это как же у тебя так лихо получается? Не поделишься секретом? Хотя лучше не надо, а то проникнусь рецептом и просто забью на семью. — Вряд ли. Дело в двух вещах: деньги и спокойствие. Цинично? А что сделаешь. Мне хорошо платят, и я нахожусь за спиной достаточно влиятельного человека, чтобы не шарахаться от каждой тени. Этого достаточно. — Хорошо говоришь. Я вообще заметил такую странную вещь: чем более гладко рассказывает человек, тем более надуманны его слова. Он необязательно врет, но вряд ли искренен. Иван пожал плечами. — Я достаточно давно живу такой жизнью, чтобы говорить так, как говорю. — Я, собственно, именно о том. Ты уже сам не знаешь, искренен ты или говоришь по привычке. Болеславский опять замолчал. — Нет, я все-таки говорю от души, — наконец прервал он тишину. — Ну, твое дело. Хорошо, что хотя бы задумался, — ответил Борис. — Хотя, конечно, можно было бы спорить и спорить. Говорить тебе, что и на старуху бывает проруха, что рано или поздно твоего босса кто-нибудь похоронит. Или ты станешь ему не нужен, или сделаешь ошибку, которую тебе не простят. И тогда задумаешься, стоило ли довольствоваться деньгами. — Красиво говоришь, — покачал головой Болеславский. — Никогда бы не сказал, что ты — бывший военный. — Ох, вот ты еще скажи, что военные — сплошь косноязычные и тупые. Нам иногда такое приходилось перед солдатами толкать, что Цицерон бы позавидовал. — Наверное… — ответил Болеславский. — Крутится на языке еще один вопрос, — проговорил Рублев, глядя на дорогу, стремительно уносящуюся под колеса автомобиля. Болеславский заинтересованно промычал. — Я-то могу его озвучить, но ты не отвечай. Да и не захочется, я думаю. — Ну, озвучь, если тебе от того легче станет. — Интересно, Романов на самом деле собирается отпустить мою семью? Очень слабо верится, если по чести. Мы его видели, я знаю, с кого потом шкуру снять… Болеславский пожевал губами. И все-таки ответил: — Есть еще вариант: он ничего им не делает, просто отпускает. И вы договариваетесь разойтись полюбовно. Чем тебе не вариант? — Ну, не знаю, — честно ответил Комбат. — Вроде как неприятно получается, что меня используют в качестве наемного убийцы.