— Двадцать процентов. Если бы было можно, то эти двое натурально пустились бы в пляс! Они не ожидали, что Борис сдастся так легко. Именно потому взяли с собой оружие. А теперь, когда Рублев запросто его отнял, настроились на мучительные торги как минимум за половину добычи. А тут — двадцать процентов. — Хорошо. Но деньги в Москве, — пояснил Шелепин. — Мы приехали именно потому, что не хватает второго ключа. — Значит, поедем в Москву, — вздохнул Комбат. — Этот город уже превращается в какую-то гирю в моей судьбе — никак от него не избавиться! Комбат собрался, и они вышли из подъезда. Там стояла машина. На сей раз дорога напрочь выскочила из памяти у Рублева. И неудивительно — он так вымотался, что только чудом удержался на грани между сном и явью, которая позволила не дать банально треснуть себе по голове и отнять заветный ключ. Тем более что Комбат и сам имел кое-какие планы на эту потайную квартиру. Снова лабиринты маленьких московских улиц, в которых не разберешься даже с бутылкой, потом обыкновенный обшарпанный дом. Подъезд — такой же обшарпанный и грязный. В воздухе жуткая смесь запахов: моча, мусор, псина, готовящаяся еда и блевотина, сырая штукатурка и краска. У неподготовленного человека такое может вызвать настоящий обморок. Ну, правда, здесь все привычные, все москвичи. Столица ведь у нас не только самый большой и дорогой город, но еще и самая большая помойка! На площадке между вторым и третьим этажом маячит что-то непонятное в драном пальто, по которому ползают громадные платяные вши. От бомжа воняет, он громко кашляет и готовится что-то сказать. Но голос подводит, он махает рукой и сползает по стене на пол, чтобы немедленно заснуть и обмочиться… Борис в ужасе — неужели отныне он может видеть лишь что-то противное и мерзкое? Или это только до тех пор, пока рядом с ним эти двое, из-за чьих проклятых драгоценностей погибли Татьяна, Мишка и Лена? Комбат запрещает себе рефлексировать и отворачивается от бомжа. И вот перед ними дверь квартиры на четвертом этаже. Вроде ничем не выделяется — обыкновенная укрепленная дверь, какие стоят в каждой пятой квартире. — Надо открывать оба замка, иначе наши драгоценности плакали! — говорит Шелепин в ухо Комбату и достает свой ключ. Борис тоже извлекает из кармана трофей. Один за другим открываются два замка. И вот они в квартире. Обыкновенная нежилая хата — почти пустая, гулкая, с характерным пыльным запахом. Для того чтобы это изжить, надо тут поселиться хотя бы на несколько месяцев. И тогда это все отступит под напором быта. — Вот они! — воскликнул Шелепин, показывая на рюкзачок, стоящий в уголке у стены. Бросился, поднял, развязал шнурки — ина свету из окна заиграли бриллианты, полыхнуло желтым золото. — Ну, мы пока считаем, а потом будем делить! — сказал Шелепин. — Хорошо, — ответил Рублев. Его пока что интересовало то, с чего бы это нельзя открыть квартиру каким-то иным способом, кроме задуманного хозяином. Краткий осмотр показал, что все очень просто. У покойного хозяина, по всей видимости, были весьма правильно подвешены руки. От газовой трубы к плите ведет незаметный отросточек. И в каждом замке — предохранитель. Если открыт только один замок — предохранитель не срабатывает, и в квартиру начинает поступать газ. Второй — то же самое. Предохранитель прекращает подачу газа, когда открыты оба замка. Далее… дверь довольно крепкая. Значит, на ее преодоление придется потратить некоторое время. Пока его тратят — газ идет. Идет довольно быстро. Ну и потом, по логике, должна где-то быть искра. Господи, этот хозяин — не только рукастый мастер, но еще и отморозок. был. Борис чуть отодвинул плиту и вырвал паразитную трубу из газопровода. Вот теперь можно заняться остальным. Он зашел в комнату. Шелепин и Осипов, сидя на корточках, раскладывали украшения на кучки. — Что это вы делаете? — спросил Рублев. — Э… Считаем, — ответил Осипов. — Придурки, кто же так делает? Это считать надо тогда, когда оценку произведут. А так — кто скажет, сколько стоит та или другая кучка? — Вот черт, — ругнулся Шелепин. — Я как-то и не подумал. Но может, мы поделим примерно? Я согласен даже больше тебе отдать, — сказал он Борису, и Комбат уловил в голосе чуть ли не умоляющие нотки. — Ладно, — сказал Борис, — закончили комедию. И он жестом фокусника вытащил из кармана парабеллум. Шелепин и Осипов остолбенели. Кажется, такой выходки от Рублева они не ожидали. — Борис, ты хочешь больше? — дрожащим голосом спросил Эдуард Иннокентьевич. — Нет, вы совсем не так меня поняли! — усмехнулся Рублев. — Я ведь сегодня уже сказал вам, что из-за этих чертовых брюликов погибла моя семья. И теперь дело уже не в том, что мне нужна или не нужна доля. Смотрите: вы наняли отморозков, которые ограбили магазин. Потом они убегали на юг, и нелегкая занесла их в кафе, где я работаю. Там они начали выделываться — и я их погасил. Потом нашелся тот, кто давал крышу вашему магазину, похитил и убил мою жену и детей. Вопрос: могу ли я взять хоть крошку бриллианта из этой добычи? И второй вопрос: что я должен сделать с теми, кто виноват в гибели моих родных? — Но мы… — побледнел Шелепин. — Не надо, — отмахнулся Борис. — У меня требовали пятьсот тысяч долларов. Вот они. И я точно знаю, что виной всему — этот рюкзачок. И вы, как затейники этой проклятой комбинации. — Мы не хотели! — воскликнул Осипов. Шелепин присоединился к нему энергичным киванием головы. — Никто не хотел, — ответил Комбат. — И они умирать не хотели. Паника исказила лица незадачливых охотников за драгоценностями. А из-под маски циничного, беспринципного человека вылупился совсем другой Борис — холодный и безжалостный. Они еще успели это понять, когда Комбат дважды нажал на спуск. Парабеллум — гениальный пистолет. Недаром он пользуется популярностью до сих пор. Два выстрела, практически стрельба по силуэту. И два тела с пробитыми лбами упали на пол к ногам Бориса. Комбат поставил между ними рюкзак. И вышел вон, закрыв оба замка. Спустившись вниз мимо бомжа, мирно дрыхнувшего в луже собственной мочи, Комбат вдохнул тяжелый московский воздух и пошел искать газетный киоск. Найдя, купил телефонную карточку. Потом зашел в интернет-кафе и узнал телефон Дмитрия Умецкого. Позвонил, назвался и назначил встречу… * * * Умецкий ошеломленно покачал головой: — Господи, и это все из-за наших драгоценностей… Послушайте, я соболезную. — Не надо кривляться, — жестко оборвал его Рублев, — мы ведь прекрасно знаем, что вам на самом деле все равно. И это куда нормальнее, чем дежурные слова. Умецкий наклонил голову. Он не стал возражать, потому что Комбат по большому счету был прав. — Борис, — сказал он, — а что вы собираетесь делать сейчас? — Для начала — сделать так, чтобы меня не посадили за Татьяну и детей. Потом — организовать им нормальные похороны… А потом — как получится. Но кажется, опять вернусь в Москву. Умецкий положил руку на плечо Борису: — Послушайте, вы вернули магазину не просто большие деньги, но еще и репутацию. Я хотел бы выдать вам вознаграждение… только не спешите возмущаться и отказываться! Вам ведь наверняка понадобятся деньги! Это же столько хлопот! Борис на секунду задумался. — Вы правы, не буду отказываться. Пригодится. Умецкий сказал: — Пойдемте зайдем к нам в контору. Я все быстренько организую. И два человека пошли прочь по ветреной аллее облетающего лиственным золотом осеннего парка.