— Я выдвинул свои условия, — Рублев скрестил руки на груди. Стало пронзительно тихо, так, что тишина сильно давила на уши, на живот, протестовала против колочения сердца, которое, казалось, нарочно билось все громче. Танюша не выдержала — она закричала, сжала голову руками и рухнула на кровать. Из носа у нее пошла кровь. — Поверните девочку лицом вниз и подложите подушку — может захлебнуться, — Командир, а фактически главарь, выглядел раздраженным. Его боец, опустив пистолет, неловко поворачивал Таню, такую маленькую и беззащитную, что у Сергея в глазах закипели слезы. У Командира зазвонил телефон — на связи был господин Волошко, заказчик. Узнав, что хозяин квартиры на месте, он попросил его к трубке. Кажется, у Бориса не было выхода — его и сына по-прежнему держали на прицеле. — Господин Рублев, — голос был мягким, доброжелательным, — мой человек объяснил вам, чьи интересы он представляет, и мне вдвойне приятно, что вы не отдали ему ребенка, а, судя по всему, желаете убедиться, что вам не лгут. Передаю трубку матери мальчика. — Борис Иванович, вы помните меня? Я Алена Игоревна, Сережина учительница. Петя у вас? Рублев поначалу обрадовался. Она жива, слава богу. Но от ее имени действуют потенциальные уголовники, посмевшие довести до обморока Танечку и до слез Сережу. Интересно, она тоже сейчас под дулом пушки или в шелковых кружевах дорогого постельного белья? — Я озвучил свои условия вашему представителю. — И тон и интонации Комбата не отличались от синтезированных слов робота, хотя в крови бушевала адреналиновая буря. — Какие условия? Какому представителю? — удивленно вскрикнула Алена, и тут в трубке снова зазвучал бархатный мужской голос, тот, что начал переговоры. — Я понимаю вас, а вы поймите мою клиентку. У нас ваши дети, и они в полной безопасности, вам это ясно видно. А наш мальчик у вас, и мы ничего не знаем о его состоянии. Простая логика подсказывает нам, и вам, я надеюсь, тоже, что самым правильным в подобном случае будет обмен — живой и здоровый Петя на живых и здоровых Сережу с Таней. У вас есть два часа, в течение которых мы гарантируем нашим пленникам неприкосновенность. — Чем гарантируете? — сурово произнес Комбат. — Я не уверен, что Алена не находится под тем же прицелом, что мои дети. — Алена, наша Алена? Которая уволилась? — зашевелилась Танюша. — Дядя Боря, она и под прицелом крикнула бы вам, чтобы спасали Петю. Она же мама — любая мама выберет смерть, если ею можно заплатить за жизнь малыша. — Умная молодежь пошла! — хмыкнул Командир. — Иди лицо умой, пигалица. Смотри, постель своему пацану кровью залила. — Он бы небось предпочел в другом месте тебя раскровянить, — один из бойцов сказал это достаточно громко и сам загоготал сальной шутке. — Всему свое время! — резко выкрикнула Танюша, и Командир зааплодировал. — Отличную невестку растишь, Борис. Давай нам Петю — и забудем это недоразумение. Но Комбат отреагировал на комплимент расслабившегося главаря по-своему — резким коротким ударом он свалил нахала с ног и ударил в пах. Не сильно, для острастки. И тяжело наступил на запястье руки, сжимавшей «пушку» с глушителем. Другим ударом он выбил пистолет из рук парня, охранявшего Сережу, и, подхватив оружие, не успевшее даже удариться об пол, вытолкнул сына в прихожую. Теперь он держал главного на мушке, отрезав своим телом обоих детей от вооруженной группы. — Итак, условия меняются. Ты зря расслабился, урод. Убить меня нельзя — заказчик останется недоволен: Петя пока при мне. Так что запоминай и передай своему нанимателю. Встречаемся сегодня в восемь в тире, — он назвал адрес Андрюхиного заведения. — Вернее, я оговорился — встречаюсь я с Аленой, и только с ней. Если она будет одна — отдаю пацана. Слежка, «жучки», папарацци исключаются — ребенка не получите. И не дай вам Бог еще раз приблизиться к моим детям. Говоря эту пафосную речь, Рублев вытянул вперед свою железную руку и направил черный глаз глушителя прямо в дергающийся кадык Командира. Такой выстрел не означал бы гибели, но гарантировал тяжелейшую мучительную рану. Параллельно он успел неуловимым движением приподнять крышку хлебного контейнера и на ощупь выхватить оттуда здоровенный армейский тесак, исполняющий, очевидно, в мирной жизни роль кухонного ножа. Теперь Борис Иванович Рублев, чьи фамилию-имя-отчество господин Волошко-старший узнал по домашнему адресу, был вооружен и один стоил взвода бойцов. Это Командир, знающий войну не понаслышке, видел и понимал. А вот его подчиненные, похоже, не очень. И когда один из них попытался сменить диспозицию, чтобы оказаться вне зоны досягаемости мастерских действий хозяина квартиры, нож, блеснув лезвием, вонзился в его правое плечо, разрезав сухожилие. Ведущая рука, больше не подчиняясь хозяину, бесполезной плетью повисла вдоль туловища, а пуля из пистолета с глушителем срезала пуговицу с погона Командира, оцарапав и опалив плечо. Действовал Комбат с обеих рук, с интервалом в три-четыре секунды, и именно это едва заметное запаздывание сделало оба действия столь эффективными. — Как вы понимаете, я не промахнулся и учел возможность рикошета. Итак, еще раз мои условия. Никакой слежки и филерства. В двадцать ноль-ноль Алена Игоревна одна, без кавалеров и подружек в радиусе трех километров от нее, входит в помещение по указанному адресу, получает из моих рук своего сына и спускается в метро. Там пусть делает что хочет — едет домой, к вам, в аэропорт. И еще — я человек, умеющий хранить верность боевой дружбе. Это тебе, чмо, на заметку, — он едва заметно повернулся в сторону бледного молокососа, стянувшего трикотажную маску с покрытого холодным потом лица и поддерживающего больную руку здоровой. — Воевал я много, и друзей у меня не счесть. В следующий раз резану пониже пупка — навсегда забудешь об эрекции, — поучительно приговаривал он, разряжая отобранные стволы. Про эрекцию Рублев блефовал — лишь в смертельном бою он бы полоснул человека внизу живота — грязная зона, кишки, мочевой пузырь, страшные инфекции. — Передай своим клиентам и клиенткам, что Борис Рублев лично проконтролирует ситуацию, а его люди будут стрелять в любого, кто покажется подозрительным. Про Петю скажу так: он в полном порядке, и рисковать его жизнью я не собираюсь. Алена сделала большую ошибку, доверив свои проблемы вам. Запасные обоймы на стол и вон из квартиры! Я должен отчетливо видеть в окно, как вы все трое сели в автомобиль и уехали! Глава 15 Комбат отлично понимал, что встал на тропу войны с опасным противником. За себя он бояться не умел, но приходилось учитывать масштаб человеческой подлости. Время дон кихотов закончилось, и отец несовершеннолетнего парня не может не понимать, что у него есть уязвимое место — сын. Тем более если сын узнан, обижен, и не один, а с подругой — девчонкой четырнадцати лет. Танюша, увидев, что дядя Боря запирает за обидчиками дверь, бросилась к нему на шею и прижалась так крепко, словно хотела прирасти. Сережа, очень бледный и сосредоточенный, продолжал сидеть там, где его посадили бандиты. — Прости, сын, я не мог этого предусмотреть! Прости, мой мальчик! И ты, Танюшка, не сердись… — А если бы она не позвонила? — тихо произнес Сережа, глядя в пол. — Если бы не успела вынуть мобилу или первая в квартиру зашла? Девочка разжала руки и удивленно уставилась на товарища: — Ты что, Сережа?! Он же нас спас! Нас бы в заложники взяли! — Или трахнули бы вот на этой самой постели по очереди и сняли на видеокамеру. Завтра вся школа смотрела бы в Интернете, как я тебя ублажаю или ты меня! Мальчик говорил зло, отрывисто, его захлестывало негодование. Очевидно, картинки из прошлого, из беспризорной вокзальной жизни, придвинулись ближе, напомнили о другой жизни по другим законам. Комбат почувствовал растерянность — мальчик был сильно напуган. Никто и нигде не гарантирован от неприятностей — такова реальность. Но, как говорится, знаешь про выбоину — объезжай или подбрось соломки. Они с Андреем догадались спрятать маленького чужого Петьку, но не позаботились о родных Сережке и Танюше. Прежде чем затевать войну — эвакуируй женщин и детей — это правило необходимо соблюдать без исключений. Рублев приготовился объясняться и просить прощения. Глядя на своего сына, он на время забыл о чужом. Слова находились непросто — человек дела, Борис боялся нарочитости, не хотел показаться неискренним. Впервые Сережа высказал ему свою обиду, и объясниться было просто необходимо. Но вмешалась, и очень кстати, Танюша. Она, как переспелая грушка, буквально свалилась на пол с шеи своего спасителя и как-то не по-детски порывисто рванулась к Сереже. Не стесняясь, обхватила, прижала к себе его стриженую голову и запричитала тоненьким голоском: — Все-все-все, они ушли. Не нужно бояться ни за меня, ни за нас обоих. Если бы я не успела позвонить, что-то другое спасло бы нас. Я знаю, я верю… Ты достаточно настрадался, чтобы снова это испытывать… Приговаривая, она раскачивалась из стороны в сторону, натягивала на ладошку манжет светлой шелковой рубашки и промокала им мокрые от слез щеки своего друга. У Рублева вдруг защипало в носу и в глазах. Он десятки раз слыхал или читал, что так бывает, если кто-то взволнован или растроган, но сам если и испытывал подобные ощущения, то в таком раннем детстве, что и вспомнить невозможно. Зазвонил телефон — это был Подберезский. Комбат распечатал пачку сигарет и вышел на кухню под раскрытую форточку. Коротко рассказал, в чем дело, и попросил Галю собрать Петьку. — Пусть не говорит, что к маме, — просто в гости к дяде Андрею. Вдруг сорвется дело — зачем мальчишку лишний раз обнадеживать? — попросил Рублев. — Да, Андрюха, и вот что: я Серегу с Таней захвачу. Дома у меня им сейчас никак нельзя, да и к девчонке отправляться тревожно. Их бы припрятать на время, в Питер к брату переправить или еще куда? Черт его знает что отморозкам вздумается, для них ничего святого не существует… — Решим, Комбат, по телефону не надо обсуждать… Ты их пока одних не оставляй — я пацана учительнице и сам вручить могу. Рублеву сильно хотелось увидеть Алену Игоревну, вокруг которой заварилась такая каша. Но отчаянье в глазах Сережи, тонкие Танечкины руки, ее детский голосок, наговаривающий мальчику то, чего сам он сказать не умеет, изменили его решение встретиться и расспросить учительницу, что произошло. Ему очень хотелось узнать, почему от ее имени действуют головорезы, прикрывающиеся вывеской частного охранного агентства. Как посмела она прислать их к нему в дом? Зачем велела взять его детей в заложники?! Да, ему необходимо узнать от учительницы версию случившегося, которая бы хоть чуть-чуть оправдала то, что пережили его Сергей и Таня. И еще услышать благодарность за Петьку, с которым ничего не случилось. — Дядя Боря, — Танечка тихо вошла на кухню и встала рядом. — Дядя Боря, давайте чаю попьем. Вы голодный, наверно? Мы-то у меня пообедали, хотели вам отбивные поджарить. А вы про какую Алену говорили сейчас сами с собой? Про нашу, школьную? Он, оказывается, и не заметил, что рассуждает вслух. И девчонка невольно услышала его ревнивые претензии. Да-да, не стоит лукавить, по крайней мере перед самим собой. Именно ревнивые — хотел сыграть в благородного рыцаря при прекрасной даме, а оказался почти рогоносцем, рискнувшим благополучием близких людей. А дама, как выяснилась, отнюдь не прекрасная и не жертва, а та еще проходимка… — Зря вы так думаете, дядя Боря! Алена порядочная, она не станет прикидываться. И сына просто так не оставит никогда! Не думайте о ней плохо и не злитесь… Она ведь вам нравится? Девочка уже расставляла чашки и готовила свежую заварку. Сергей пришел к ним и молча обнял отца. Так они простояли с полминуты, не говоря друг другу ни слова, но чувствуя, как смысл жизни возвращается снова. — И я, батя, так же думаю. Аленка — не стерва и не курва. Извини за прямоту, но других слов сейчас подобрать не могу. Душевная она, сердечная — с учениками в эти качества не играют. Бывает, с родителями учителя заигрывают, с администрацией… Но с учениками они настоящие. Не с первого урока, но с первого полугодия — это точно. Алену все любили — и двоечники и отличники. Она людей уважает, понимаешь, в каждом хоть какое-то достоинство находит. А если кто как мерзавец поступает — говорит прямо и в глаза смотреть не боится. Она одна из немногих, кто никогда не пытается унизить, уязвить. Ты бы с ней встретился, мы дома останемся и никого не впустим — обещаем. А хочешь, любого из своих бойцов к нам пригласи… — Хорошая мысль, — согласился Рублев, но телефоны московских товарищей, как назло, были отключены. — Со мной поедете, — решил Рублев, — и одни — ни шагу. В тире у Андрюхи будете ждать, в служебном помещении. Если заваруха какая — сидеть и не высовываться. Не дай бог, серьезное что-то — звони Бахрушину, Сергей. Номер сейчас продиктую — внесите в мобильники, оба. * * * Меньше всего Иван Волошко рассчитывал, что нанятые им ребята из охранной фирмы вляпаются в такую глупую историю. Они явились к нему без Пети, разоруженные, явно побитые, один — бледный от потери крови, с забинтованной рукой на самодельной перевязи. Командир открыто заявил, что о возможных телесных повреждениях речь не шла, и теперь придется платить за физический и моральный ущерб. — За моральный вы мне должны, а не я вам! — заорал Иван в сердцах, когда вояки отчитались о своих действиях по проникновению в квартиру гражданина Рублева и обо всем остальном, что за этим последовало. — Идиотами надо быть, чтобы к детям силу применять! Этот Борис еще порядочный человек. Другой бы на его месте ментов вызвал или братков вроде вас. Жаль, на трубке у него никто «не висит», — не подумал я об этом. Сейчас поздно на прослушивание ставить — он, если вы не врете, профессионал. Сообразит, о чем можно, о чем нельзя сообщать по телефону. Алена этих разговоров не слышала — она под присмотром Виталия Юрьевича ждала встречи с сыном. Окрыленная радостным известием, что Петя у Бориса Ивановича, она даже не придала особого значения его странным словам о том, что какие-то ее интересы представляет кто-то не тот. Главное — сын жив-здоров, Кириллу не достался и скоро она прижмет Петеньку к себе. Братья Волошко, запершись в библиотеке, держали совет о том, как действовать дальше. Макса, почти сутки проведшего в комфортабельном дачном подвале, было решено еще раз проучить и отпустить, запугав посильнее. Парень, похоже, не из волевых, трусоватый и жадный — он сам сдаст Семена, как только поймет, где тот прячется. Или этот Семен, заказчик, как Макс считает, сам его грохнет, ведь Ира так и не рассчиталась с ним до конца. И уже не рассчитается — завтра она покидает Россию и в ближайшие месяцы домой не вернется. Виктор с благодарностью делился этими соображениями со старшим братом, но того, похоже, занимал совсем другой аспект Ириной выходки — дальнейшая судьба пострадавшей учительницы. Прежняя версия об откупе — крупной сумме, о которой школьные работники разве что помечтать могут, Ивану совсем не нравилась. Он решил увезти беглецов из Москвы и позаботиться о них лично. Виктор знал, что брат — персона влюбчивая, увлекающаяся. Однако такой одержимости вмешаться в судьбу едва знакомой молодой женщины он от расчетливого Вани не ожидал. Поехала, видно, крыша у старшенького на склоне лет и пике достатка. Тем не менее перечить Ивану, благодаря которому история завершилась мирно и без огласки, младший брат не стал. Только взглядом посмел выразить недоумение. Старший понял, но проигнорировал. И снова был приглашен Виталий Юрьевич, которому внятно повелели убедить пострадавшую довериться доброму дяде Вано. Фамилия нового благодетеля предусмотрительно не называлась, так как совпадала с фамилией не самой любимой ее ученицы. На самом деле поручение, данное Иваном, было нетрудным. Переговорщику не понадобилось ломать намерения женщины: она сама хотела спрятаться от мужа, увезти ребенка подальше от Москвы, найти для этого средства прямо сейчас. Поэтому ближе к восьми вечера ей вернули сумочку, в которой было немного денег, — она думала, что берет в долг. В сумочку положили упаковку бумажных платочков, баллончик со слезоточивым газом, который она сначала приняла за новую губную помаду, и чужой мобильник. — Сейчас сюда подъедет такси, я оплачу дорогу и назову шоферу адрес. Вы, Алена, подъехав, сразу отпустите таксиста. Заберете сына, спуститесь с ним в метро и доедете до «Домодедовской». Там я буду вас ждать, прямо на середине платформы, у информационного киоска. Думаю, к тому времени у меня будет ваш паспорт, и мы сможем поехать прямо в аэропорт. О багаже не волнуйтесь: «Домодедово» — сплошная кормушка и барахолка. Пожелаете — купим обувь-одежду вам и мальчику, а если нет — в Сочи прибарахлитесь. У меня там дача — поживете недельку у моря, передохнете, осмыслите ситуацию. Потом вернетесь в Москву. Алена, с которой Виталий Юрьевич предварительно «поработал», только кивала — материнский инстинкт довлел над сознанием, притуплял осторожность, заставлял безоговорочно принимать неожиданные предложения. Со стороны неискушенной Алене казалось, что именно так оно и будет — погостит у доброго пожилого дядюшки, познакомится с его семьей, даже поработает на его южном дачном участке, чтобы не быть бесполезной гостьей. Там, наверно, уже сажают луковицы первых цветов, сеют зелень и черенкуют яблони… Комбат приехал гораздо раньше, отправил Сергея с Таней в видеотеку — пусть отвлекутся, и, если что, оттуда есть прямой выход на улицу через черный ход. Андрей с Петькой прибыли вскоре. Мальчик весело рассказывал о каком-то новом мультфильме, который они смотрели вместе с Галей и ее дочкой. Увидев «мужские игрушки» — ружья, пистолеты, он радостно рванулся к ним. Андрюха поручил маленького гостя одному из тренеров, любителю повозиться с малышами, и предложил осмотреться на местности. Надо быть уверенными, что условия, поставленные Комбатом, загадочная учительница соблюдает. Такси подъехало без трех минут восемь, и Подберезский, убедившись, что Алена вышла одна и отпустила машину, отбежал подальше и «голоснул». Он надеялся узнать, откуда шофер привез клиентку и не будет ли «подхватывать» ее где-нибудь по линии метро. Было уже совсем темно, но над нужным ей входом горела яркая веселая вывеска, приглашающая заходить любителей состязаться в меткости стрельбы и просмотре боевиков-стрелялок, а также читателей журналов о различных видах огнестрельного и холодного оружия. Красивая женщина, растерянная и радостная, быстро направилась ко входу и рванула тяжелую дверь на себя. Краем глаза Андрей видел это, неторопливо усаживаясь в только что отпущенное ею такси. Потом Алена скрылась за дверью, а он назвал адрес ближайшего гипермаркета, надеясь за семь минут дороги узнать от водителя, откуда прибыла предыдущая пассажирка, не провожал ли ее кто-нибудь. — Бывали в этом тире? — поинтересовался Андрей у таксиста. — Этот, что под вывеской с двумя пистолетами? Не, не заглядывал, — охотно отозвался водила, — я по рыбалке специализируюсь. — А я балуюсь иногда, — приуменьшил свой «вес» Подберезский. И дамочка эта, что ты привез, у нас бывает. Сама стреляет, но больше «поболеть» любит. У нас здесь знаешь какие асы встречаются! На чемпионатах таких не найдешь! — Ас виду тихая, неагрессивная. За всю дорогу слова не промолвила. Я ее с самого Левашова Озера вез, из такого особнячка — закачаешься. Хотя — вру! Особнячок не очень виден, но забор впечатляет. Ее, между прочим, эдакий гладкий папик в машину посадил. — Небось облобызал всю на прощание? — наугад полюбопытствовал Андрюха. — Нет, культурно попрощался, скорее как подчиненный, чем как хозяин.