— Милиция? — недовольно заныл второй. — Она есть везде, шагай, дружище… Тебе вон туда… — и жеманно указал в сторону горного массива. По злой иронии судьбы из-за каменистых вершин выплыл белый сияющий самолет, и Петя поспешил проститься с необычными дяденьками. Тропинка уводила все выше, через колючие кусты и острые камни. От интенсивной ходьбы и тяжести рюкзачка стало жарко. Малыш присел на прохладный бугристый валун, сгрыз яблоко, съел банан. Рядом на камне сидела красивая серо-черная ящерица. Она настороженно покачивала точеной головой, готовая в любой момент исчезнуть в щели. Петя попробовал поймать юркое животное — безнадежно. Ящерка исчезла в мгновение ока, едва тень охотника коснулась ее. Малыш притаился — в нем проснулся азарт ловца. Он внимательно присматривался к большим камням и заметил еще одну. Но и она исчезла столь же стремительно, даже не позволив протянуть к себе руку. Петя осторожно крался дальше — ящерицы, заметив угрозу, исчезали, как фантомы. Мальчик расстроился, хотя это была далеко не первая подобная охота, закончившаяся полным провалом. Почему-то он надеялся, что сейчас, когда мамы нет рядом, все должно быть по-другому, лучше… Эта маленькая неудача так сильно огорчила Петю, что он разревелся. Сначала плакал громко, потом только всхлипывал, затем сел на землю перешнуровать кроссовки. Солнце стояло уже высоко, очень хотелось пить. Мальчик инстинктивно отодвинулся в тень густого куста, покрытого молодой листвой. Засмотрелся на жука, старательно взбирающегося по ветке. Поймал его, подержал в потном кулачке и отпустил — тот скребся лапами, покусывал ладошку, оставив на ней пахучую коричневую каплю. Жук был легкой добычей — таких и даже больших он ловил не раз. Блестящее насекомое, почувствовав волю, быстро скрылось среди листьев и травинок. Этого Петя уже не заметил — он уснул. * * * Девочку, которую Зернов и Марина прозвали Надей, на самом деле звали Юленькой. А бабушка, которую она изредка вспоминала, была ее мамой — одинокой несчастливой женщиной, понадеявшейся на чудо. В ранней молодости Бог послал ей беременность, признаться в которой было, по меркам ее семьи, немыслимо. И она прервала ее, призвав на помощь силы небесные и деревенскую знахарку. И хотя в обычной жизни знахарка была медицинской сестрой соответствующего профиля, криминальный аборт в домашних условиях вызвал тяжелые осложнения. С тех пор девушка повзрослела, вышла замуж, овдовела… Детьми так и не обзавелась — не получалось. И уже в пенсионном возрасте, получив профсоюзную путевку в санаторий, согрешила там с малознакомым пожилым вдовцом. О том, что беременна, поняла, когда сроку было больше половины… И родилась Юленька. Врач, наблюдавший ее, утверждал, что, учитывая солидный возраст обоих родителей, ребенок еще неплох. Интеллектуально сохранен, хотя нарушения есть… Мама отдала поздней дочке всю себя. Ее усилиями девочка знала и умела многое, чего при таких врожденных дефектах развития от нее никто не ждал. Посвятив всю себя позднему ребенку, она совсем не занималась собой… Ни времени не имела, ни средств… Женщина умерла от разрыва сердечной аорты, дома, так и не вызвав «скорую». Дочь какое-то время ждала, что бабушка — так мама называла себя и ей, и всем знакомым — проснется, встанет, покормит, причешет… Ждала день, другой… Она не умела пользоваться телефоном, потому что плохо разговаривала. И, к сожалению, никогда никуда не ходила одна… Но почему-то решилась. Оказавшись на улице, Юленька сначала обрадовалась — люди, движение, смена впечатлений. Села в троллейбус, которым они с бабушкой не раз ездили вместе. Вышла, когда тот прибыл на конечную. Если бы этой конечной не был вокзал — ее бы, возможно, нашли. Но там, в толпе, безгласная девочка затерялась. Двигаясь за человеческими потоками, попала в туалет, но в мужской. И там некто смешливый, вместо того чтобы отвести неговорящего ребенка в милицию, сунул ему купюру и перевел в соседнюю дверь — помещение для женщин. Все протягивали деньги в окошечко, получали салфетку и сдачу, двигались дальше, к кабинкам. И Юленька. Купюры хватило на четыре визита, то есть почти на двое суток. Кто-то сунул ей булку, в кафе она подошла к столику и сама взяла бутылку с водой — хотела пить. Серьезный мужчина, чью минералку она «захватила», махнул рукой — он в это время вел телефонную дискуссию и не успевал ни доесть, ни допить. И никто не удивился, не счел нужным обратить внимание стражей порядка, что маленький ребенок один на вокзале. Вот если бы она украла кошелек, телефон, товар с прилавка… А ребенок наконец нашел выход на платформу и, следуя за толпой, оказался в общем вагоне поезда. Проводник, обнаружив маленького «зайца» уже в пути, не захотел объясняться с начальником поезда, как случилось, что на его территорию проник безбилетник. Не хотелось признаваться, что во время посадки брал «коммерческие заказы» (передачи, припрятанные сейчас в его служебном купе), делиться гонораром. По закону пришлось бы на ближайшей станции идти в отделение, сдавать ребенка, составлять протокол и как пить дать проститься с частью премиальных. Он продержал молчаливую девочку у себя, напоил чаем с печеньем, сводил в туалет и высадил в Зеленограде. Она так ничего и не сказала на прощанье, осмотрелась и пошла вперед, словно хорошо знала, куда ей надо… Петька проснулся не скоро и не сам… Его разбудил нехороший запах. Очень нехороший, пугающий. Он открыл глаза и захлебнулся ужасом. Рядом с ним, так близко, что можно дотянуться и потрогать руками, стоял черт. Не на ногах, а на четвереньках. Рогов во всклокоченных волосах видно не было, хвоста тоже. Но это точно был нечистый. Черт очень тяжело дышал, похрипывая и постанывая. От него невыносимо плохо пахло — и изо рта, и от страшного, истекающего и желтым, и зеленым, и красным лица. Глаза чудовища были красными, в ресницах застряли гнойные струпья. В огромных колтунах запутались клочья травы и грязи, такая же грязь покрывала лицо и тело. Опираясь одной ободранной и расцарапанной рукой о землю, другой этот голый черт указывал на свой рот. Кажется, он даже лил слезы. Петька онемел. Так страшно ему никогда не было. Он, вообще-то, был не из тех наивных ребятишек, что верят в настоящих Деда Мороза и Снегурочку, и, уж конечно, не верил в чертей и привидений. Мама не раз рассказывала ему, что волшебные герои бывают только в снах и в книжках. Даже в театре их изображают актеры, которых наряжают и гримируют. Но то, что стояло сейчас рядом с ним, было голым, грязным, страшным, вонючим. Оно загораживало путь и очень по-человечески вглядывалось в его глаза. Мальчик попятился и уперся спиной в куст. Бежать было некуда. Черт передвинул колени, и жуткий запах усилился. Петя увидел, что по грязным красным ногам течет мутная жидкость, а лицо чудовища исказила страшная гримаса. Если бы не испуг, даже маленький Петька разглядел бы в ней страдание, настоящую муку. Но он видел лишь то, что зловонная жижа, организовавшись в выпуклый ручеек, направляется в его сторону. Мальчик задыхался от ужаса, а голос, спасительный голос, который мог бы позвать на помощь, не подчинялся. Он застрял где-то внутри, и горло издавало лишь хрип. Чудовище, дотянувшись одной рукой до Пети, схватило его за волосы, провело ладошкой по лицу, упершись в его плечи, попробовало встать на две ноги. Мальчик был близок к обмороку, когда раздался хруст веток и голоса взрослых. — Отсюда могу не попасть! — А ты шагни поближе и прицелься повнимательней! Стреляй, идиот! И почти сразу — тихий хлопок. На Петю буквально выплеснулись куски кровавого мяса. Последнее, что он заметил: черт взмахнул руками, выгнулся, оказался устроен как девочка. А голос был папиным… Глава 18 Комбат готовил ужин. Сергей с подружкой вернулись из тира и сразу уселись у компьютера — делать Танюшино домашнее задание. Новый учитель информатики, студент, Тане не нравился. — Быстро объясняет, ничего не успеваю понять. Знайки наши с ним соревнуются — кто лучше программирует, а мы, простой народ, сидим и ушами хлопаем. Потом сами по учебнику разбираться должны… — Не ной, простой народ, я вместо него тебе все объясню, — утешал девочку Сережа. Вчера Борис Рублев был у Андрюхи в тире, а вернувшись, нашел на столе теплые котлеты и пюре на молоке. Конечно, Танечка постаралась, сын бы сам не справился с такими кулинарными хитростями. Мясо пропустить через мясорубку — это, пожалуй, он бы смог, и то под девичьим присмотром. А уж добавить в нужных пропорциях булку, яйцо, специи — этого Сережа пока не умел. «Долг платежом красен», — рассуждал Комбат, мелко нарезая капусту для ленивых голубцов. У них с Танюшей было негласное соревнование по поварским навыкам. Сережка, выступающий в роли арбитра и подмастерья у обоих, дипломатично не отдавал пальмы первенства ни отцу, ни подружке. Сам Рублев с теплотой думал о том, что в жизни любого мужчины обязательно должна быть значимая, любимая женщина. Или девушка, или девочка… Идеально, когда их несколько — и мать, и жена, и дочь, и сестра. Но не всем выпадает такое счастье. В его взрослой жизни сейчас была лишь Танюша, подружка сына. Маленькая хозяюшка, чужая дочка, она была так же дорога, как если бы была его кровинкой. После истории с бандитами, взявшими его детей в заложники, только Танюшины недетские мудрость и такт помогли не поссориться с сыном. Именно эта девочка делала их мужскую берлогу домом, а не приютом. Комбат поставил противень с мясной запеканкой в духовку, вынул из холодильника компот — пусть согреется немного. Заварил чай, выложил в вазочку покупное печенье. Не будь Танюши — он бы просто разорвал упаковку, но малышка принесла несколько мелких вазочек и плетеных корзиночек из родительских товаров. Рублев предложил ей деньги — она взяла и, в этом он не сомневался, отдала матери. — Ой как вкусно пахнет! — ломающимся голосом пророкотал Сергей. Он, устало разводя плечи и потирая глаза, появился на кухне. Танюша стояла рядом, радостно улыбаясь, — с домашним заданием они справились. — Придется минут десять подождать, — сообщил Комбат. — Садитесь, поболтаем пока. — Знаете, дядя Боря, я все думаю про Петьку и Алену. Нехорошо мы с ними расстались. Мальчонка такой веселый был, красивый, а мама его — как заколдованная. — Ладно тебе, Таня, забудь, — прервал ее Сережа. — Я не хочу думать об этом. А ты что ни день напоминаешь. Закончилась история… — было очевидно, что психотравма, пережитая за несколько минут, проведенных в роли пленника, все еще причиняет боль. — Не могу забыть! Вот не могу, и все! У меня этот Петя перед глазами стоит. А сегодня, дядя Боря, я его во сне видела. И не злись, Сережа, я хочу рассказать. Словно сижу я дома и листаю альбом с фотками. Старый, бумажный. И со всех страниц этот маленький мальчик смотрит, грустный такой, одинокий… — Думаю, прав Сережа. Ты не сердись, Танюша, но лучше нам всем забыть эти приключения. Учительница ваша сына получила, спонсора тоже. И все у нее хорошо. — Вот ведь ерунду говорите! Сами не верите! — горячилась Таня. — Небось зазвони сейчас телефон — и сорветесь в места… — Не надо звонить телефону, тем более таймер на духовке его успешно заменил. Слышала — динь-дилинь, ленивый голубец просится на стол! — Сережка надел стеганую кухонную рукавичку и выставил противень на плиту. И тут у Рублева запел мобильник. Все, даже Борис Иванович, вздрогнули. — Если дядя Андрей — пригласить к нам? — спросил Рублев, оглядываясь в поисках трубки, оставленной в кармане куртки. Голос был незнакомым, по имени к нему не обращался и себя не называл. — Вам звонят из Сочи, не догадываетесь почему? — интересовался неизвестный мужчина. — Нет, даже не представляю. Вы уверены, что попали туда, куда хотели? Вам кто нужен? — Комбат посмотрел на Таню с суеверным удивлением. Он шестым чувством понял, что сейчас их застольная беседа получит продолжение. — Слушайте и запоминайте, — голос на другом конце провода дрожал от волнения. — Ваш номер телефона я сегодня нашел в детской куртке, синей с серыми полосками на груди, в нарукавном кармане. В течение двух часов переведите сумму, эквивалентную пятистам евро, на наш главпочтамт, до востребования, фамилия — Дударенко, имя-отчество — Виктория Альбертовна. Если сделаете, как я прошу, — в ячейке камеры хранения найдете карту с точным указанием места, откуда мой пес приволок рюкзачок с этой курткой. Как только я получу деньги — вам придет эсэмэска с номером ячейки в вокзальной камере хранения и кодом. Если через два часа денег не будет, будем считать, что этого разговора не было. Я звоню из уличного таксофона, так что вычислить меня не пытайтесь — не получится. Всего, бывайте. — Что-то нехорошее? На вас лица нет! — внимательная Таня пристально вглядывалась в лицо Бориса Ивановича, стараясь прочитать ответ на свои вопросы. Комбат только покачал головой, не отвечая. — Сергей, можешь в своем Интернете узнать, какая погода была вчера и сегодня в Сочи? — Запросто! Сейчас нужно или после еды? — Поскорее, уж извини. Кто-то нашел Петькину куртку с моей запиской. — Думаете, холодно там и без куртки малыш гулять не мог? — рассудила сообразительная Танечка. У нас-то точно без курток только бомжата; домашние дети еще тепло одеваются. — Там плюс семь — десять, — крикнул Сергей из комнаты. — Ясно, не сезон в рубашках разгуливать. Вы вот что, ужинайте сами. Я к дяде Андрею. Не знаю, вернусь ли. Если нет — Серега, остаешься за старшего. Деньги — где всегда. И школу не пропускать! Я позвоню — телефон не теряй и не отключай. А ты, маленькая… — Рублев не находил слов, удивляясь то ли чудесному совпадению, то ли удивительной Танюшиной интуиции. — Напророчила, колдунья! — Сергей беззлобно, даже с уважением посмотрел на подружку. * * * Пока Зернов спал, его проштрафившаяся ассистентка успела смотаться в город, не побоявшись темноты, сквозь которую пришлось почти километр спускаться к проезжей дороге. Ночные клубы и дискотеки, где она снимала стресс, кишели человечьей нечистью, с которой эта барышня легко находила общий язык. Поэтому добыть «на денек» бесшумный пистолет ей ничего не стоило. Пистолетики эти, МСП «Гроза», в свое время были на вооружении у специальных служб. Потом, после распада Союза, расползлись по различным структурам вместе с хозяевами. Перезаряжать такой уникальный механизм надо было умеючи. Мариша лично убедилась, что оба нестандартных патрона в двухместной обойме. Она знала наверняка, что если в Надю придется стрелять, то труп они с Зерновым уничтожат лично, бесследно. Так что баллистическая экспертиза не страшна: пуля или застрянет в теле и попадет к ним в руки, или пройдет навылет и «связать» ее с исчезнувшим ребенком будет невозможно. Этих тонкостей девушка, конечно, не объясняла странному типу в зэковских наколках, просто угостила и приласкала парня так, что он без проблем «уступил» ей любимую игрушку. Коктейль из психотропных и анальгетиков действовал на уголовника почти сутки, а медсестра не пожалела ингредиентов, закупленных госпожой Волошко совсем для других целей. Привкус лекарств, растворенных в дорогом алкоголе, мог почувствовать лишь тот, кто пробовал его в чистом виде… В седьмом часу утра, когда рассвело достаточно, чтобы человеческие фигуры не сливались с тенями камней и кустарников, «следопыты», вооружившись большой сумкой и огромными мусорными пакетами, вышли на поиски. Марина, которая иногда выводила Надю «проветриться и подышать», хорошо помнила, куда обычно хотелось идти несчастной девочке. В выборе маршрута Наденька была постоянна — ей нравился большой зеленый куст можжевельника справа от дома, жесткие ягоды на нем, тропинка, уводящая вниз. Шаг за шагом, метр за метром изучая камни, кусты, деревца, врач с медсестрой искали свою необычную пациентку. Марина не только присматривалась — она прислушивалась и принюхивалась, безошибочно зная, как пахнет сама девочка, нашпигованная лекарствами, и все, что может исторгнуть ее измученное тело. Через час поисков они нашли облепленный насекомыми грязный памперс, который, видимо, зацепился за колючую ветку горного шиповника. Можно было только представить, как поранился ребенок, продиравшийся через колючие стебли такого растения. Должно быть, голодная Надя пыталась сорвать сухие прошлогодние ягоды, не склеванные за зиму птицами. — Найдем, не волнуйся, доктор золотые руки, — ерничала Марина. Она пока не показывала Кириллу ночную добычу, убивающую почти бесшумно. Понимала, что доктор может стать в позу, отказаться стрелять, начнет задавать лишние вопросы. А если спонтанно сунуть ему в руки эту игрушку и указать на ускользающую из поля зрения девочку, пальнет как миленький. В самом крайнем случае она сама и Надю уберет, и Зернова на прицел возьмет. Как раз по патрону «на рыло». Они заметили свою «большую удачу» ближе к полудню. Весеннее солнышко жарко пригревало крутой каменистый склон, раскрасневшиеся охотники расстегнули куртки. Марина сняла свитер и повязала его на пояс, надев ветровку прямо на футболку. Недалеко внизу Надюша, совершенно голенькая, покрытая от холода пупырышками, трясущаяся от озноба и высокой температуры, ползла вперед, оставляя за собой следы крови, сочащейся из коленок, локтей и ладошек, изрубленных острыми камнями. — Отлично, Зернов, все, как я тебе обещала. Десять, максимум пятнадцать минут — и она наша. Вперед! Цель прямо по курсу! Спускаться напрямик было опасно — они побежали по петляющей тропке, стараясь не терять жертву из виду. Девочка не замечала их, не слышала голосов. — Не иначе, воду нашла или пищу! Хоть бы мертвечины какой не нахваталась! — предположил доктор Зернов. — Не смеши меня, добрячок! Тебе-то что? Нахваталась не нахваталась — все равно конец один. Или ты ее домой поведешь? Напоишь, накормишь, в баньке выпаришь? Она и так не жилец была, а побегом этим окончательный приговор себе подписала. — Ты что имеешь в виду, Мариша? — Только то, что вкладывать средства в ее лечение нерентабельно. Помрет что с ними, что без них. А шедевр рукотворный — мордашку перешитую она об ветки и каменья так изодрала, что весь твой профессионализм и дизайнерское творчество — коту под хвост. Так что давай, дружище Пигмалион, целься, — она вложила ему прямо в руку вытащенный из-за пояса пистолет. До девятилетней Юли-Надюши оставалось не больше тридцати метров. Ребенок почти не двигался, подставляя убийцам ободранную спинку и лохматый затылок. — Отсюда могу не попасть! — А ты шагни поближе и прицелься повнимательней! Стреляй, идиот! Зернов даже не раздумывал, взвел курок и нажал на рычаг. Детское тело несколько раз конвульсивно дернулось и распласталось на камнях. — Контрольный в голову отменяется, — пробормотала Марина, подходя поближе. Тяжелый запах Надиного тела смешался с легким запахом запертых в гильзе пороховых газов. — Вынимай пакет, Кирюша, и сумку расстегивай. Надо погрузить нашу красавицу, и поскорей. — Погоди, Маня. Дай перекурю. Держи свой «ствол». Протри его хорошенько и выбрось подальше. Молодчина, что позаботилась об оружии. Прощаю тебя. Марина бережно приняла еще теплое оружие, вытащила из кармана специальную салфетку и осторожно протерла весь пистолет. — Сама принесла, сама унесу — мне его не подарили, а в долг дали.