Глава 43 — Зараза! Ты, Артур, говорил, будто знаешь как свои пять пальцев здешние места. Я начинаю в этом сомневаться. Уже шесть часов шляемся по гнусным зарослям, еле ноги волочим, а никого нет. Боюсь, что придется нам здесь ночевать. — Насчет пяти пальцев ты, Огрызок, загнул. Как свои пять пальцев дельту не знает никто. Но я представляю, где мужики тягают осетра, и мы обязательно на них выйдем. — Ага, не позднее следующего года, — устало выдохнул Рубец. — Давай веди ты. Может, у тебя быстрее получится, — окрысился Артур. — Ладно, пацаны, хорош базарить. Только силы на разговоры тратим, — примирительно заметил Огрызок, первым начавший перепалку. Троица замолчала, Артур двинулся вперед, и тут слева с заполошным криком в воздух взмыла какая-то птица. — Давайте глянем, кто ее, родимую, так испугал, — сменил курс Артур… Бурый лениво прохаживался вдоль берега. Это занятие осточертело ему до невозможности. Кто думает, будто легко день за днем мерить шагами речные берега, пусть попробует. Рыбакам легче, они при деле и к тому же удовлетворяют врожденный мужской инстинкт охотника. Хотя все относительно. Лучше прохаживаться, чем еще раз испытать ужас, пробравший Бурого до самых пяток, в которые юркнула его душа, когда появились вооруженные бойцы авторитетов. Тьфу-тьфу-тьфу, обошлось без последствий, в том числе для одежды! Тут Бурый почувствовал, что ступил в какую-то мягкую дрянь. Он опустил глаза. Так и есть — из-под кроссовки разлезлось в обе стороны дерьмо. Похоже, кабанье. Вон и следы на песке. Мерзкое животное! Надо было надевать сапоги, как все нормальные люди. Сейчас бы ополоснул их в речке, и они бы стали, как новенькие. Но тяжело таскать сапоги целые день и жарко в них летом. Бурый огляделся по сторонам. Кругом песок, дальше чахлая травка, о которую обувь толком не вытрешь. Надо сначала снять большую часть налипших фекалий о дерево. Бурый так и поступил, спугнув при этом какую-то нервную птицу. Затем, нарвав травы и прислонившись к дереву, он начал счищать с обувки остатки продуктов кабаньей жизнедеятельности. За этим увлекательным занятием его и застали три мужика, вооруженных пистолетами. Один наставил ствол на рыбаков, а двое, используя оружие в качестве ударного инструмента, стали выпытывать, на кого Бурый работает. Добившись признания, мужики выбросили улов в речку, утопили лодку, а Бурого прихватили с собой и отвезли на остров, затерянный в плавнях. Солдат встретил Бурого, как родного, радостно осклабился, воскликнув: — Какие люди! И без охраны. Садись, у меня к тебе разговор будет. По мере разговора лицо Солдата все больше мрачнело. Наконец он вскипел и ударил пленника в лицо: — Хорош мне фуфло гнать, или ты об этом сильно пожалеешь! Но Бурый при всем желании не мог удовлетворить даже малую толику любопытства Солдата. Он занимал низшую ступень в иерархии боевиков Водяного. Бойцы, охранявшие рыбаков, не знали даже друг друга. Тот же Бурый впервые увидел Артура, хотя недавно они работали на одного человека. Но Солдат продолжал требовать от пленника невозможного. — Мы сейчас разведем костерок, и ты узнаешь самую мучительную боль, которую может испытывать человек, — пообещал он и позвал: — Налим! Тот стал раскладывать дрова. Бурый затрясся в мелкой дрожи. Теперь его охватил настоящий страх — не чета тому, который нагнали своим появлением боевики авторитетов. Он бы с радостью ответил на любой вопрос Солдата, но мог только молчать или соврать. Но тут Фортуна улыбнулась Бурому во все тридцать два или сколько там у нее зубов. Подоспело время ужина, сопровождавшегося обильными возлияниями. После ударной дозы алкоголя Солдат неожиданно подобрел и ласково потрепал Бурого по щеке: — Ладно, мы сегодня не будем тебя мучить. Отложим на завтра. А ты подумай, хорошенько подумай, стоит ли молчать. Ближе к ночи бандиты расползлись по палаткам. Уснул даже часовой. И тут пленник услышал тихий голос Комбата: — Эй, Бурый! Так, кажется, тебя зовут. Давай сюда! — Я не могу, у меня связаны руки и ноги. — А ты постарайся! Или хочешь, чтобы завтра тебя медленно поджаривали на костре? — Не хочу. — Тогда действуй. Бурый перевернулся на бок. Способ передвижения нашелся быстро. Упираясь в землю плечом, он подталкивал себя ступнями, затем подтягивал туловище и повторял все сначала. Наконец Бурый почувствовал сильные руки Комбата. — Слушай меня внимательно, — Борис описал пленнику дорогу к руслу Волги, после чего добавил: — Только без глупостей. Не вздумай бросаться на часового, когда я тебя развяжу. Вдруг поднимешь шум. В палатках еще шесть человек, они тебя порвут как Тузик грелку. Тихо садись в моторку и отплывай. Ты понял? — Да. — Сделаешь, как я говорю? — В лучшем виде. — Тогда действуй. Все прошло, как по писаному. Бурый забрался в лодку, бесшумно гребя, удалился от острова на безопасное расстояние и взял направление, указанное Рублевым. Хотя глаза привыкли к темноте, он едва различил описанный Комбатом ориентир — высокое дерево, росшее севернее острова, облюбованного похитителями. Затем дерево осталось позади, и Бурый подумал, не остановиться ли ему до рассвета. В плавнях и днем трудно найти дорогу, что уж говорить о ночи. А если островитяне до утра обнаружат его исчезновение и кинутся в погоню? Тростниковые лабиринты надежно укроют беглеца, но не будешь же отсиживаться в них до скончания века! Необходимо пересечь широкое русло, открытое глазу преследователя, в течение ночи, а значит, двигаться вперед без колебаний и сомнений. Решимость стала залогом успеха Бурого. Он благополучно вернулся домой и сообщил Калачу о своих злоключениях, а вскоре предстал перед Водяным. Тот выслушал рассказ Бурого и заметил, рассуждая вслух: — Похоже, мужик, развязавший тебя и надававший кучу ценных советов, был захвачен на круизном теплоходе. Заодно Солдат умыкнул какую-то телку. Журналюги до сих пор скулят об этой истории. — Наверное, — осторожно заметил Бурый, не зная, как надо себя вести подле хозяина. — Ты свободен, — повернулся к нему Водяной и продолжил свои рассуждения: — Странно, однако. Мужик сидит на цепи и при этом знает дорогу на волю. — Люди Солдата могли при нем сболтнуть. Или он сам хитро выведал. Если верить борзописцам, мужик — бывший кадровый спецназовец, они разным штукам обучены, — предложил свою версию Калач. Однако Водяной категорически с ним не согласился: — Спецназовцы тоже боятся смерти и любят бабки. Если Солдат его завербовал, то мог для виду посадить на цепь и устроить Бурому бегство. — Думаешь? — А какого рожна они в тот же вечер дружно упились до беспамятства? Совсем страх потеряли? Нет, Солдат решил отомстить за своего дружка. Как мне сказали, они с Балыком из одной деревни. Вылезти из плавней у Солдата кишка тонка, а вот заманить туда моих людей — милое дельце. Ты прикинь еще одну вещь. Их менты ищут, им бы забиться в самую гущу плавней, а они угнездились на краю. Как будто специально, чтобы нам их легче было искать. При таком раскладе лучше забыть об информации Бурого. Глава 44 Звякнув тяжелой цепью, Комбат выбрался из палатки. — Не спится, — сообщил он вооруженному прибором ночного видения Гвоздю. Ожидая нападения Водяного, Солдат установил режим усиленного несения службы. Теперь боевики дежурили круглосуточно, а не только по ночам, как раньше, и задействованы в дозорах были все, включая главаря. Присмотревшись к банде, Рублев легко выделил Гвоздя как второго по влиянию человека, к тому же относившегося к Солдату с заметным даже постороннему человеку недоверием. Комбат решил, вбивая клин, расширить трещину в отношениях двух главных людей банды, а если повезет, то рассорить их окончательно — до драки, до жестокой смертельной схватки. И когда Гвоздю выпала ночная вахта, Борис решил поговорить по душам с заскучавшим от тоскливого бдения бандитом. Начал он, признав собственную ошибку: — Похоже, Водяной не купился на мою хитрость. — Он — хитрый гад, его на фуфло не возьмешь. Мы его однажды так сделали, во второй раз он решил поберечься. — Надо придумывать другой ход, чтобы взять его за задницу. — Чего придумывать, если Солдат уже все решил, а ты учишь нас метать убогие железяки. Как будто вместо охранников в особняке Водяного стоят манекены. — Не скажи! В Афгане не было у нас врага страшнее Метателя, — выдумал на ходу Рублев. — Он, сволочь, ночью подбирался к нашему расположению и метров с двадцати без промаха бросал в часовых ножи. Даже если рядом оказывались два человека, он за пару секунд умудрялся снять обоих. Второй еще не успевал понять, отчего рухнул первый, как у него в горле уже торчал нож. Потом Метатель подавал бесшумный знак, и остальные духи принимались вырезать спящих людей. — Интересно, с какого перепугу часовые оказывались рядом? — логично спросил Гвоздь. — Они тоже люди, любившие и умевшие нарушать устав, за что расплачивались жизнями, своей и товарищей. Ваш Солдат тоже игнорирует элементарные правила. Молодой еще, горячий. Вам бы командира поопытнее, вроде тебя. Комбат очень удачно наступил на больную мозоль Гвоздя. Самолюбивый, он всю жизнь оказывался на вторых ролях. Начинал Гвоздь обычным квартирным вором. Работали они втроем. Ржавый стоял на шухере, а Гвоздь с Мохнатым разживались чужими ценностями. Мохнатый руководил шайкой. С Гвоздем он познакомился в тюрьме, куда тот по молодости угодил за пьяную драку. Ему не составило труда сманить на кривую дорожку юнца, испытывавшего отвращение к физическому труду. Мохнатый оказался удачливым вором, у него был хороший наводчик и чутье на грозившую опасность. Поэтому шайка задержалась на воле гораздо дольше обычного для такого рода преступных групп. У Гвоздя завелись деньги. Он проводил вечера в ресторанах, а ночи в обществе женщин, которые в его кругу считались шикарными. Он купил себе тачку — модный в то время среди криминалитета «бумер». Но красивая жизнь закончилась в один момент. Произошла история, характерная для того смутного и жестокого времени. В очередной квартире Мохнатый позарился на эффектную бутылку с якобы пятидесятилетним французским коньяком. С молодняком элитным напитком он делиться не стал, хлебнул дома, и вскоре началась рвота с кровью. Сожительница Мохнатого в панике вызвала «скорую». Врачи лишь констатировали смерть от отравления. К делу подключились менты, раскрутили всю цепочку и отправили Гвоздя за решетку еще разочек подумать о сущности бытия. Попал он в камеру, где собрались главным образом первоходки, молодые, но борзые пацаны, выдававшие себя за бывалых урок. Вместе с Гвоздем оказался еще один новосел, тщедушный юноша в очках с тонкой металлической оправой. Парочка сидельцев ту же подкатила к очкарику с предложением сыграть в карты. Тот стал отнекиваться, говоря, что он не любитель карточной игры и вообще у него денег нет. — А мы не на деньги будем играть, а на просто так, — заявил один из картежников с татуировкой, которую обычно накалывает себе разная приблатненная шелупонь, — сердце, пробитое кинжалом. Очкарик, учуяв подвох, стал еще активнее отнекиваться. И правильно делал. Ведь «просто так» на блатном жаргоне — это его задница, то есть в случае проигрыша ждала бедолагу незавидная участь тюремного петуха. Картежники наседали, татуированный даже ухватил очкарика за грудки. И тут Гвоздь не выдержал, вмешался. Хорошие у него были учителя во время первой ходки, растолковали все тюремные правила и обычаи, один из которых гласил: фраера можно и нужно нагибать, не грех даже опустить, для этого используются любые словесные аргументы, включая угрозы. Человек должен сломаться, уступить перед давлением уголовника. Потом с ним можно делать все что угодно: бить, насиловать, заставлять выполнять самую грязную работу. Но в процессе ломки противники должны быть на равных, применение физической силы тут исключается. Видя, как нагло попираются тюремные понятия, Гвоздь выкрикнул со шконки: — Эй, бродяги, отвалите от парня! И те, не медля, разбрелись по своим местам. Побоялись залупаться на человека, уже имевшего тюремный опыт, испугались, что он подключит к разборкам дружков-сидельцев. Одно слово — шелупонь. А вскоре пришла запоздавшая малява, в которой очень авторитетный человек просил не трогать очкарика, помочь ему освоиться в новом для него мире шконок и параш. А просьба авторитетного человека сродни приказу фронтового генерала. Проигнорировав ее, можно нажить себе огромные неприятности.