В этот раз никто не спал и не скучал. Парни оказались по уши увлечены новыми девайсами. Точнее ППС, пусть и урезанный, они уже видели, щупали и стреляли. Но вот «Точка» поразила ребят в самое сердце. Народ нутром почуял, что данный пистолет станет самым модным (а мода в армии – это запредельно серьезное понятие), и у меня просто рука не поднялась отказать им в данной игрушке. Вот и вышло, что из тридцати одного пистолета в «свободном» состоянии останется пятнадцать штук. Это я сразу отнял и наградные от Ленина (пластинки к которым еще надо изготовить). Ну а оставшиеся стволы буду использовать вместо орденов. Накладки (латунные или даже серебряные) можно заказать заранее, а гравер в батальоне, то есть, тьфу – в бригаде, есть свой. Вот и стану вручать эксклюзивные «Точки» особо отличившимся бойцам да командирам. А сейчас с удовольствием показывал ближникам сборку-разборку, точки смазки и другие особенности обслуживания нового оружия. Ну а попутно лихорадочно строил план охмурения Ласточкиной. Просто, как выяснилось, я с годами сильно растерял навыки Казановы, поэтому при общении с девушкой несколько терялся. И если учесть, что она из другого, более пуританского времени, то просто никак не выйдет подарить цветочек, сводить в кабак, исполнить серенаду, а потом – подножку и на раскладушку. Нет, можно и так, но нутром чую, что в данном случае надо действовать тоньше… * * * Правда, по возвращении сразу к охмурежу приступить не получилось, так как были еще дела. Но зато к окончанию рабочего дня успел вернуться на базу и предложил Елене свои услуги в сопровождении барышни до дома. Отказа не получил. Мага при этом изобразил вопросительную гримасу, но я лишь покачал головой. Нет, даже в пятидесяти шагах сзади идти не надо. Третий в данном случае, даже на расстоянии – лишний. «Чех» понятливо кивнул и скрылся, поднявшись по лестнице на второй этаж, а мы под ручку двинули своей дорогой. Вечер был замечателен. Дождя не ожидалось. Птички чвиркали. Липы пахли. Человечьим дерьмом из подворотен не несло. Солнце не жарило. В общем, погоды стояли исключительные, поэтому я предложил не брать извозчика, а пройтись пешком. Спутница согласилась, и мы прогулочным шагом направились в нужном направлении. Пару минут прошли в молчании, но потом я поинтересовался, как прошло вчерашнее увольнение со старой работы. Ласточкина, фыркнув, рассказала, что поначалу Тришкин на нее пытался было наезжать, но узнав, куда она устроилась, резко дал заднюю. Вернее, это мой мозг ее слова так трансформировал, отбросив все лишнее. А в реальности было: – При встрече этот похотливый сатир пытался еще и угрожать, за то, что я его тогда напугала пистолетом. Поняв, что мне не страшно, махнул рукой и, прогоняя прочь, сказал, чтобы за бумагами приходила в конце месяца. – А вы? Елена рассмеялась: – А я немного солгала. Сказала, что с нынешнего дня работаю в военной структуре. И что товарищ Чур Сварогов попросил оформить свои дела побыстрее. В противном случае обещал лично приехать и помочь. Ну и показала свой новый пропуск. Вы бы видели, как этот мерзавец побледнел! И тут же, не задерживая, отдал распоряжение, чтобы мне сделали расчёт! Я хмыкнул: – Может, навестим вашего несостоявшегося ухажера? Спросим, с чего он позволяет себя настолько похабно вести? Ласточкина коротко глянула на меня. – Не стоит. Свои впечатления он уже получил, а глумиться я не люблю. Так что – пусть его. Блин! Эта деваха мне нравилась все больше и больше! Ведь гнобить Тришкина в моем положении было бы просто смешно. Это все равно, что всерьез бороться с мелкой собачкой. И согласись Елена на мое предложение, я бы, конечно, время для разборок нашел, но вот отношение к ней поменял. Оставив чисто то самое – «подножку и на раскладушку». В общем, мы шли, нормально общались, и все было хорошо до тех пор, пока у меня не поинтересовались самым страшным. А именно – какие поэты мне нравятся. Это был просто пипец, потому что из нынешних я знал лишь Есенина, Блока и Маяковского. То есть тех, кто входил в школьную программу. При этом «знал» – это очень сильно сказано. От Есенина помнил лишь «Я московский озорной гуляка», и то в виде песни, которую крутили на дискотеках во времена молодости. Из Блока – «Ночь, улица, фонарь, аптека». Это благодаря настойчивой рекламе из начала двухтысячных. Про Маяковского лучше вообще промолчать, так как смутно вспоминалось про какие-то гвозди из людей и бессмертное – «Я достаю из широких штанин размером с консервную банку. Смотрите, завидуйте, я гражданин, а не какая-то там гражданка!» То есть в мозгах засела явная переделка, которая вообще была не в тему. Но главная засада заключалась в том, что я представления не имел, что и когда они написали. Вот сейчас ляпну про неожиданно вспомнившийся «Клен ты мой опавший», а его еще и в природе нет. Так что, взяв себя в руки и умно наморщив лоб, выдал: – Мне Киплинг нравится. Ласточкина удивилась: – Редьярд Киплинг? Англичанин? Мне рассказывали о его «Книге джунглей», но я не знала, что он еще и поэт… Хо-хо! Вот ты и попалась! Ну теперь – держись. Этот его стих был чуть ли не единственным, который я знал наизусть. Поэтому, нейтрально улыбнувшись, я начал: – Серые глаза – рассвет. Пароходная сирена. Дождь, разлука, серый след за винтом бегущей пены… Девчонка после прослушивания, как бы это помягче выразиться – охренела: – Потрясающе! Нет, действительно, это – потрясающе! Очень красиво, но настолько мужских стихов я еще никогда не слышала! Тут уж охренел я, так как никогда не задумывался о том, что стихи можно вот так лихо делить по гендерному признаку. Тем более – оценив их со стороны, впал в некую панику, так как появилось опасение, что после полного осознания текста меня переведут в категорию «бл*дун». С соответствующими выводами. Ну Редьярд! Ну подсуропил, лимонник хренов! Надо было срочно спасать положение, поэтому пришлось зайти с козырей: – Ну, это так… они несколько лет назад нравились. А сейчас ближе другое… Елена не подвела: – Какое? И я начал: – Очарована, околдована, с ветром в поле когда-то повенчана… Блин, если уж и теперь не сработает, то просто не знаю… Но – сработало! После того как я замолк, девушка какое-то время шла молча, а потом остановилась и, подняв на меня серо-зеленые глазищи, тихо спросила: – Мне показалось, или это была песня? Просто вы иногда как будто забывались, и я даже почти улавливала мотив… Врать не хотелось, поэтому лишь кивнул. А Ласточкина, продолжая внимательно глядеть на меня, еще тише спросила: – Вы ее когда-нибудь споете? Повторно кивнув, пообещал: – Обязательно! И все складывалось просто замечательно, но тут все очарование момента нарушили два конных пипидастра. Точнее говоря, извозчик-лихач зацепил большую телегу и, видно, как-то прищемил лошадь, потому что та визгливо заржала, а оба мужичка с ходу принялись громко ругаться. Вся эта радость происходила буквально в десяти шагах от нас, и мы не упустили ни одного из тех витиеватых оборотов, которыми участники ДТП злобно осыпали друг друга. Спутница еле заметно поморщилась, и, тонко почувствовав изменение ее настроения (опыт не пропьешь!), я предложил: – Елена Михайловна, а как вы смотрите на то, чтобы зайти в какую-нибудь харчевню и там перекусить? А то я сегодня только завтракал… Та удивилась: – В харчевню? Блин. Не так выразился. Но тут же исправился: – Я имею в виду ресторан. Вон там дальше по улице есть «Семеновский». Мне его рекомендовали как вполне приличное место. На что девушка, на секунду задумавшись, мягко улыбнулась: – Извините, но – нет. Мы с вами не до такой степени знакомы, чтобы вместе посещать рестораны. Давайте не станем портить очарование этого вечера, и вы меня просто проводите до дома… Вот ведь деловая колбаса! После подобного ответа почему-то остро захотелось набить морды продолжавшим орать водителям кобыл, но, сдержавшись, я покладисто согласился: – Хорошо. Только тогда с вас кусок хлеба и сало к нему. Нет, ну реально кушать хочется, а у нас на базе парни наверняка уже всё сметелили. Я ведь им сказал, что сытым вернусь… Тут я врал (продуктов у нас вполне хватало), но зачем ей это знать? А Ласточкина, грозно прищурившись, поинтересовалась: – То есть вы заранее рассчитывали привести меня в ту ресторацию? Удивившись, ответил: – Конечно! Точнее говоря, был выбор – или мы по пути перекусим в «Семеновском», или еще дальше есть извозчицкий трактир. Там тоже вроде нормально кормят, но имеется шанс вошек подцепить, чего крайне не хотелось бы. Что еще могу сказать? Пить не собирался из-за опасения, что вы ко мне приставать начнете. Патронами-то вас снабдили, а вы со своим пистолетиком и в трезвом виде грозная особа, а уж если вина глотнете… Скорчив лицо Пьеро, я печально развел руками. Елена на это фыркнула, шутя ударила меня по руке и, улыбаясь, сказала: – Вы просто невозможны! Ладно, убедили. Не бойтесь. Не стану я к вам приставать. Пойдемте уж в ресторан, а то сала у меня дома все равно нет… * * * Ну что сказать? Не дала. Вернее, не так – даже не чмокнула перед домом, не говоря о том, чтобы пригласить к себе. Но я и не настаивал, давая барышне обвыкнуться. Тут ведь главное – не вспугнуть. А в кабаке посидели очень даже хорошо. Чистота, посуда, официанты. Да и выбор блюд был вполне себе хорош. Даже не ожидал, что летом восемнадцатого в Москве так могут кормить. Дорого, правда, ну я тоже не каждый день столичные рестораны посещаю. Поэтому – нормально. Ну и себя там показал. Не хрюкал, не чавкал, правильно пользовался приборами (во всяком случае, нож держал в правой руке, а вилку в левой). Шутил так, что Елена перестала сдерживаться и начала смеяться. В общем – неплохо посидели. Да и пока до квартиры шли, тоже хорошо пообщались. Но не более того. Как уже говорил – даже не был лобзнут. Правда, расстроился не сильно, так как позитивные подвижки явно прослеживались… * * * На следующий день опять закрутили дела. Просто выяснилось, что два обещанных броневика, должных прибыть из Питера, несколько задерживаются. А я думал вместе с ними в одном эшелоне ехать. Ну чисто, чтобы своим парням сразу показать, что командир еще и добычлив. Поэтому было принято решение задержать отъезд на двое суток. Честно говоря, дело было не столько в брониках (эх, Ласточкина, Ласточкина…), но как повод это прокатило даже для Сталина. Он тоже не успевал доделать какие-то свои дела, поэтому отсрочку воспринял с радостью. Ну и при этом, в разговоре, периодически так косился на мой новый пистолет, что я понял: надо дарить. Нет, делал он это совершенно незаметно, только с моей нынешней наблюдательностью быстрые взгляды все равно отслеживались. Да и неформальные отношения с ним налаживать надо… Так что как будущему однополчанину (или как лучше сказать – однофронтовнику?), товарищу Джугашвили, была вручена «Точка». Всё было облечено соответственными словами, поэтому усач даже не брыкался. Лишь скупо поблагодарил и, довольно блестя глазами, крепко пожал руку. После чего мы опять разбежались решать свои задачи. А вот вечером следующего дня – пошла жара! Так получилось, что по уважительной причине вчерашние проводы Елены я пропустил. С Жилиным проблемы обсуждали до самой ночи. Но сегодня, чин-чинарем, опять пошли под ручку до ее дома. И у меня уже были все основания рассчитывать на приглашение. Не зря же все это время я так излучал обаяние, что чуть ли не светился в темноте. И все было замечательно, только когда мы подошли ближе к ее дому, обратил внимание на пролетку, которая стояла на улице перед входом во двор. Точнее даже не на пролетку, а на извозчика. Тот был одет сообразно своей профессии, но вот при этом имел гладкую физиономию. Нет, может, среди них и попадаются столь продвинутые люди, что каждое утро перед работой бреются. Но мне пока такие не встречались. А самое главное – глаза у этого водилы были офигевшие. При этом, увидев нас, он начал странно дергаться, и было непонятно – то ли хочет уехать, то ли наоборот – соскочить с козел и куда-то побежать. Мне столь странное поведение не понравилось, так как пялился он, без всякого сомнения, прямо на меня и, только заметив внимание к себе, быстро отвернулся. Тут вдруг что-то вспомнилось происшествие в Таганроге. Это когда долбанутая дамочка чуть не пришила легендарного краскома. Но ведь там несколько человек для нападения было? А здесь всего один… Может, дальше кто-то ждет? Вот хотя бы за сараями, что прячутся в глубине двора. Или это мнительность меня заела? Да ну нафиг – береженого бог бережет! Отбросив сомнения, я остановился и, повернувшись к Ласточкиной (становясь при этом левым боком к пролетке), спросил: – Елена, вы как к стрельбе относитесь? Та вначале удивилась столь странному вопросу, но увидев, как я быстрым движением взвожу пистолет и опускаю его обратно в открытую кобуру, тут же поменялась в лице. Причем не в том смысле поменялась, как это произошло бы с обычной барышней. Нет. Никакого испуга или растерянности. Наоборот – взгляд заострился, и она зыркнула по сторонам, в поисках опасности. Очень интересное поведение! Но сейчас было не до выяснений, поэтому просто пояснил: – Слева в пролетке сидит какой-то тип. Сам бритый, с вытянутой мордой и носом, как у гамадрила. При виде нас проявил большую нервозность. И мнится мне, что он не просто так там сидит. Поэтому сейчас проходим во двор, и если вдруг кто-то начнет стрелять, то сразу бегите к парадному. Хотел было добавить, что ничего страшного не случится и что это не первое покушение на меня, но не успел. Ласточкина, из-за моего плеча безуспешно пытавшаяся разглядеть извозчика (тот к этому времени повернул голову в сторону), тихо спросила: – Говорите – нос висячий? А у него на подбородке ямочка есть? И усы такие – типично офицерские.