– Есть! Сделаем в лучшем виде! А я попенял вдогонку: – И в порядок себя приведи, а то скоро косы можно будет заплетать. На что Ванька, хитро блеснув взглядом, лишь кивнул, а меня очередной раз посетила мысль, что без начальственного ора (или шипения) на некоторые командирские пожелания народ с легкостью забивает. И этот ухарь по доброй воле точно стричься не станет. Максимум особо длинные локоны уберет, чисто формально выполнив приказ, и на этом успокоится. С другой стороны – пусть его. Санслужба у нас налажена хорошо, вшей в бригаде почти нет, а у Ивана зазноба в наличии, так что чуб парню просто необходим. От размышлений о фасонах причесок меня отвлек Буденный. Присаживаясь рядом и закуривая, Семен задумчиво почесал гладко выбритый подбородок: – Ну что, командир, думаешь, придет германец на встречу? И не слишком ли много мы хотим? Щелкнув зажигалкой и последовав его примеру, рассудительно ответил: – Придут обязательно. А вот насчет всего остального… это уж как повезет. Ну а касательно наших желаний, это ведь как в обычном торге: хочешь получить потребное – проси больше. – Дык они ж охренеют от наших запросов и сразу пошлют. Чё тады делать станем? Я вздохнул: – Тогда план «Б». Воевать начнем. И в листовках пояснять фрицам, почему они вместо скорой дороги домой вынуждены умирать за какое-то уже никому не нужное барахло. Семен фыркнул: – Эт пулеметы – «барахло»? – Угу. Вот на черта дембелю пулемет в Германии? Или патроны? Или шинели с котелками да касками? – Задумчиво поглядев на стрельнувшую плохим табаком папироску, я продолжил: – Поверь, солдатам за годы войны все армейское обрыдло до невозможности. У них одна мечта – в цивильное побыстрее переодеться да с девкой фигуристой замутить. И если офицерье из-за каких-то сапог или ложек будет подвергать эту мечту опасности, то ведь их и на штыки поднять можно. Кто там потом в бардаке капитуляции станет разбираться в причинах гибели комсостава? Буденный крякнул: – Ну, ежели так смотреть… Я кивнул: – Вот так и смотри. За последний месяц на Крымском фронте было три факта «братания». Казак удивленно вытаращил глаза, и я быстро поправился: – Э-э-э… в общем, хрен его знает, как это действо наших пропагандистов правильно назвать, но немцам оно преподносилось именно как братание. И там уж комиссары такую агитацию развели, что немчура своих семерых солдат потом арестовала. А скольких не арестовала? А сколько озлобились с этого ареста? Причем отметь – фрицы своих смутьянов даже не расстреляли, как это могло было быть раньше, а просто арестовали. То есть их офицерье чует, что все на ниточке висит. Так что, думаю, особо брыкаться не должны. Тем более что мы не последние фамильные кальсоны с них сдираем. А казенное завсегда ценится гораздо меньше, чем личное… Собеседник улыбнулся: – От ведь фря! Тебя послушал, и прямо уверенность появилась. Ты ж и черта убедишь святой водицы испить. Одно слово – характерник! Если это был комплимент, то он не прошел. Поморщившись, я протянул: – Сём, вот только ты не начинай! Не надо ходить порочной дорогой Бурцева. Но Буденный внезапно посерьёзнел: – Я никак не пойму – чего ты так брыкаешься? Ладно, когда твой малохольный Серега про какую-то аватару речь вел. Вещь неизвестная и людям незнакомая. Могет даже и обидная… А насчет характерников все знают и все о них слыхали. Я не удержался: – И многих ты лично знаешь? Буденный хохотнул, указывая на меня пальцем: – Ну, одного точно знаю, – и став серьезным, продолжил: – А как тебя еще назвать? И мозги у тебя уж очень хитромудро варят, да и сам ты словно кошак – верткий, сильный, да при луне видишь будто днем. Хмыкнув, я возразил: – Ванька-сигнальщик такое же зрение имеет. Он что – тоже заморочник? Усач лишь отмахнулся: – Ты зад с пальцем не сравнивай! Ладно зрение, а все остальное как объяснить? Ведь когда мы первый раз встретились, то думал, что ты самую малость помладше меня будешь. Но теперь что? Сейчас навскидку и тридцати не дашь! Хотя по мозгам точно не вьюнош. Это как вообще возможно? А с волосами что происходит? Машинально пригладив отросший ежик, удивился: – С ними-то что не так? Казак прищурился: – Они ж у тебя как солома выгоревшая были. А теперь ты темно-русого колера. И это только что касается внешности. Про умения я вообще молчу! Я еще с той атаки, когда ты по лошадям, словно кузнечик, прыгал да трупы германцев вокруг наваливал, неладное почуял. Не под силу такое обычному человеку. А вот как раз про характерников такие сказки и ходят… С силой проведя ладонью по лицу, я мрачно (пришлось сыграть) ответил: – Не сыпь мне соль на рану. Я ведь не знаю, чем та старуха меня отпаивала и какие примочки делала. Вон, и наш Айболит обследовал, и в госпитале сказали, что здоров полностью. Только я почему-то ни фига не помню и странные изменения во мне происходят. С другой стороны, чешуей не покрываюсь, рога не растут – уже хорошо! Буденный убежденно подхватил: – Во! Я тебе и ране говорил – ведьма то была! Видно, ты ее как-то прищучил да заставил себя лечить. Токмо она из врожденной пакостливости сделала как сделала. Про такое в наших станичных сказаниях тоже есть. Как казак Шульга ведьме ленту шелковую дал, а потом смесь пороха и заговоренной соли ей на гребень сыпанул. Так та его считай со смертного одра вытянула. И жил он опосля этого еще сто лет! Характерником был! Вид усача с поднятым пальцем был столь забавен, что я не выдержал: – Да тьфу на тебя! – Не плюйся! И вообще… – Семен задумался, подбирая слова: – У нас тут несколько новеньких офицериков тебя через это опасаются. Наших казачков наслушались, да взбзднули слегка. Вдруг ты с нечистой силой яшкаешься? Твоя-то матросня ни бога, ни черта не боится, а энти сильно, как ты говоришь – напрягаются. Я подобрался: – Уж не та ли эта пятерка, что толком не прижилась в бригаде? Семен пожал плечами: – Мабуть, и те. Они у моего Пахома даже спрашивали, заходил ли ты когда-нибудь в церковь? Да и некоторые из новых казачков тоже интересуются… Ага! Так получается, что Михалыч больше волнуется не за каких-то пришлых офицеров, а за своих конных чубоносителей. Для меня все встало на свои места, поэтому, расслабленно фыркнув, облегченно ответил: – Сказочные долбодятлы! В общем, этим мракобесам передай, чтобы в ближайшем селе они мне попа предоставили, и пускай он на меня святой водичкой побрызгает. Ну или что там еще надо? Тогда и эти ссыкуны, и твои богобоязненные лампасники успокоятся. – Возмущенно добавил: – Надо же – «нечисть»! Сами они, мля, упыри склизкие… А про себя подумал, насколько интересно народное сознание играет. Не верить в Бога сейчас прямо тенденция. Но вот интересная штука – в Творца не верят, зато в колдовство, заговоры, привороты и прочую чертовщину верят сразу и безоговорочно. Среди матросни такого поменьше, зато у остальных присутствует в полном объеме. Это мне, который был октябренком, пионером, комсомольцем и даже в нежном детстве смотрел фильм «Тучи над Борском», все эти заморочки смешны. Но необходимо учитывать нынешние настроения людей. Тем более что мне все равно, а волнующуюся часть бойцов это успокоит. Ведь даже тех, кто явно не волнуется, все равно глубоко внутри грызет червячок сомнения. Так что обязательно надо будет действо с попом совершить. Построить бригаду, и чтобы он меня прилюдно… как это… Во – окропил! И печеньку церковную дал. А потом комиссар речь скажет. Ну и я добавлю. Особенно если падре перестарается и намочит Чура слишком сильно. М-да… как-то мы этот момент вообще упустили. Ведь новеньких в отряде реально много, так что антирелигиозная пропаганда – это хорошо, только вот нюансы учитывать тоже надо. Из-за этого промаха пару секунд я даже обдумывал мысль завести себе штатного бригадного священника, но потом отверг ее. Тут ведь перебор тоже не айс. Поэтому вполне достаточно будет, если командир на глазах у всех войдет в церковь и на него там выльют ковшик святой воды. Во всяком случае, слухи (как я понял, особо упорно циркулирующие среди казаков) прекратятся. Пусть я даже в их глазах останусь колдуном, но не зловредным, а наоборот – для своих со всех сторон положительным. Те, кто с нами давно, об этом и так знают, так что теперь надо пройти церемонию «освящения» и для свежеприбывших. Поделившись этой мыслью с Буденным, получил его полную поддержку. А потом, отставив мистику, мы опять перешли к конкретике будущих переговоров. Точнее, к обсуждению мероприятий по предотвращению нашего захвата прямо на месте встречи. * * * Поляну (в прямом смысле этого слова) мы организовали со всем тщанием. Брезентовый шатер. Большой раскладной стол. Походные стулья. На столе довольно приличный посудный чайный набор. Автоматчики охраны встали по местам. Дальние и ближние дозоры выставлены еще с темноты. Броневики на возможных путях отхода замаскированы. Ковпак, лично (!) раздувший самовар, еще раз окинув взглядом получившийся натюрморт, удовлетворенно кивнув сам себе, скрылся в кустах. Можно спросить, а при чем тут Сидор Артемьевич? О! Еще как при чем! Это ведь он со своими людьми все эти ништяки добыл. Да и вообще, с тех пор, как я его поставил начальником трофейной команды бригады, так у меня совсем голова не болела относительно пополнения самых разнообразных припасов. Ковпак поднял это дело на недосягаемую высоту. Проводив взглядом исчезнувшую за листвой фигуру, я лишь головой покрутил. Блин! Потрясающий человек. Вот что я о нем раньше знал? Что был такой достаточно мелкий партийный деятель, который во время войны, собрав партизанский отряд, вдруг раскрылся как непревзойденный гений маневренной войны в тылах противника. При этом все мои знания были почерпнуты из одноименного фильма. Ага… только вот Жилин, узнав о нашей встрече, дополнительно просветил о личности Ковпака. А я понял, что во время Отечественной все произошло ни хрена не «вдруг». Просто пожилой (к началу войны ему было далеко за полтинник) Сидор Артемьевич молодость вспомнил. И там было что вспомнить… Участник Брусиловского прорыва в Первую мировую. Два креста. Потом год (год!) партизанил по Украине. После чего (па-бам!) влился в чапаевскую дивизию, со временем став начальником трофейной команды. При этом вовсе не надо путать трофейщиков, которые на поле боя с трупов оружие и ценные вещи собирают, с тем, чем занимался Ковпак. Его подразделение белых казаков разоружало! То есть это был такой мини-спецназ того времени, который обеспечивал чапаевцев оружием, боеприпасами, продовольствием и вещами сверх положенных норм. Причем действующий под постоянной опасностью боестолкновений во вражеском окружении. Да что там говорить, если большинство пулеметов в дивизии были добыты именно трофейной командой! А все потому, что Ковпак и с людьми говорить мог, и нюхом обладал просто фантастическим. Я уж про боевые навыки молчу… Вот поэтому и стал он в итоге дважды Героем Союза да орденов имел до пупа. Так что в сорок первом его удача появилась вовсе не на пустом месте. И теперь этот человек в моей бригаде, да на подходящей должности! И уже сейчас владеет такими замашками знатного хомяка, что переплевывает даже комбрига. Да взять хотя бы этот чайный набор! Подняв чашку, я посмотрел на голубую роспись фабрики «Мейсен» и усмехнулся. Вот мне бы в голову не пришло подобное затрофеить. А Сидор все предусмотрел. Поэтому фрицев будем встречать со всеми понтами. Кстати, насчет фрицев. Вчера у нас была встреча посыльных, которые договорились о времени и месте переговоров. Также обговорили состав охраны. Как я и предполагал, фон Кош личным вниманием нас не почтит. Зато будет его начальник штаба. Генерал-майор фон Дальциг. Ну а мне это было как-то по барабану. Мы люди не гордые, и мне плевать, кого именно ломать нашими условиями. Главное, чтобы все сработало… Германцы подтвердили свою пунктуальность, появившись точно к назначенному времени. Сидя на стуле, я наблюдал, как вдалеке на дороге появился легковой автомобиль, за которым следовало три десятка (оговоренное количество) всадников. А тех в свою очередь подпирал броник. Построение было несколько не логичным, но, судя по всему, генерал не захотел глотать пыль за кавалеристами, и поэтому, наплевав на безопасность, поехал впереди всех. С другой стороны, кроме нас им тут некого бояться, а так как они едут именно на переговоры с чуровцами, то и разведку можно вперед не пускать. Хотя пешая разведка у них была, была. Минут двадцать назад парни из секрета их засекли. Засекли, позвонили по полевому телефону группе усиления, и уже те, находясь далеко в стороне, пустили красную ракету. Но и это укладывается в наши расчёты (хотя и не входит в рамки предварительных договоренностей). Только вот и мы эти договоренности нарушили где только возможно, поэтому сильно огорчаться не будем. Тем временем, оставив броневик и всадников на дороге, автомобиль свернул к поляне с нашим шатром. А потом из него вышли двое. Постарше (фон Дальциг) и помоложе – полковник фон Вебер. Но что это Вебер, я узнал, когда мы стали представляться друг другу. При этом полковник был в обычной фуражке, зато генерал щеголял в кожаном шлеме с заостренной пимпочкой. Когда все расселись, генерал поставил свой пикхельм на стол и скрипучим голосом поинтересовался, с чего бы вдруг мы вообще решили затеять переговоры? И что, собственно говоря, означают те намеки, что сделаны в первом письме? Любезно улыбаясь, я дал развернутое пояснение наших хотелок. Тут у немецких представителей приключилась цветовая дисгармония. Полковник побледнел от злости и так сжал перчатки в руке, что они заскрипели. Генерал же, наоборот, стал красным, словно свежесваренный рак, и, обведя нас налитыми глазами, по-военному прямо отрубил: