Я смутился: – М-да… Мой промах… После покаянного признания вины интонации смолянки сразу зажурчали весенним ручейком, и я благожелательно кивал, кивал до тех пор, пока не обнаружил, что уже согласился забрать ее с собой в санчасть бригады. После чего встрепенулся. Блин, вот как это у них (в смысле у барышень) получается? Вроде гипнозу я не подвержен, а взял и согласился. При этом даже ее слова толком вспомнить не могу. Точнее говоря, сами слова смогу, но вот интонации, которые сделали эти слова особо значимыми… Ё-моё! Их что, в школе этому учат, пока пацаны не видят? И хоть мне вроде не семнадцать лет, чтобы так «плыть», а надо же как действует. Пришлось быстро давать задний ход, объясняя, что наше подразделение в основном действует по тылам противника, и таскать ее с собой как минимум дискомфортно и для Ласточкиной, и для меня. Вроде убедил, правда из меня каким-то мистическим образом было вытянуто обещание, что вне вражьих тылов мы будем вместе. То есть Елена станет служить в медчасти бригады. Ну, в общем-то, она где-то права. Дома как такового у нас нет. Родственников, у которых можно было оставить будущую супругу, тоже нет. Пребывать в одиночестве невыносимо. Заводить каких-то новых знакомых в отсутствие жениха – это нонсенс. Постоянно отираться у четы Сталиных неприлично. При этом время беспокойное, а беззащитную девушку обидеть может любой. А бесконечно отвлекать охрану для ее сопровождения нерационально. Так… еще раз мысленно перебрав пункты убеждения, согласился, что все очень логично. И возразить-то язык не повернется. Но чувствую, что меня все равно где-то охмурили. Прямо как ксендзы Адама Козлевича[24]. Наверное, из-за слов относительно «беззащитности». И глазки при этом, как у кота из «Шрека». Но я хорошо помню тот московский переулок с трупами и разъярённую Ленку с пистолетом. Да и родичей Чендиева она только чудом не завалила… Эх! Нет у меня опыта семейной жизни. Опытный муж все эти кружева на раз бы раскусил. А тут и не возразишь… Ладно, значит, будем действовать согласно древним заповедям – «спорящий с женщиной сокращает свое долголетие». Восточные философы глупость не скажут, а я и так себе очень хорошие условия отстоял. Насчет того, что в рейды с нами она ходить не будет, оставаясь за доктора с частью тыловых служб бригады в ППД. И это правильно, а то перекинут морпехов на другой участок, а Аленка что – так и останется в центральном госпитале Крымского фронта? Нафиг мне такая радость нужна? Тем более что ощущал за собой некоторую вину из-за женитьбы. Обещал, что действо состоится сразу после рейда, а тут опять пришлось откладывать. Ведь хотелось не просто бумагу получить, а сделать все красиво. Но для «красивостей» времени пока не было. В общем, придя к внутреннему консенсусу и повеселев, мы отправились в штаб оформлять перевод. Ну а потом пришлось плотно заняться работой. * * * Стоя вместе с командирами подразделений на берегу, мы мрачно глядели на перекатывающие волны. Ветер с мелким дождем тоже радости не добавлял. В раздражении сжав кулаки, я думал: ну почему так? Что за хрень творится? Ведь такая погода в моем времени характерна для ноября. А тут всего октябрь, и вот гляди ж ты… Хотя местные говорят, что подобная байда уже года три как происходит. В прошлом году, дескать, еще хуже было. Но это ладно, только вот мне сейчас что делать? Буденный, словно услышав мои мысли, выразился кратко: – На хрен! Я своих коней в эту кашу не суну. Не выдержит скотинка. Да и казачки изблюются… Остальные поддержали в том смысле, что на таких волнах блевать сумеют не только сухопутные буденновцы, но и не менее сухопутные морпехи. При этом балтийская братва, гордо поглядывая на остальных, гарантировала бодрость профессиональных «соленых», но я им не особо верил. Да и морячков у меня уже меньше половины, так что сие не показатель. Но это все мелочи. Пусть хоть весь корабль загадят. Главное в том, что при таком волнении мы просто не сможем высадиться. Тем более что не в порт пойдем, а десантируемся километрах в двадцати от города. Тут стоящий справа Михайловский, натягивая капюшон плащ-палатки поглубже, задумчиво протянул: – Что-то мне морской путь совсем перестал нравиться. Понятно, что моторесурс с горючим сбережём. Да и быстро получится… Но во время высадки можем и технику, и людей утопить. – После чего, повернувшись ко мне, просительно выдал: – Командир, может, лучше сушей? Там, во всяком случае, все от нас зависеть будет. Да и какие опасности могут быть? Крупных сил противника на этом участке просто нет. Народ затих в ожидании ответа, а я, подумав пару секунд, рубанул: – Ждем еще два дня. Время пока есть, тем более что организм Григоращенко[25] обещает погоду. Но при этом быть готовыми к выдвижению своим ходом. То есть в любом случае в четверг выходим. Командирам подразделений еще раз проверить готовность матчасти и личного состава. – Подумав, добавил: – Если что не так – мехом наружу выверну и огорчусь до невозможности. Народ проникся, и пока они гомонили, я, сплюнув по ветру, боролся с внутренней жабой. Ведь помимо всего прочего, «контрабасам» за проводку до места высадки задаток уже выдан. А они, сволочи, берут золотом. Да дорого так… И торгуются эти греки, будто в последний раз! Понимая, что Чуру особо деваться некуда. Дело в том, что нам ведь не просто любая точка берега годилась. Нужна была спокойная от морского волнения бухта. Желательно скрытая от посторонних глаз. И очень желательно с причалом, а то мои ухари с легкостью перетопят половину техники. Поэтому пришлось раскошелиться. А то местные мореманы все что-то не то предлагали. Вроде и место хорошее, да причала нет. Или есть причал, но туда только шаланда без кефали пристать может. У «контрабасов» же все по-взрослому. Хотя я подозреваю, что они сдают что-то не свое. Ведь их шаландам никакие причалы не нужны. Они же не пароходами контрабанду возят? Эти люди просто хорошо знают нужные места и продают их (лохам вроде меня) за очень хорошую цену. А если шторм продолжится, получается, что деньги мною выкинуты зря. Точку-то ребята уже указали… М-да… печалька, но ничего не поделаешь. Погодой я управлять не умею. * * * Но этой же ночью шторм пошел на убыль, а на следующий день, крепко пожав руку безошибочному в прогнозах Григоращенко, дал распоряжение готовиться к посадке. В принципе, это дело было уже отработано, поэтому грузились без особых эксцессов. С руководством все так же было обговорено, и вот, обняв на прощание невесту, подмигнул ей: – Ну что ты, краса? Чего глаза на мокром месте? Я же ненадолго. Ты и соскучиться не успеешь. Тем более скучать времени точно не будет. Тебе еще медпункт организовывать надо. Та, шмыгнув носом, печально улыбнулась: – Я знаю. Мы с Матвеем Игнатьевичем это уже обговаривали. – А потом вдруг вцепилась в меня с какой-то не женской силой, шепча на ухо: – Береги себя! Слышишь?! Береги! Не найдя что ответить, просто прижал девчонку к себе, а уже через минуту взбегал по трапу на палубу, а потом долго стоял на корме, глядя на ее уменьшающуюся фигурку… И виноват тут был не только романтический настрой или невыразимо приятное чувство, что тебя кто-то ждет. Нет, мне что-то вспомнились ее слова, сказанные тем утром, когда она в бригаду просилась. После монолога убеждения, когда я уже дал добро, она просто радостно щебетала, всячески расхваливая меня. И между делом сказала, что само мое присутствие на нее положительно воздействует. Морщинки возле глаз пропали и почти исчез крохотный шрамик с руки. Я тогда особого внимания не обратил, а теперь вдруг торкнуло. Блин… организм-то у меня измененный, а мы с женой активно «обмениваемся жидкостями». И если раньше я пользовался резиновыми «предохранителями», то после обретения статуса невесты презики были убраны в сторону. И вот теперь выяснилось, что меньше чем за месяц у нее в организме пошли какие-то изменения. Может, «залетела» моя красавица? Хотя времени слишком мало прошло, да и она бы это сразу отметила. Значит, что-то другое. Но вот что? Этот вопрос тоже надо бы обдумать, хотя информации пока маловато. Но тут меня отвлек комиссар, позвавший в рубку, и пришлось отвлечься от странных загадок, вернувшись к суровой прозе. * * * Поход прошел нормально. Правда, штиля не было, поэтому корабль мы слегка загадили. Причем лошади в прямом смысле этого слова. Да и при высадке кое-кто искупался, и потом пришлось нырять за притопленным скарбом. Но в целом удачно получилось. Без потерь. Отойдя от берега, сразу принялись организовывать временный лагерь, а разведка ушла на контроль территории. При этом одна группа, в составе которой было четверо переодетых в гражданку морпехов, должна была метнуться до самой Одессы и путем ненавязчивых бесед выяснить актуальную на сегодняшний день обстановку. А то нам вчера непонятные разведсведения передали. Про Киев и тамошнего гетмана Скоропадского. Этот гетман, выждав несколько дней после известия о поражении центральных держав в войне, неожиданно для всех взял и подписал некую «грамоту». То есть заявление о том, что будет отстаивать «давнее могущество и силу Всероссийской державы». Ну и призвал к строительству Всероссийской федерации, как первого шага для воссоздания великой России. И теперь там ожидается звездец. Вот по-другому и не скажешь. Ведь закрепившиеся у власти украинские националисты сидеть сложа руки точно не станут. В сводке прямо было сказано, что расчетное время свержения Скоропадского не более месяца. И там же мелькнула фамилия Петлюры, который жаждал реванша. Вообще мне Жилин рассказывал про гетмана. Этот генерал Российской императорской армии был скользким, словно Янукович, желая угодить всем. И националистам, и русским, и немцам. Какое-то время это даже получалось. Но с уходом фрицев гетман, к удивлению «небратьев», взял и расчехлился, внезапно опубликовав такое заявление. Вот только очень поздно… Ведь так же, как и Янукович, вскормив нациков и проводя усиленную «украинизацию», он сам надел себе петлю на шею. Теперь миром с ними никто не договорится. Да и боевые подразделения у них уже сбиты. А русских тщательно все это время разгоняли, не давая хоть как-то консолидироваться. Так что Малороссию сейчас ожидает крутой «майдан» со всеми вытекающими из этого последствиями. Но мне данное действо только в плюс, потому что любой бардак в центре означает резкое ослабление власти на окраинах. Ну и конечно, возможность на тех же окраинах решить застарелые проблемы при помощи грубой силы. Так что пока местные станут меж собой разбираться, мы свое дело сделаем. Тут главное с первого дня не накосячить, а уж две недели бригада по-любому продержится. Именно поэтому я и послал людей в город. Чтобы заранее знать, кто чем дышит. Ну и адреса своим парням дал. В конце концов, хоть чем-то тамошние рабочие депутаты, сидящие на подсосе, должны быть полезны? Или им зря деньги засылали? Но к вечеру следующего дня выяснилось, что не зря. Во всяком случае, доставленные разведчиками два представителя одесского пролетариата оказались довольно вменяемы и политически эрудированны. Выслушав сначала их, я все тщательно записал, а потом затребовал еще человек двадцать «сочувствующих», которые должны будут служить проводниками. Просто одесситов в бригаде не было, а ориентироваться по карте в незнакомом городе вовсе не фонтан. Мне Грозного в свое время выше крыши хватило. Там тупо посбивали указатели с домов, после этого карты города можно было смело запихивать себе в дупу. Во всяком случае, на низовом, взводном уровне. Здесь подобной подляны я не ожидаю (у аборигенов просто мозгов не хватит такое провернуть), но подстраховаться необходимо. В конце концов, никакая бумажная картинка не заменит нормального человеческого общения. Ведь когда кто-то тычет пальцем в нужную сторону, то до человека доходит гораздо быстрее. Потом еще полночи сидели, отмечая необходимые к контролю точки. А когда утром привезли не выспавшихся проводников, бригада была готова к движению. Точнее говоря, конники Буденного ушли, лишь забрезжил рассвет. А остальные получили команду в девять ноль-ноль. Дождя не было, дорога была более-менее нормальная, поэтому уже через полтора часа длинная колонна техники втягивалась в город. Местные жители, поджимаясь к стенам домов, удивленно разглядывали машины и броневики в непривычном пятнистом камуфляже. А подразделения, возглавляемые проводниками, шустро распределялись по указанным заранее точкам. В принципе, тут все по классике – почта, телефон, телеграф. Разве что добавлялись порт, полицейское управление, казармы. Сам же я отправился на Николаевский бульвар, где обитал городской голова Александр Сергеевич Санников[26]. Перед зданием администрации была довольно большая площадь, которую уже заняли мой броневик и грузовые авто, с которых шустрыми мячиками сыпались морпехи. Присутствующие тут же одесситы не спешили разбегаться при виде непонятных военных, а с любопытством смотрели за разворачивающимся действием. Кстати, пара мужичков в полицейской форме, с саблями-селедками и огромными кобурами на упитанных боках также не проявляла особого беспокойства. Они не свистели, не бегали, а просто молча стояли у ограды, чуть приоткрыв рты. Штурмовая группа уже нырнула в здания, и тут свершился мой выход. Спрыгнув с высокой подножки грузовика, я небрежным движением веером сыпанул на брусчатку букет роз (относительно них парни получали отдельное задание) и, поправив берет, неспешным шагом двинул ко входу. Парни охраны тут же пристроились сзади. С улыбкой помахав какой-то несмело улыбнувшийся мне барышне, я, небрежно козырнув вытянувшимся во фрунт полицейским, прошел в открытые штурмовиком большие двери. Тут же подскочил взводный, сообщая: – Кабинет головы на втором этаже. Справа по коридору. – Точно? Взводный подтянул к себе какого-то явного клерка, поясняя: – Вот этот сказал. Он и дорогу покажет. Клерк, часто помаргивая маленькими глазками, сразу уверил, что и проводит, и покажет. А доведя нас до двухстворчатых дверей, украшенных разными резными финтифлюшками, робко постучав, просунул голову внутрь со словами: – Модест Кириллович, тут к его превосходительству… э-э-э… господа изволили пожаловать… Отстранив говорившего, я вошел… ну, наверное, в приемную. Там за столом сидел солидный такой чел в очках и при костюме. Удивленно приподняв брови, он невозмутимо поинтересовался: – Господа, вы по какому вопросу? На что получил ответ: – По жизненно важному. Александр Сергеевич на месте? Секретарь (а кем еще может быть столь монументальный человек?) отодвинул стул с высокой резной спинкой и, выйдя из-за стола, спокойно ответил: – Его превосходительство на месте. Но сейчас принять вас не может. У него посетители. Извольте пройти обратно и подождать. Там, в специально отведенном месте, есть удобные кресла для ожидания. Хм… видел я те кресла, на которых сидели жаждущие общения с городским головой. Только вот при виде моих морпехов они куда-то быстренько попытались исчезнуть. Еще раз окинув взглядом говорившего, я неопределенно хмыкнул. А секретарь-то могет. Нет слов. Как будто перед ним не вооруженные до зубов бойцы стоят, а обычные просители. Обижать столь мужественного человека не хотелось, поэтому примиряюще сказал: – Модест Кириллович, сядьте, пожалуйста, на место. Просто у меня дело действительно важное, и каждая минута промедления может стоить множества человеческих жизней. Причем не где-то там, вдалеке, а именно в вашем прекрасном городе. После чего уже не обращая на него внимания, пройдя вперед, открыл очередную дверь. Окинув взглядом монументальный стол и сидящую за ним троицу, обратил внимание на лысого чела в генеральском мундире с белым офицерским крестиком. В принципе, там вся троица была в мундирах, но лысый сидел во главе стола, поэтому глядел именно на него, когда козырнул, представляясь: – Добрый день, Александр Сергеевич. Комбриг Сварогов. Имею информацию особой важности. Поэтому хотел бы вас просить о немедленной возможности разговора тет-а-тет. Сидящие вояки удивленно подняли брови, а хозяин поморщился: – Вы не видите – у меня совещание! И вообще, кто вас сюда впустил? Но потом до него стало доходить. Необычная форма, непонятное звание, нахальное обращение без титула, а просто по имени-отчеству. Да и Берг с ППС, маячащий за правым плечом, тоже навевал разные мысли. Поэтому генерал, жестом успокоив своих взволновавшихся посетителей, близоруко прищурясь, потребовал: – Так-с… давайте еще раз. Объясните, кто вы такой и чего вам надо? Да, и что такое комбриг? Увольте меня от этих новомодных сокращений! Я вздохнул: – Хорошо. – После чего, опять приложив руку к обрезу берета, выдал: – Командир первой отдельной Краснознаменной бригады морской пехоты Балтийского флота Рабоче-Крестьянской Красной армии Чур Пеленович Сварогов! А дело у меня к вам и к начальнику гарнизона города Одессы. Ну, или не знаю как он сейчас у вас может называться. Какой-нибудь бунчужный, куренной или пещерный. Это не принципиально. Нужен тот, кому подчиняется гарнизон города. По мере моего монолога глаза офицеров расширялись, а услышав имя, крепенький полковник ахнул: «Чур!» Тут я несколько удивился. Нет, меня хорошо знают и у Деникина, и у Краснова. А сюда вроде наши листовки или газеты не доходят. Или наконец-то чекисты расстарались? И судя по округлившимся глазам собеседников, я недалек от истины. Что-то все-таки доходит. Но с запозданием. На фамилию-то реакции не было. Зато на имя… Первым пришел в себя Санников. Громко прочистив горло, он поинтересовался: – Вы хотите сказать, что красные уже захватили город? Позвольте вам не поверить… Сделав успокоительный жест, пояснил: