К концу речи ветер усилился, и даже стал накрапывать мелкий дождь. Поэтому растягивать мероприятие не стали, пригласив бойцов пройти в казармы. Воодушевленные прибытием и обещанием праздничного ужина солдаты восприняли слова с энтузиазмом и быстренько, не нарушая четкости построения ротных коробок, рванули за проводниками. Потом было размещение, тот самый ужин, а уже после него мы стали вести беседы с офицерами, коих набралось человек тридцать. Нет, и до этого никто не молчал, живо интересуясь делами и обстановкой, но массированную агитацию с нижними чинами было решено начать с завтрашнего дня. А вот «золотопогонников» подтянули сразу. При этом как-то сразу получилось, что разговор пошел довольно легко. Просто, пока мы шли в некое подобие здоровенного актового зала, один из двигающихся за нами людей, подвижный словно ртуть чернявый поручик (видно, успевший уже где-то принять на грудь) довольно громко, шутливо выдал: – Похоже, господа, нам сейчас наконец обозначат, кто виноват и что делать! На него шикнул какой-то штабс-капитан, но я чуть притормозил и, оказавшись рядом с ними, не менее громко ответил: – Господи, как же вы в заграницах от жизни-то отстали. Ведь ответы на эти давно мучившие русскую интеллигенцию вопросы уже получены. В офицерской толпе кто-то хрюкнул от неожиданности, а капитан (который был старший команды) заинтересовался: – Позвольте спросить, и какие же? А главное – кто их дал? Социалисты? Я мотнул головой: – Нет. На первый вопрос ответил крупный чиновник российского дипломатического корпуса, а на второй – капитан военного, российского же корабля. И в их изумительно кратких откровениях уместилась истина, предельно конкретизирующая понятия фундаментальных принципов реальности, и отразилось глубочайшее познание бытия человека. Толпа, идущая следом по широкому коридору, от этих слов даже остановилась, а старший, видя, что я замолк, поторопил: – Я заинтригован… Тоже остановившись, повернулся к остальным и, разведя руками, растянул губы в улыбке: – Ну что вы… Никакой интриги тут нет. Дипломат на вопрос «Кто виноват?» дал хлёсткий, словно выстрел, ответ: «Дебилы, мля…» А моряк, как человек военный, конкретизировал ответ на вторую половину этого глубоко философского вопроса: «Дави их, мля!» В офицерской среде раздались всхлипывания, переходящие в приглушенный хохот, а капитан, глядя на меня смеющимися глазами, уточнил: – Позвольте спросить, «мля» в данном случае обязательно? Я деланно оскорбился: – Это – цитаты. Так что неопределенный артикль «мля» обязателен всенепременнейше! Согласитесь, ведь не дело хоть как-то искажать слова великих людей. – После чего, усмехнувшись, свернул беседу в деловое русло: – Чувствую, у вас, помимо этого, накопилось очень много вопросов. И мой комиссар, с которым вы уже успели немного познакомиться, с радостью на них ответит. Так что, товарищи офицеры, не будем терять времени. Прошу за мной! Ну, в общем, как разговор на позитивной ноте начался, так и продолжился. При этом участников интересовало буквально всё. От вопроса «Как так получилось, что государь-император отрекся?» до «А что, собственно, сейчас вообще происходит?». Хотя, как я понял, насчет «Nikolai numero deux» парни были в курсе еще с семнадцатого. Их больше интересовала наша интерпретация, так как народ смутно подозревал, что информация комиссаров Временного правительства и комиссара от коммунистов может разниться. И в общем-то угадали. Во всяком случае, то, что гражданина Романова заставили отречься под угрозой уничтожения семьи, вызвало большое удивление, переходящее в ропот[30]. Но Лапин их быстро успокоил, буквально за полчаса объяснив, что к чему, и закончив эту часть выступления фразой: – Ну а вы что думали? Ведь российский капитал, после того как окреп, очень хотел не только денег, но и власти. И в феврале семнадцатого все звезды сошлись на том, что наиболее влиятельные купцы и фабриканты, при помощи купленной части генералитета, получили возможность превратиться не просто в миллионеров, а в олигархов. Правда, тут ему пришлось буквально на пальцах объяснять офицерам, кто такие олигархи и чем их правление обычно заканчивается. В завершение подытожив: – И вот для того, чтобы не допустить получающегося в результате их правления окончательного развала страны, мы были вынуждены в сентябре[31] взять власть в свои руки. – А переждав поднявшийся шум, твердо повторил: – Именно что вынуждены! Хотя изначально думали добиваться мест в правительстве исключительно демократическим путем. Просто в определенный момент стало понятно, что власти как таковой не осталось! То есть министры были, правительство было, но с ними никто не считался. Вообще никто! И чем дальше от столицы, тем это проявлялось сильнее. А промедли мы еще немного, то начинающаяся всеобщая смута просто разнесла бы страну на куски! И с этим не справился бы никто. В каждой губернии был бы уже свой самостийный правитель. Даже сейчас – Финляндия, Малороссия, Кавказ, Средняя Азия, Дальний Восток, Юг России… Они ведь практически отвалились! Развал ждал и центральную часть страны. И кто, если не мы, должен теперь приводить в чувство почуявших вседозволенность местечковых царьков? Я несколько офигел от столь неожиданной трактовки событий, но продолжал держать покерфейс, просто-таки любуясь своим комиссаром. А Кузьма отжигал дальше. И главное, так складно! Блин, вот что значит опытный агитатор-пропагандист. И ведь что интересно – реально, даже не подкопаешься! Никакого вранья. Вообще. Исключительно правда, правда и ничего кроме правды, которую каждый в любой момент может проверить. Это я, со своим циничным отношением, подогретым рассказами Седого о том, какие свары кипят в среде видных революционеров, отношусь к ним крайне скептически. Зато все остальные (особенно те, кто топят за «единую и неделимую») после подобной накачки видят в большевиках гарантов сохранения страны. Да и сам Лапин, в зависимости от аудитории, всегда меняет акценты. Перед солдатами подробно раскрывает одно, перед городскими обывателями – другое, перед деревенскими слушателями третье. Есть у него заготовки и для смешанной массы слушателей. При этом до аудитории всегда ненавязчиво доносится мысль, что социалисты встречаются достаточно разные, но вот именно жилинцы – это ого-го! А теперь можно только пожалеть, что у меня толком времени не было послушать, что именно Кузьма втирал добровольцам от Деникина. Не зря же они к нам такой толпой поперли? Хотя подозреваю, что именно то, о чем он сейчас говорит «французам». Вон как ребята внемлют, распушив все локаторы. И видно, что его слова насчет того, что именно обученный командирский состав должен в первых рядах встать на защиту страны от разнообразных сепаратистов (независимо от их цветовой принадлежности), находят в офицерских сердцах живой отклик. В общем, с «золотопогонниками» плотно общались часа четыре. Не скажу, что после этого они сразу, дружными рядами, кинулись менять эти свои погоны на офицерские значки, но намерения еще как чувствовались. С другой стороны – а куда людям деваться? Они ведь, кроме как служить, больше ничего не умеют, и мысль о смене профессии на какого-нибудь коммивояжера или приказчика для офицеров кажется дикой. Мы же им предлагаем остаться в армии, да еще и для такого благого дела, как сохранение России. Ну а завтра обработка продолжится. Но уже не так явно и плотно. Тут достаточно будет просто тесного общения с моими морпехами. Кого-то из офицеров это, возможно. напряжет, только я думаю, что лучше всех прибывших сразу окунуть в новую армейскую среду, чем делать вид, будто в войсках почти ничего не изменилось. Изменилось, да еще как! Тем более они, даже находясь во Франции, это еще в прошлом году почувствовали. Угу, когда в частях Экспедиционного корпуса стали создаваться солдатские комитеты. Так что несколько борзое поведение нижних чинов для офицеров не должно стать полным шоком. Хотя держимордам точно не поздоровится. Но для любителей призвать к порядку через мордобой Лапин сделал отдельное заявление, после чего на лицах отдельных слушателей появилось весьма задумчивое выражение. * * * Еще через два дня установилась хорошая погода, и пришло сообщение, что «Муромец» с пассажирами прибудет к обеду. Комиссар продолжил дальнейшую обработку «французов», а я, раскидав утренние дела, поехал встречать гостей. И представьте мое обалдение, когда из самолета появился Сталин, его жена, два незнакомых мне мужика и… Ласточкина! При этом Виссарионыч выглядел несколько смущенным, но видя, что я не впал в ярость при виде нежданно привезенной невесты, повеселел и, энергично пожимая руку, сказал: – Рад тэбя снова увидэт. А Элена Мыхайловна сама всо объясныт… После чего познакомил с остальными сопровождающими. После этого, получив невесомый поцелуй в щечку от Аленки, я скомандовал к погрузке и повез всех в штаб. Там, выделив барышням отдельные апартаменты, сами прошли в кабинет. А когда расселись, грузин вручил пакет и сказал: – Ти сначала это прочты. Пожав плечами, я вскрыл печати и, быстро пробежав глазами несколько листов текста, несколько выпал в осадок. Да и было с чего! Ну, то, что в Одессе будет Советская власть на постоянной основе, это я уже догадывался. Сталина просто так не пришлют. Но вот дальше… В общем, если коротко, то нам предписывалось удерживать Одессу и Николаев (а в идеале всю Херсонскую губернию) от захвата войсками Директории, которые вот-вот скинут Скоропадского и уже вовсю рубятся со спешно сформированными офицерскими полками УНР. Для этого рекомендовано распропагандировать прибывающих солдат Экспедиционного корпуса, чтобы влить их в ряды защитников. Также нам обещают в помощь некоторые части Крымского фронта. Ага. Включая полк добровольцев от Деникина. Кстати, тут же говорилось, что полк получил пополнение от генерала в четыре сотни штыков при четырех орудиях. Видя, что я дочитал, грузин пояснил: – Сычас главная задача – это разгром Краснова. Там сейчас совэтское командование болшую сылу собырает. Поэтому пополнэние, которое направят нам, в Хэрсонскую губэрнию, будет совсэм нэбольшим. Нэ более трох тысач штыков. Но оружие обэщали дат. Толко с патронами, как обычно, бэда… Скажи, как думаешь, в таких условыях ми сумээм удэржать натыск националистов? Я только что не сплюнул: – Ну ты и вопросики подкидываешь! Как можно, совершенно не зная обстановки, хоть что-то прикидывать? Нам ведь даже неизвестно ни количество противника, ни их вооружение… Конные они или пешие? Есть ли артиллерия? Как у них обстоят дела с боевой подготовкой и дисциплиной? – но видя, что у собеседника поникли усы, несколько смягчился: – Одно могу сказать точно – если вдруг совсем приспичит, то бригада вырвется, как бы ее ни зажимали. На что мне печально ответили: – Ми уже одын раз отсюда уходылы… А товарищ Лэнин очэнь сильно надэется на тэбя и твоих бойцов… Почему-то после этих слов сразу вспомнился анекдот про пулеметчика, у которого во время жаркого боя кончились патроны. Но подбежавший комиссар сурово сказал ему: «Ты же коммунист!» И пулемет застрочил снова. В общем, стало бы смешно, если бы не было так грустно. Поэтому анекдот озвучивать не стал, а почесав щеку, произнес, рассуждая себе под нос: – Бли-и-н… Даже если мы успеем перетянуть «французов» на свою сторону, то их еще надо вооружить! Да и прибывают они партиями, поэтому время вербовки бойцов в Красную армию так же растягивается! Плюс еще и с боеприпасами жопа. Вот же сука! Тут некая ранее мелькнувшая мысль опять поймалась, и я, удивленно глянув на Сталина, спросил: – Погоди… ты сказал, что Южный фронт усиливается и будет бить Краснова. А что же Деникин? Он что, на это просто смотреть будет? Тот, поджав губы, выругался по-грузински. Потом, тяжело вздохнув, оповестил: – Скорээ всего, так и произойдот. Просто некоторые товарыщи, – тут он укоризненно глянул на меня, – из жилинцев, прэдложилы этому царскому сатрапу занят мэсто замэститэля прыдсэдатэля военного совэта РККА по борбэ с сыпаратызмом… И Дэникин пока думает, но всо говорит за то, что он согласытся. Толко я счытаю, что это в корнэ ошибочное рэшение! Вэд сколько волка ны корми… Он же прыдаст в любой момент! У меня чуть челюсть не отпала: – И ты молчал?! Собеседник взвился: – Я нэ молчал! Я гаворыл, громко гаварыл, но не был услышан… Взмахнув рукой, он сел на место, доставая трясущимися руками папиросы. Меня же этот выкрик несколько смутил, потому что своим вопросом подразумевал совершенно другое. В смысле – как можно было замолчать столь важную информацию? С другой стороны, лучше поздно, чем никогда. Тем более – что значит поздно? Перед моим выходом на Одессу все еще было в подвешенном состоянии, и это значит, что Седой все-таки добился своего буквально совсем недавно. Может быть, пару-тройку дней назад. Он ведь давно осуществлял план, при помощи наиболее авторитетных офицеров высокого ранга, склонить основную массу «золотопогонников» начать заниматься своим прямым делом – защитой России. В частности, от расплодившихся, как грибы после дождя, самых разнообразных самостийников. И в принципе, генералов, которые его поддерживали, вполне хватало. Но Деникин явно стал бы жемчужиной в этой коллекции. А это несколько меняет расклады, и теперь я, как тот пулеметчик из анекдота, вполне могу вдарить длиннющей очередью. Нужно только совершить некоторые телодвижения. Взглянув на нервно выдыхающего дым Сталина, примирительно сказал: – Ну и чего так подпрыгивать? Предаст, не предаст… В любом случае врага всегда проще бить поодиночке. А если это можно сделать чужими руками, то вообще получится праздник души и именины сердца. – Ты нэ понымаешь… – Это ты не понимаешь! Нам может выпасть шанс удавить «незалежников» руками офицеров. Причем не только здесь, а еще и на Кавказе, на востоке и в Сибири. Понятно, что против Краснова офицерье задействовать нельзя. Не поймут они этого авангардизма и не станут стрелять таких же «золотопогонников». Зато разных эмиров, баев и прочих панов атаманов валить станут не моргнув глазом. Грузин вскочил: – А чито потом? Потом, когда «завалат»? Гдэ ти в этих наполэоновских планах видышь место для Советской власты? Оны ведь в тэх боях толко консолидыруются и окрэпнут! И послэ этого начнут «валыт» уже нас! Бозэпс ра? Дедис тхна! Последнее явно было ругательством, но, не уточняя перевода (чего тут уточнять, и так все ясно), я возразил: – С чего бы? Офицерики ведь не в одиночку действовать станут, а вместе с частями Красной армии? В постоянном, так сказать, взаимодействии. И комиссары тоже не будут сидеть сложа руки. Вон, мы меньше месяца плечом к плечу с деникинскими добровольцами повоевали, и что? Сколько их в бригаду перевестись захотело, ты сам видел. А насчет власти… – я хмыкнул. – Ведь снабжение и довольствие будет идти именно от Советов. Поэтому станет работать старое правило насчет того, что «кто девушку кормит, тот ее и танцует». В общем, с Виссарионычем спорили часа два. Парочка его спутников иногда тоже подвякивали (причем один из них, к которому я решил в будущем поближе присмотреться) периодически выступал на моей стороне. В конце концов, Сталин вроде даже смирился, а я, закуривая неизвестно какую по счету папиросу, подытожил: – И возвращаясь к нашим баранам. Ситуация складывается так, что в ближайшие дни мне нужен будет доверенный человек от Деникина. Со всеми верительными бумагами. Грузин эмоционально почти не отреагировал, просто спросив: – Зачэм? Охотно пояснил: – Петлюровцы в ближайшем будущем наверняка навтыкают офицерам, и выжившие начнут разбегаться. Кто-то домой, кто-то на Дон. И есть у меня мысль хоть какую-то часть из них перехватить. Грамотные в военном деле люди, тем более обозленные поражением и жаждущие реванша, нам точно не помешают. Ну и еще нужно золото. Пару центнеров. Сталин понимающе усмехнулся: – Покупать их будэшь? А нэ слишком ли жирно получится? Я фыркнул: