– Что еще может сказать о ней Вайда? – Зачем хотеть знать? – спрашивает та. – Это очень важно, – говорю я. – Неправильно. – Вайда грустно качает головой и снова скрывается в подсобном помещении. Римас что-то бормочет по-литовски, а Мальда говорит: – Все парни хотят лондонских девушек. Дарюс упрямый. Вайда отсутствует долго, и я начинаю тревожиться. Возможно, она звонит кому-то из банды Клейза. Или в полицию. Я уже собираюсь извиниться и уйти, но тут Вайда возвращается, размахивая клочком бумаги. – Живет там, – говорит она по-английски. – Это адрес его бывшей девушки? – Это всего в миле отсюда. Я смогу доехать туда за три минуты. Вайда кивает. – Очень рядом. Жалко она не работать. Мальда Атаускайте водружает очки на нос и говорит: – Я очень сожалею, что мы так мало знаем и не смогли помочь. Глава 35 Квартира бывшей девушки Дарюса Джавтокаса находится в убогом четырехэтажном доме на Сити-роуд, по которой проходит граница с Айлингтоном. Оставив «Хонду» на противоположной стороне улицы, я изучаю вход. Судя по числу кнопок, квартир должно быть шесть, и Вайда указала мне квартиру «С», которая теоретически должна быть на втором этаже, но мне нужна полная уверенность. Я не хочу еще одну облаву впустую. Времени всего три часа дня, и солнце яростно светит мне в спину. На втором этаже слева окна темные; справа шторы наполовину опущены, и я вижу внутри смутные силуэты мужчины и женщины. Всматриваюсь, тщетно пытаясь различить черты лиц, но тут вдруг мужчина оборачивается, подходит к окну и смотрит прямо на меня. Дарюс Джавтокас. Я в шоке поспешно отступаю в тень под бетонным навесом, однако Дарюс почему-то никак на меня не реагирует. Затем до меня доходит, что солнце светит прямо ему в глаза, отражаясь от свежего снега. Дарюс рассеянно смотрит в окно. Он выглядит очень молодым, совсем не убийцей. Впрочем, так бывает почти всегда. Сказав что-то женщине у него за спиной, он снова поворачивается к ней. Я звоню Бексу и сообщаю, что нашел Джавтокаса, и он говорит: – Что? – Я не могу звать на помощь. Я должен сидеть на больничном. Направляй сюда «тяжеловесов», и мне наплевать на то, что ты наплетешь Джерри. Скажи, был анонимный звонок, тебе явилось видение, сон; скажи, что это было написано на зеркале в мужском сортире… Я называю Бексу адрес, но он неумолим: – Он не поверит в это ни на секунду. И тут я вспоминаю, где нахожусь. – Черт возьми, тебе вовсе не нужно действовать через Джерри. Я в Айлингтоне. Свяжись с айлингтонским участком. Скажешь, тебе позвонил твой осведомитель, и они могут забирать Джавтокаса себе. Тогда все лавры достанутся им, их покажут по телевизору, а мы уберем Джавтокаса подальше от Кентиш-Тауна. – Твою мать, шеф, вы меня здорово подставляете… – Уверен, ты найдешь какого-нибудь осведомителя, который с радостью примет похвалу. А главное то, что если мы схватим этого ублюдка и выясним, кто за ним стоит, никому не будет никакого дела до того, как мы это провернули. Но ты должен поторопиться. – Я потороплюсь, шеф, но сейчас я разговариваю по телефону, а вы никак не хотите закончить… – Я уже заканчиваю, – говорю я, давая отбой. Взглянув на часы, пытаюсь прикинуть, сколько времени потребуется Бексу на то, чтобы все устроить. Дом стоит рядом с доком на канале Риджентс, окнами на крутой излом дороги, из чего следует, что Джавтокас увидит полицейские машины, с какой бы стороны они ни приближались. Я увижу его, если он попытается бежать через подъезд, но не в том случае, если сзади есть еще один выход, и теперь, когда я об этом подумал, я должен сходить туда и все проверить. Джавтокас больше не подходит к окну, поэтому я быстро пересекаю заснеженную улицу. Людей немного. Подойдя ближе к дому, я слышу, как обедает семья – громкие сердитые голоса, стук ножей и вилок. В переулке помойка – большие черные пакеты с мусором навалены в мусорные баки. Я протискиваюсь мимо и выхожу в небольшой двор с двумя легковыми машинами и старым ржавым грузовиком. Вокруг двора тянется кирпичный забор с колючей проволокой зловещего вида сверху. Бежать этим путем невозможно. И все-таки я чувствую, что упускаю нечто. Уже собираюсь уходить с крошечной стоянки, как меня вдруг осеняет: каким образом сюда попадают машины? Я обхожу вокруг дома, держась так, чтобы меня не было видно из окон второго этажа, и нахожу за ним электрическую подстанцию со знаками, предупреждающими о смертельной опасности. Для того чтобы проверить за ней, мне нужно обойти «Фиат», стоящий прямо под окном квартиры Джавтокаса. Я с опаской делаю шаг и поднимаю взгляд. Вижу банки со специями и травами на кухне, но людей там нет. А за подстанцией – то, что я искал: ржавые стальные ворота. За ними дорога, ведущая в одну сторону к каналу, а в другую – в переулок. По-прежнему нет воя сирен приближающихся полицейских машин, что меня тревожит. Почему их нет так долго? Я перебираю все, что могло пойти не так. Бекс испугался? Пошел на попятную и заложил меня Джерри? И я вспоминаю то, что старательно задвигал в глубину сознания: Бекс также дежурил в тот вечер, когда Джавтокас пытался меня убить. Стараясь разобраться во всем этом, я машинально отхожу от дома, чтобы обойти вокруг «Фиата», и поднимаю взгляд на окно кухни. Дарюс стоит там, с банкой пива в руке, собираясь закурить. Он смотрит на меня, прямо мне в глаза. И теперь, за домом, его больше не ослепляет бьющее в лицо солнце. Глава 36 В течение по крайней мере двух секунд никто из нас не двигается. Затем Джавтокас скрывается внутри, и я отчаянно несусь к подъезду, чтобы отрезать ему путь отхода. Поскальзываюсь на льду, опираюсь рукой о стену, удерживаю равновесие и бегу дальше, пробираясь между пакетами и баками. К моему огорчению, там никого нет – ни Джавтокаса, ни полиции. Я в ярости ударяю ногой по железному забору, злясь на себя. И тут слышу звук, доносящийся из-за дома. Снова перешагиваю через порванные пакеты с рассыпавшимся мусором и вижу ворота в дальнем конце, распахнутые настежь. Я несусь туда, не обращая внимания на боль в ногах, и слышу, как Джавтокас сбегает по каменным ступеням, спотыкается, хватается за перила. Вдалеке звучит вой сирен, но уже слишком поздно, мальчишка убегает. Я вижу на снегу следы ног, но сам я уже едва стою. Спускаюсь по лестнице и заворачиваю за угол в переулок, сквозь высокую сухую траву и старые тележки из универсамов, припорошенные снегом. Переулок разветвляется, но следы ведут вправо, вниз по обледенелым ступеням к бечевнику вдоль канала. Я хромаю к бечевнику так быстро, как только могу: с одной стороны ограждение из проволочной сетки, с другой – затянутый тонким льдом канал. После полумрака переулка ослепительный свет, отражающийся от белого льда, заставляет меня вздрогнуть, словно я получил удар в лицо. В свете солнца мелькает стальной прут. Однако теперь я к нему готов. Уклоняюсь в сторону, но все-таки прут задевает меня вскользь по плечу, вызывая обжигающую боль. Джавтокас пытается ударить меня прутом в живот, но мне удается согнуться пополам, и прут ударяет по ребрам. Я набрасываюсь на своего противника, хватаю его за рукав куртки, и тот отрывается. Джавтокас ударяет меня по голове. В отчаянии я пытаюсь защититься, скользя вбок по обледенелой земле, затем хватаю прут и вырываю его у Джавтокаса из рук. Я кричу, что арестовываю его, а он выкрикивает ругательства голосом с сильным акцентом, вырывается и молотит кулаками. Я стараюсь уворачиваться, но его кулак попадает мне в скулу. Глаза Джавтокаса неестественно-затуманенные, лицо раскраснелось от ярости. Мальчишка, не умеющий драться, но готовый на всё. Я что есть силы бью его кулаком по лицу, затем хватаю правую руку и заламываю ее, чувствуя, как та поддается с отвратительным хрустом. Джавтокас издает нечто среднее между криком и стоном и пытается неуклюже отбиваться левой рукой, а я разворачиваю его и кричу, чтобы он остановился и прекратил сопротивление. Я бесконечно устал, я сыт по горло тем, что меня бьют, на меня нападают, мне лгут, в том числе и мой собственный рассудок. Я призываю Р. помочь мне, дать мне силы, необходимые для победы. В этот момент Джавтокас пытается наброситься на меня, низко опустив голову, неумело подражая борцовскому захвату. Я обрушиваю ему ребро ладони на затылок. Он падает и корчится, недоуменно глядя на меня – он рассчитывал совсем на другое. Но глаза его пылают яростью, как это бывает только с молодыми, – глупой яростью. Я готов поклясться, что Джавтокас вот-вот расплачется. Но он лягается и попадает мне по лодыжке. Боль жуткая. Я кричу, спрашивая у него, почему он это делает, кто за ним стоит, на кого он работает, но Джавтокас плюется в меня и пытается подняться на ноги. Однако заснеженная дорожка предательски скользкая, и он снова падает. Я бью его по голове – тяжелый глухой удар, гораздо сильнее, чем я ожидал. На этот раз появляется кровь. Джавтокас смотрит на меня невидящим взглядом; он выглядит больным, как ребенок. Я повторяю снова и снова, что ему нужно остановиться, но что-то не дает ему это сделать. Он поскальзывается и пытается удержать равновесие, беспорядочно размахивая руками и ногами. Но упорно не желает угомониться и снова пытается меня ударить, отлетает назад и одной ногой проламывает тонкий лед. Я лихорадочно хватаю его за руку, крепко сжимая манжету оторванного рукава куртки. Я его держу. Вытаскиваю парня на бечевник, в безопасность. Но этот идиот вырывается и отталкивает меня, что-то крича по-литовски, и рукав отрывается. Лед ломается дальше, и обе ноги Джавтокаса соскальзывают в маслянистую воду. Канал здесь глубокий, и подо льдом сильное течение. Джавтокас отчаянно барахтается, что-то крича. Я не понимаю, что он говорит; пытается перейти на английский, но не может подобрать нужные слова. Пытается ухватиться за тонкий лед. Я пробую онемевшими пальцами поймать его руку, но промахиваюсь. Его рука выскальзывает, и он скрывается под водой. До него какие-то дюймы, и я почти могу дотянуться – но не могу. Он уже провалился слишком глубоко. На мгновение я вижу его лицо, глядящее на меня из-под ледяной воды. На нем написано удивление, недоумение. Его сносит в сторону, и он скрывается подо льдом. Глава 37 Я бегу, хромая, вдоль канала в том направлении, куда исчез Джавтокас. В отчаянии вырываю из земли колышек с табличкой, на которой написано: «Опасно!» Выхожу на лед, на предательски тонкий лед, и пробиваю в нем дырки. Опускаю руку глубоко в черную воду, пытаясь что-нибудь нащупать – тело парня, руку, ногу, – но нахожу лишь мертвящее прикосновение выброшенных пакетов из магазинов и смятых пивных банок. Наконец я останавливаюсь. Тяжело дыша, кладу руки на колени. В доке все неподвижно. Все вокруг сверкает в свете морозного дня. Над головой безоблачно-чистое голубое небо. Подо мной неровные дыры во льду и плещущая в них грязная вода. Сначала мне хочется просто исчезнуть, как скрылся подо льдом парень-литовец, уйти отсюда и перестать быть. Я не могу забыть его лицо, когда он уходил под воду – ошеломленно глядя на меня, словно смерть не входила в его планы. Сирены становятся громче, и машины останавливаются, визжа тормозами. Превозмогая боль, я выбираюсь со льда обратно на бечевник. На улице три полицейские машины с включенными мигалками и местные жители, двое указывают в сторону канала. Ко мне бежит молодой сержант, а следом за ним – четыре констебля. Сержант видит то, как я держу свою руку, видит кровь на лице, но я говорю, что это пустяки, и показываю свое удостоверение. – Вы опоздали. – Ускользнул?