– Хочешь, ты будешь вести разговор с Рикардом? В смысле, вполне возможно, он как-то связан с Джоанной, так что, наверное, лучше, если им займешься ты. Но Эшворт покачал головой. Рикард – писатель, не особо приятный, да и сейчас ему вряд ли удастся хоть на чем-то сосредоточиться. – Нет, давайте вы, я посижу. И с самого начала беседы он понял, что принял мудрое решение. Вера была на высоте: резкая, смелая, хитрая. Стоило Рикарду зайти в часовню – он опирался на палку и едва открыл тяжелую дверь, – Джо не мог отделаться от мысли, что тот старик. Старики обычно не убивают. И дело не только в физической слабости – вряд ли бы Рикард смог ударить Фердинанда ножом, и уж точно у него не хватило бы сил перетащить того с кресла в комнате из стекла на балкон. Эшворт считал стариков беззлобными людьми. Вера, однако, так не считала, и Джо решил, что тут дело в ее отце. Она его называла «Ужасный Гектор» или говорила «мой жуткий папаша», хотя заботилась о нем большую часть своей жизни. Вера, сидевшая за столом, подалась вперед к Рикарду. – Не могу понять, – начала она, – что вы вообще здесь делаете? Вы же известный писатель, я и то вас знаю. Видела ваши книги в книжном на Центральном вокзале. Зачем тратить драгоценное время и торчать неделю на побережье в Нортумберленде? Она улыбнулась и откинулась в кресле, ожидая, когда старик ответит. Рикарда вопрос застал врасплох. Тот наверняка думал, что беседа – лишь формальность, пройдет быстро и легко и к нему отнесутся с почтением из-за его возраста и известности. – Мне хотелось сделать что-то полезное для коллег-писателей. Успех – всего лишь удача. И мой пришел ко мне не потому, что я хорошо пишу. Он слегка улыбнулся, очевидно довольный своим ответом. – Давайте без этой чуши, – отрезала Вера ледяным тоном. – Разве, соглашаясь на эту работу, вы не знали, что сюда приедет Джоанна Тобин? Снова повисло молчание. Эшворт, глядевший в окно, увидел солнце. Небо стало голубым, и можно было подумать, будто на дворе лето. Но даже при столь ограниченном обзоре Джо отметил, что свет другой, более холодный. И тени были бы длиннее. Должно быть, наступил перерыв на кофе: участники курса вышли во двор. Со своего места он их не видел, но Рикард оставил дверь открытой, поэтому они слышали голоса и чувствовался запах сигарет. – Миранда показала мне работы студентов, которые получили стипендии. Пыталась так меня заманить. Но вообще-то писателям не очень нравятся хорошо пишущие новички, она должна это понимать. Смотришь на такие работы и понимаешь, насколько сам ты и твои писульки – жалкие. – Вы заметили в списке имя Джоанны? – спросила Вера, сузив глаза. – Не сразу. Она же снова поменяла фамилию на девичью. А я знал ее, только когда она уже была замужем. – Он сделал паузу. – Я узнал ее по некоторым деталям рассказа. – Мне показалось, он довольно гротескный, – сказала Вера. Эшворт удивился. Можно подумать, Вера зарабатывает на жизнь, обсуждая книги. Да и как она может обсуждать с таким важным человеком произведение, которое и не читала? – Вы читали его? – спросил Рикард, тоже удивившись. – А вы думаете, полицейские не читают? Да, я не очень люблю ваши выдумки, но это не значит, что я не могу оценить интересный сюжет, тем более если все основано на реальных событиях. И тут они уставились друг на друга. Вера нарушила молчание первой: – Я так понимаю, в рассказе Джоанны есть доля правды? Вы же должны знать. Вы же близко общались с главными героями. – Я друг ее бывшего мужа, – признался Рикард наконец. – По крайней мере, я был близок с его семьей. – Версию Джоанны я знаю, – сказала неожиданно повеселевшая Вера. – Давайте теперь вы мне расскажете вашу. – Я хорошо знал отца Пола. Мы познакомились в университете. В Оксфорде. Ходили на английскую литературу. Мы были из разных слоев общества. Рой учился в гимназии, и уже тогда он мечтал стать предпринимателем. На летних каникулах он работал в типографии отца. Моя же семья – землевладельцы. Денег на руках всегда было маловато, но зато сколько недвижимости. Думаю, вы понимаете. Эшворт не понимал, но Вера кивнула, будто все прекрасно понимала. Рикард продолжал: – Мы оба любили английскую литературу. Рой увлекался Диккенсом. Я сосредоточился на драматургах шестнадцатого и семнадцатого веков. Шекспир и его последователи. Хотя для души я читал кого-нибудь попроще. – Он улыбнулся Вере. – Я всегда с удовольствием читал готику, да и детективы. «Шерлок Холмс», понятное дело, а потом я перешел к золотому веку. Эшворт не мог взять в толк, какое это все имеет отношение к их расследованию, но Вера только кивнула, как будто у нее уйма времени. – Когда мы окончили школу, – продолжил Рикард, – я поехал в родительский дом, собирался там писать. Денег было достаточно, и мне не надо было зарабатывать себе на жизнь. Рой основал издательство – «Резерфорд пресс». Может, слышали о нем? Одно из самых известных независимых издательств в стране. Со временем Пол, его сын, начал работать с ним на пару. Пол очень амбициозный. Он понимает, как делать бизнес, но в книгах совсем не смыслит. Рикард сделал паузу и потер левое плечо, будто оно у него болело. – Одна из крупных транснациональных корпораций предложила купить «Резерфорд пресс». Рой был против, но Пол его убедил. Позже я узнал, что Полу пообещали хорошую должность, если сделка состоится. – Так вот как он уехал в Париж, – пробормотала Вера. – Вместе с молодой невестой. – Да, он должен был возглавить европейский филиал. Чаша с ядом – как у Шекспира. Думаю, руководству было нужно, чтобы он не справился. Они выполнили свое общение, дали ему руководящую роль в компании, но зачем он им сдался? – Рикард сделал глоток воды из стакана, который для него поставили на стол. – Я тогда жил в Париже. Думал, смогу написать великий современный готический роман, а на самом деле все, что я мог, – это и дальше жить в деревне с матерью и ее собаками, которые вечно делали лужи. Денег у меня хватало только на квартирку в довольно бедном районе. Он снова сделал паузу. – Рой, отец Пола, умер. От сердечного приступа. А может, болезнь тут ни при чем… – Он думал, сын его предал? – спросила Вера. Теперь ее голос зазвучал мягче. Рикард удивился вопросу: – Да нет. Он гордился Полом, тем, что тот такой целеустремленный. Но ему не хватало его дела, встреч с авторами и волнения от новых текстов. Я предложил ему открыть еще одно издательство, но Рой сказал, что у него нет сил. Возможно, он тогда уже болел. Он уставился в окно, погрузившись в собственные мысли. – Итак, вы в Париже, – бодро сказала Вера. – Вы, Пол и Джоанна. Вы часто с ними виделись? – Да, мы встречались по крайней мере раз в неделю. Так хотел Пол, не я. Я приходил к ним в их роскошную квартиру на ужин. Можно было попить хорошего вина – на свою зарплату я себе такого позволить не мог. И, наверное, я чувствовал ответственность за Пола после смерти его отца. Я так и не женился, детей нет. Рой сделал меня крестным отцом Пола. С самого начала было ясно, что назначение Пола в Париж – странная затея. Французский у него ужасный, и он понятия не имел, как все устроено в Европе. Отношение к книгам и писателям там до сих пор совсем другое. Ему было очень нелегко. – Вы знали, что он избивал жену? – спросила Вера самым обыденным тоном. Наблюдая за лицом старика, Эшворт понял, что его первым побуждением было солгать. Затем Рикард передумал. – Я догадывался. – И что с ним Джоанна была почти как в тюрьме. – Если и так, то тюрьма у нее была очень комфортабельная. Они купались в роскоши. – Рикард понял, что отшутиться не выйдет. – Пол был нездоров. Совсем потерял рассудок. Что-то вроде нервного срыва. – Да, а у Джоанны была депрессия, да такая, что она напала на мужа с ножом и попыталась покончить с собой! Потом семья и друзья Пола помогли упрятать ее в психиатрическую больницу. Если я не ошибаюсь, среди тех друзей были и вы. – Если б не я, она бы оказалась в тюрьме! Ответ был резким, и Эшворт увидел, что Рикард тут же пожалел о своих словах. – И вы думаете, Джоанна должна быть вам благодарна? – Конечно нет. Но это было давно, и у нее, похоже, все наладилось. Они посмотрели друг на друга. – А что насчет Пола? – Вера задала вопрос таким тоном, что Эшворт понял: ответ она уже знает. – Мистер Пол Резерфорд. Чем он сейчас занимается? – Он отошел от издательской деятельности. Женился, завел семью. – И чем он сейчас занимается? Рикард посмотрел ей прямо в лицо: – Он депутат Европарламента. – Точно. – Вера слегка улыбнулась. – И дела у него идут очень хорошо, как я понимаю. Похоже, он все-таки понял, что такое Европа. И все так же амбициозен. Ходят слухи, что собирается в британский парламент. Она вновь потянулась к Рикарду через стол. – Перед нашим разговором я навела о нем справки. Интернету доверять не стоит, но статьи, которые я видела, были точно про мистера Резерфорда. – Вера выпрямилась, и голос ее стал тверже. – Так вот, что вы здесь забыли, мистер Рикард? Заботитесь о крестнике? Конечно, вряд ли будущему члену Парламента будет на руку обвинение в домашнем насилии. – Да нет же! – Рикард попытался встать, чтобы слова его зазвучали убедительнее. – С тех парижских времен я чувствовал вину перед Джоанной. Я хотел с ней встретиться, посмотреть, все ли у нее хорошо. Увидел ее имя в списке студентов, получивших стипендию, и как будто какой-то инстинкт сработал. Ну, сглупил старик. Вера посмотрела на него, но ничего не сказала. Молчание затянулось. Участники курса пошли на занятия, и из сада больше не доносилось ни звука. Наконец Вера заговорила: – У Джоанны все было очень хорошо. Она встретила мужчину, который ее обожает, они поселились в самом красивом месте Англии. Она пережила тот кошмар своей юности, и была вероятность, что историю о тех издевательствах опубликуют. А потом Джоанна оказалась замешана в убийстве. Можно подумать, что кто-то так пытался помочь своему старому приятелю Полу – снять его, так сказать, с крючка. Кто поверит подозреваемой в убийстве, решившей обвинить уважаемого члена парламента в домашнем насилии? Да она и не посмеет. В ее-то положении. Внимание прессы – явно не то, что ей сейчас нужно. – Глупость какая-то, – бросил Рикард. – Точно. Прямо как в тех романах, которые вы так любили в юности. Сплошное безумие, заговоры и драма. Рикард с трудом поднялся на ноги. Он уже направлялся к выходу, когда Вера его окликнула: – Вы хорошо знали Тони Фердинанда?