– На это у них нет высочайшего соизволения, – предположил Гуров. – Мы свалились им как снег на голову, и они не знают, что делать с таким явлением. Он внезапно замолчал. Где-то снаружи стукнул пистолетный выстрел. Потом еще один. Гуров и Крячко с тревогой посмотрели друг на друга. Снова наступила тишина, нарушаемая лишь настойчивым тарахтеньем генератора. – Ну, что выросло, то выросло, – подытожил Гуров. – Нужно кое с кем поговорить. Они вошли в соседнее помещение. Парень в замшевой куртке все еще сидел на полу и массировал свое темя. – Как твое имя? – спросил Крячко. Парень посмотрел на него страдальческим взглядом и пробухтел со злобой: – Познакомиться хочешь? Щас познакомишься! Щас вас и обогреют, и утешат! Говорил он не слишком складно, но с большим подъемом. Чувствовалось, что, несмотря на некоторое невезение, он вполне уверен в той силе, что стояла у него за спиной. – Дать ему, Лева? – с интересом спросил Крячко. – Ты уже ему дал, – проворчал Гуров. – Человек даже заговариваться стал. – Видели того фраера – на цепи? – совсем не стараясь быть любезным, сказал парень. – Вам очень повезет, если вас посадят рядом. Мне велено вам это передать. Если будете вести себя тихо, может быть, живы будете. – Ты что-то не понял, – возразил Гуров. – Место Ильи Ликостратова займешь сейчас ты. – Ну хватит душеспасительных бесед! – рявкнул Крячко и рванул парня за шиворот. – Вставай, пошли! Он вытолкал его в соседнюю комнату и буквально загнал за металлическую решетку. Парень пытался сопротивляться, но у него все еще кружилась голова и подкашивались ноги, а Крячко был по-настоящему разъярен и силы своей не сдерживал. Он пихнул своего пленника на подстилку и, прежде чем тот успел опомниться, защелкнул у него на запястье наручники. Дальше он обыскал парня, но ничего не обнаружил, кроме складного ножа с широким блестящим лезвием. – Ну вот, а теперь поговорим, как джентльмены, – сказал Крячко, встряхивая пленника так, что тот врезался затылком в каменную стену. – Твое имя, адрес, место работы, семейное положение, хобби… Собираешь марки или пробки от бутылок? Выкладывай все, или я уже по-настоящему вышибу тебе мозги! – Полегче, сука! – плачущим голосом простонал детина, опять хватаясь свободной рукой за голову. – Озверели совсем, падлы! Ну, Тюрин я, Дмитрий Николаевич, семьдесят второго… А марки ты сам собирай. Мне бабки больше нравятся, понял? – А ты, оказывается, у нас с юмором, Дима! – заметил Гуров. – Это хорошо. Так скажи нам для смеху, чем ты занимаешься, а? На кого работаешь? На Квадрата? Разбитая голова Тюрина непроизвольно и резко дернулась. Он почти с ужасом посмотрел на Гурова, но тут же застонал и опять потянулся рукой к затылку. – Ну, по глазам вижу, что на Квадрата, – удовлетворенно констатировал Гуров. – Значит, все сходится. Он обернулся. Илья Ликостратов уже находился за пределами клетки. Теперь он сидел у стены на каких-то ящиках, безвольно опустив руки, а Маргарита Альбертовна опять судорожно обнимала его, нежно гладя ладонью по спутанным немытым волосам. Синицын с пистолетом в руке нервно прохаживался рядом, то и дело оглядываясь на дверь. – Кто такой Квадрат, Лева? – с любопытством спросил Крячко. – И что сходится? – Есть тут такой деятель по прозвищу Квадрат, – пояснил Гуров. – Занимается в том числе и контрабандой животных. А все эти гаврики из его команды. Вот я и говорю, что все сходится. Илья и все остальное. Не хватает только старшего Ликостратова. – И свежего воздуха, – прибавил Крячко. – Не сей панику, – сказал Гуров, доставая мобильник и набирая номер Черкасова. – Никуда он не денется, свежий воздух. Однако связаться с Черкасовым так и не удалось. Гуров с сожалением спрятал трубку и обвел взглядом окружающих его людей. Кажется, только мать с сыном не понимали катастрофичности положения, в котором они все находились. Илья был слишком слаб и измотан, а Маргарита Альбертовна была по-своему даже счастлива. Дима Тюрин хоть и играл в этой ситуации роль козла отпущения, почти не скрываясь, торжествовал. Синицын, осунувшийся и сердитый, был уже, кажется, на пределе, и только субординация мешала ему высказать все, что он думает о начальстве и его безумных идеях. Крячко держался по-прежнему невозмутимо и уверенно, но в глазах его ясно читалась тревога. – Ничего страшного не случилось, – заговорил Гуров. – Снаружи у нас остались люди. Мы здоровые умные мужики. У нас есть оружие. Что-нибудь придумаем. Он внезапно замолчал. За стеной, в том месте, где наружу выходила вентиляционная отдушина, вдруг послышался шум, а потом незнакомый голос, усиленный мегафоном, провозгласил: – Господа ищейки! Слушайте сюда! Предлагаю по-хорошему договориться. Пользуйтесь случаем, пока я добрый. Тут у меня трое ваших – сыскари и водила. И у вас трое моих. Предлагаю махнуться. Но с условием – вы все остаетесь внизу. Но сначала передаете нам все оружие. Оставите его там, где заходили. Если попробуете сыграть с нами шутку, своих товарищей живыми больше не увидите. Даю вам пять минут на размышление. Голос смолк, и Гуров услышал, как удаляются чьи-то шаги. Он обернулся. Лица Крячко и Синицына были мрачны. Тюрин откровенно скалился. Даже Маргарита Альбертовна подняла голову, и в глазах ее появился осмысленный и тревожный блеск. Гуров кивнул Крячко и Синицыну. Они втроем отошли в дальний конец помещения. – Ну и что будем делать? – спросил Гуров, обводя взглядом лица товарищей. – Может, они блефуют? – с надеждой спросил Синицын. – Вряд ли, – покачал головой Гуров. – Они все правильно назвали – два опера и водитель. Просто они не знают, что водитель сам попал как кур в ощип. И потом, были же выстрелы. Возможно, кто-то из ребят даже ранен. Я уверен, что их взяли. Силы слишком неравные. – Значит, нужно принимать условия, – заявил Синицын. – У Черкасова мать старше вот этой… Сердце больное. И вообще, не бросим же мы ребят на произвол судьбы! – А кого бросим? Женщину с избитым человеком? – спросил Гуров. Синицын бросил на него сердитый взгляд, но не нашел что сказать. – Думаешь, они не решатся расправиться с нашими? – помолчав, сказал Крячко. – Вообще-то для них это лучший выход. Если не считать, конечно, тот вариант, когда они доберутся до нас всех. – В том-то и дело, что мы нужны им все, – заметил Гуров. – Все до последнего человека. Поэтому идти на уступки глупо. – Что же ты предлагаешь? – Есть только один выход – тянуть время, – сказал Гуров. – Для начала отдадим им Диму. Поторгуемся, а там бог рассудит. Ждать, когда наверху поинтересуются их решением, пришлось недолго. Едва они вернулись туда, где оставили Маргариту Альбертовну с сыном, как сквозь отдушину вновь загремел голос, усиленный мегафоном: – Время кончилось! Что будем делать, господа сыщики? Возникла пауза. Гуров крикнул: – Мы согласны на обмен! Но только на наших условиях! Иначе не о чем разговаривать, господин Сумской! Кажется, он угадал с фамилией, потому что наверху иронически хмыкнули, а потом сказали: – Ах, господин сыщик, как же это верно сказано – меньше знаешь, крепче спишь! У вас, похоже, серьезные проблемы со сном? Ну, ничего, даст бог, мы вас вылечим. Однако вы говорили что-то об условиях – любопытно послушать… – На первом этапе мы отдаем вашего камикадзе! – крикнул Гуров. – А вы отпускаете наших ребят. Всех! – А не слишком жирно получится? – спросил Сумской. Его, кажется, забавлял этот диалог. – Может, добавите маленько? – Прокурор добавит! – отозвался Гуров. – Мне надо подумать, – уже серьезно ответил Сумской и на некоторое время пропал. Оперативники молча ждали. Они даже не смотрели друг на друга. Момент был крайне напряженный. Сейчас от них мало что зависело. Гуров уже прикидывал в уме, что делать в случае отказа, – они попытаются отстрелить замок на двери с помощью автомата и пойдут на прорыв. Выход отчаянный, но больше ничего не остается. Наконец Сумской вернулся. В голосе его опять звучала еле уловимая насмешка. – Хорошо, мы согласны, – неожиданно сказал он. – В конце концов, это удобно, когда все в одном месте. Только единственное уточнение. В придачу к нашему человеку вы, как оговаривалось, сдаете все оружие. Условия те же. За вами автомат, «беретта» и три табельных. – Не пойдет! – спокойно ответил Гуров. – Если мы сдадим вам оружие, вы просто зайдете сюда и всех нас покрошите. Такой вариант нас категорически не устраивает. Если не согласны на наши условия, то будем разговаривать по-другому. Со стрельбой и всем прочим. То же самое вас ждет, если вы попытаетесь причинить вред нашим товарищам. Нравится вам это? – Не очень, – признался Сумской. – Мы любим делать все тихо. Но вы требуете слишком многого. Сам я решить этот вопрос не могу. Придется вам подождать. – И долго ждать? – спросил Гуров. – Нет, осталось совсем немного, – успокоил его голос наверху. – Вам сообщат. Он ушел. Оперативники опять собрались в дальнем конце помещения. – Скверно! – произнес Крячко. – Давно я не бывал в мышеловках. Оказывается, очень неприятная вещь. – Не понимаю, как вы можете так спокойно говорить об этом? – вспылил Синицын. – Нашим товарищам грозит опасность… – Может, ты не заметил, Синицын, – с досадой перебил его Гуров, – но нам всем грозит опасность. И давайте без лозунгов. Они еще не готовы проявлять инициативу. Ждут, насколько я понимаю, шефа. Подождем и мы. Бросаться с головой в омут не будем. Отложим это на крайний случай. Синицын резко повернулся и с вызывающим видом отошел в сторону. – Не обращай на него внимания, Лева! – добродушно сказал Крячко, увидев, как потемнели глаза Гурова. – Человек просто голодный. Я вот тоже, когда голодный, становлюсь ужасно нервным. Это закон природы. Гуров не принял шутку, но гнев его постепенно улегся. Синицын и Черкасов были друзьями. Истерика Синицына была естественной реакцией растерянного человека. Не стоило придавать ей большого значения, тем более что нервы им понадобятся совсем скоро. Чтобы не терять времени даром, Гуров попытался поговорить с Маргаритой Альбертовной, надеясь выяснить у нее какие-нибудь подробности. Но оказалось, что ничего интересного сказать она не может. Она выглядела совершенно больной, едва ли намного лучше собственного сына. Единственное, что она сумела произнести членораздельно: – Они его все время били… И еще она сказала Гурову, что Квадрата на самом деле зовут Андреем Владимировичем. Но эта информация мало проясняла ситуацию, а ничего более связного госпожа Вагнер предложить не могла. Илья вообще молчал, хотя Гурову показалось, что отсутствующий вид, который являл этот молодой человек, был во многом напускным. Он явно хитрил, и раза два Гуров ловил на себе его вполне осмысленный испытующий взгляд. Гуров решил отложить расспросы на будущее. В тех условиях, в которых они сейчас находились, трудно было рассчитывать на какие-то откровения. По существу, они напоминали сейчас пассажиров тонущего корабля. Трюм его медленно наполняется водой, рация бездействует, а шлюпки в руках неприятеля. В такие минуты в голове бьется только одна мысль – выжить. В подвал практически не доносилось никаких звуков, и, что делается наверху, никто не знал. Однако в какой-то момент ему определенно показалось, что он слышит отдаленный шум автомобильного мотора. Потом шум оборвался, и опять наступила тишина. Приуныл даже Тюрин. Он начинал подозревать, что его драгоценная жизнь не является для его соратников такой уж драгоценной, а положение узника, прикованного к стене, бодрости не добавляло.