– Мастер ты задавать вопросы, сынок! – усмехнулся Гуров. – Только, боюсь, права на это ты не имеешь. Тебе самому скоро придется отвечать на множество вопросов – в кабинете следователя. А мне пока скажи только одно – как же это ты впал в немилость у своего благодетеля? Только не надо врать, я не люблю, когда врут. Твоя мать нам все рассказала, а твой дружок давно сидит в камере. Наверное, ты будешь не прочь с ним увидеться? Это он сообщил твоей матери условия ультиматума. – Сволочь! – хмуро сказал Илья. – А с другой стороны, куда ему было деваться? – Верно, куда вам деваться, пока Квадрат на свободе и делает все, что пожелает? – заметил Гуров. – Вы все его рабы. – Чего теперь об этом говорить? – буркнул Илья. – Назад не повернешь. – Это верно, назад не получится, – кивнул Гуров и внимательно посмотрел на парня. – А если вперед посмотреть? – Мать жалко, – опуская глаза, сказал Илья. – Матери твоей ничего не грозит, – возразил Гуров. – Суд наверняка найдет ей смягчающие обстоятельства. А вот тебе, чтобы к нормальной жизни вернуться, придется отвечать. Или Квадрата тебе тоже жалко? – Квадрата я ненавижу, – спокойно сказал Илья. – Если бы Квадрат меня не опередил, я бы его сам прикончил. За отца. – А ты знаешь, что твой отец убил человека? – спросил Гуров. Илья выдержал его взгляд. – Я отцу не судья, – сказал он. – Это было стечение обстоятельств. Его взяли за горло. Он так мне сказал. Я ему верю. – Он тебе сказал? Когда? – Отец мне звонил, – неожиданно ответил Илья. – За день, как меня сюда сунули. – И ты… Ты знаешь, где он сейчас? – осторожно спросил Гуров. Илья ответил не сразу. Признание было мучительным для него. Но он понимал, что такая игра не может вестись бесконечно. – Я знаю, где отец, – сказал наконец он. – Это не очень далеко отсюда, в деревне. На вертолете минут за тридцать можно добраться. У его друга-художника там дом. Про него никто не знает. Это его старый друг, еще по молодости. Он сейчас в Америке живет, преподает там. А ключ отцу передал. – А Квадрат знал, что ты знаешь об этом? – Догадывался. – И ты молчал?! – А вы считаете, что я должен был продать родного отца? – язвительно спросил Илья. – Нет, просто догадываюсь, как тебе было нелегко, – сказал Гуров. – Хуже всего было, когда они взялись за мать, – признался Илья. – Она-то ведь ничего не знала. Тут они меня просто взяли за горло. Так что, в сущности, хорошо, что вы за ней увязались. – Ничего, теперь мы попробуем взять за горло Квадрата, – пообещал Гуров. – Трудно, – сказал Илья. – У него так поставлено, что за всю грязную работу кто-то другой отдувается. На него никто не покажет. Знают, что лучше отсидеть, чем с Квадратом связываться. Пощады не будет. Вот увидите, что и на этот раз он будет ни при чем. – Погоди обещать, – нахмурился Гуров. – А твое похищение? А контрабанда животных? А нападение на представителей милиции? Разве этого не было? – Мое похищение еще доказать надо, – махнул рукой Илья. – И с животными тоже… Все машины оформлены на подставных лиц, бригады и маршруты все время меняются. Сейчас они вообще все свернут. На вас напали, конечно, но они скажут, что оборонялись. И поймать их еще надо. У Квадрата небось уже и алиби есть в кармане. – По-твоему, получается, что его вообще зацепить невозможно! – сердито сказал Гуров. – Можно, наверное, – спокойно заметил Илья. – Только трудно. Отец говорил, будто знает за Квадратом что-то такое… Совсем беспредельное, короче. Он же, Квадрат этот, по характеру беспредельщик, зверь. Гуров после этих слов будто удар током почувствовал. Он оглянулся на вертолет. Его жесткий силуэт все яснее вырисовывался на фоне светлеющего неба. От вертолета шел милицейский капитан. На ходу он снял с головы форменное кепи и вытер им вспотевший лоб. – Минут через сорок прибудут, товарищ полковник, – сообщил он. – Дежурный следователь и группа с ним. Крылатова тоже должны поставить в известность. Но он если появится, то попозже. – Когда бы он ни появился, а увидеть я его должен, – заявил Гуров. Глава 17 В деревню Костылиха, расположенную километрах в двухстах севернее, выехали на следующий день автомобилем, который обеспечил им начальник местного УВД при содействии следователя Крылатова. Вместе с Гуровым поехали Крячко, Самохин и Илья Ликостратов. Маргариту Альбертовну положили в неврологическое отделение областной больницы. Состояние ее требовало неотложной помощи. Однако Гуров, наученный горьким опытом, не пожелал оставлять ее без присмотра. При ней остались Синицын и Черкасов. Илью по мере возможности приодели, но со своим разбитым лицом, с содранными в кровь запястьями он все равно выглядел страшновато. Однако держался хорошо и ни на что не жаловался, хотя было ему тяжело – и морально и физически. Ночное происшествие принесло в итоге некоторые плоды. Удалось установить личность убитого Синицыным бандита и даже подтвердить его связь с Квадратом. Удалось выследить одну машину, которая была этой ночью на заброшенной станции. Однако ее водитель категорически отказывался подтвердить этот факт, и теперь предстояло ждать результаты многочисленных экспертиз, чтобы уличить его во лжи. Но Гуров не мог ждать, тем более что ни один из задержанных не давал показаний, направленных против Квадрата. Поиски Ликостратова приобретали теперь двойной смысл. Кроме того, что он сам подозревался в убийстве, он еще знал что-то о Квадрате. Поэтому Гуров был очень настойчив при встрече с местным следователем по фамилии Крылатов. Крылатов оказался моложавым и щеголеватым человеком с немного странной, рассеянно-добродушной улыбкой, которая постоянно блуждала на его лице. Кажется, с первого момента их встречи он очень ревниво отнесся к Гурову, к его манере держаться, носить костюм и вообще к способности выглядеть джентльменом в любой ситуации – может быть, потому, что в его кругу ему в этом отношении не было равных. При этом он оставался человеком деловым, решительным и даже, как сейчас выражаются, «упертым», а Квадрата считал едва ли не своим личным врагом. Крылатов вел с ним длительную борьбу и был уверен, что рано или поздно одержит в ней победу. Гурова он понял с полуслова. – Если надыбаешь что-то серьезное на Квадрата, Лев Иванович, – совсем по-свойски поведал он ему, когда разговор шел с глазу на глаз, – то я просто памятник тебе здесь поставлю. Ну, может, не памятник, но ящик коньяку – точно. Сам видишь, какая это изворотливая тварь. Взять хотя бы последний случай. Конечно, мы найдем тех, кто устроил это безобразие, но голову даю на отсечение – ни один из них не станет свидетельствовать против Квадрата. Зато найдется сто свидетелей, которые видели его ночью за сто километров отсюда. И ваши показания ничего не изменят, потому что вы – лица заинтересованные. В крайнем случае мы возьмем Сумского. Конечно, это тоже мерзавец первостатейный, но я хотел бы добраться до самого. – Он у вас заколдованный, что ли? – сказал на это Гуров. – Никак до него, понимаешь, не добраться. Что за причина? – Причина тут простая – страх. Расскажу я тебе один случай. Лет пятнадцать назад, когда все здесь кипело и бурлило, когда одни делили лакомые куски, а другие вообще не понимали, что происходит, сошлись на узенькой дорожке два бывших дружка. Пересеклись, так сказать, их коммерческие интересы. Оба считали себя правыми, а друг друга, соответственно, неправыми. А так как с неправыми людьми у нас обычно не церемонятся, то один дружок кинул другого не моргнув глазом. Не буду вдаваться в суть того старого конфликта, потому что суть не в нем. А суть в том, что тот, кого кинули, поступил очень просто – чтобы не быть посмешищем в глазах коммерческого мира, он просто взял и отрезал обманщику голову. Кстати, ее так до сих пор и не нашли. Как и убийцу, кстати. Не до убийц тогда было. – А я слышал недавно очень похожую историю, – вспомнил Гуров. – Очень похожую, но, кажется, совсем свежую. – В том-то и дело, что свежую, – многозначительно сказал Крылатов. – И, между прочим, характерная деталь – голову опять не нашли. – Хочешь сказать, что это его работа? – Есть информация, что этот всадник без головы до последнего времени тоже числился в дружках Квадрата. И тоже решил его кинуть. Как говорится, история ничему не учит. Некоторые начинают забывать ее уроки, а кончается это очень плохо. Можешь считать, что Квадрат провел курс наглядной агитации. Освежил память. Вот почему я не надеюсь ни на чьи показания. Здесь нужно что-то другое. Но имей в виду, ради такого дела я на все готов пойти. Можешь на меня рассчитывать. – А ты уверен, что я на все готов? – улыбнулся Гуров. – Ты же не знаешь, что я за человек. – Уже знаю, – заявил Крылатов. – Ты тот человек, который мне нужен. Такой был у них разговор перед отъездом Гурова, и это были не пустые слова. Крылатов употребил все свое влияние, чтобы создать для Гурова режим наибольшего благоприятствования, в результате чего он не потратил впустую ни одной минуты. На место прибыли, когда уже перевалило за полдень. Деревня Костылиха располагалась в живописном месте на зеленой равнине, по которой протекала неширокая, но чрезвычайно извилистая речушка. Здесь было спокойно и тихо, как в заповеднике. Не рычали машины, не гремела музыка, и даже куры бродили по улицам с каким-то удивительным спокойствием, деликатно выклевывая что-то из теплой земли. О том, что на дворе двадцать первый век, напоминали только разлапистые телеантенны, торчащие на крышах домов. Даже людей на улицах почти не было, и выяснить, где находится дом художника, удалось далеко не сразу. Правда, когда выяснили, то стало понятно, что дом этот, большой и добротный, с покрытой сверкающим железом крышей, с густым садом и высоким забором из янтарных отборных досок, они заприметили уже давно, еще подъезжая к деревне. Дом стоял немного на отшибе, и, чтобы добраться до него, нужно было объехать деревню стороной по узкой петляющей дороге, которая шла между засаженных картофелем участков. Илья Ликостратов начал волноваться с той минуты, как въехали в деревню, а когда машина, покрутившись среди огородов, остановилась возле деревянных ворот, его уже бил настоящий озноб. Крячко, который вел машину, заглушил мотор. Ворота оказались запертыми наглухо, а стучать и объявлять о своем прибытии Гуров счел преждевременным. Решили проникнуть в дом через забор. Илью подсадили, и он благополучно перебрался в сад. Повозившись там немного, он отпер калитку и впустил остальных. За забором, кроме дома и сада, обнаружился колодец, деревянный сарай и кирпичный гараж. Гараж был открыт, и там стояла синяя «десятка». – Это мамина машина, – тихо сказал Илья. – Понятно, почему ее нигде не могут найти, – отозвался Крячко. – Как же ее найти, если она тут на приколе стоит! Гуров оглянулся на дом. Окна его были расположены высоко над землей и закрыты изнутри шторами. Даже если кто-то наблюдал из дома за пришельцами, они его видеть не могли. – Ну, что выросло, то выросло, – заметил Гуров. – Давай, Илья, стучись к своему бате. Только погромче стучись, чтобы ошибки не вышло. Он сделал знак Самохину, чтобы тот обошел дом кругом. Тот немедленно скрылся. Гуров и Крячко следом за Ильей поднялись на крыльцо. На двери темнела кнопка электрического звонка. Илья протянул к ней руку, но потом, словно испугавшись, отдернул ее и недоверчиво потрогал ручку двери. Створка с тихим скрипом отворилась. За ней оказался темный коридорчик, в котором на самом виду стояли старые болотные сапоги. – А твой батя не любит запирать двери! – констатировал Крячко. – Я это за ним давно заметил. Где не появится, везде все нараспашку. Не слишком-то он осторожен. – Значит, нам надо быть поосторожнее, – заметил Гуров. – Давай, Илья, потихоньку, без сюрпризов. Парень пожал плечами и вошел в сени. Дальше была еще одна дверь, которая тоже оказалась незапертой. За ней обнаружился еще один коридорчик, из которого направо был выход на кухню. Это была просторная квадратная комната, обставленная современной и, видимо, очень дорогой мебелью. В центре располагался обеденный стол. Скатерти на нем не было. Зато во множестве стояли водочные бутылки, большей частью уже пустые. А возле стола на резном массивном стуле сидел человек. Он спал, уронив голову на грудь. В воздухе стоял отчетливый запах перегара. – Отец! – потрясенно сказал Илья. Гуров был уверен, что человека, сидящего у стола, будить теперь придется с пушками и барабанами или же вымачивая в ледяной воде. Но, к его удивлению, едва заслышав посторонний голос, спящий человек, не раскрывая глаз, наклонился и мгновенно выудил из-под стола двуствольное ружье. Кажется, он и в ход пустил бы его так же – с закрытыми глазами, но внимательно следивший за происходящим Крячко тут же навалился на него сверху и, сдавив ручищами как клещами, тут же пресек дальнейшую активность. Человек, однако, сдался не сразу – мыча и извиваясь, он попытался высвободиться из медвежьих объятий Крячко, и тогда тот попросту вышиб из-под него стул. Ликостратов грохнулся на пол, раскинув руки и потеряв ружье. И тут же открыл глаза. Взгляд у него был не то чтобы очень пьяный, но порядком очумелый. И все-таки он реально оценивал обстановку, потому что, обведя глазами помещение, еще не встав с пола, растроганно произнес: