– Не знаю, часа три-четыре, – ответила Кудасова. – Потом мои ушли на футбол. Звали и Сергея, но он не пошел. Но это я уже говорила. Он попрощался, сел в машину и уехал. По правде говоря, выглядел он не важно. Я понимаю – ему сейчас нелегко, но он сам виноват. Всю жизнь думал только о себе и о своих проблемах. Вот теперь наступила расплата, а он совершенно к этому не готов. Не удивлюсь, если он сорвется и начнет пить. Так часто бывает. Кстати, вы не догадались проверить вытрезвители? Ее взгляд был так ясен и простодушен, что Гуров даже не стал ничего объяснять. Он просто сказал: – Да, мы все проверили. Вытрезвители здесь ни при чем. А скажите, Кристина Петровна, вам никогда не приходилось слышать такие фамилии – Толубеев, Кормильцев, Кадошкин? – Н-нет, – растерянно помотала она головой. – Хотя Кормильцев, кажется, что-то такое пел? Вот только сейчас не вспомню, что именно… – Не напрягайтесь, – вставил Крячко. – Этот Кормильцев не поет, это точно. – Тогда не знаю, – уверенно сказала Кудасова. – Нет, правда, мне эти фамилии ни о чем не говорят. – Понятно, – сказал Гуров и поднялся, собираясь уходить. – Спасибо за информацию, Кристина Петровна. Вот вам мой телефон. Если что-нибудь узнаете или вспомните о своем бывшем муже, пожалуйста, сразу звоните. А мы будем искать. Если что – мы с вами тоже свяжемся. – Да уж, пожалуйста, свяжитесь, – сказала Кудасова. – Не чужой все-таки человек. И сын вот… Правда, Коля не возражает, чтобы Володя усыновил его, – добавила она неожиданно с неловким смешком, – но все же кровь есть кровь, правильно? Сказано это было самым простодушным тоном, без малейшего намека, но тем не менее Гурову показалось, что он слышит в этих словах зловещий подтекст. Однако в искренности Кудасовой он нисколько не сомневался. Это было просто эхо его собственных мыслей. На обратном пути Гуров и Крячко обсуждали полученную информацию, причем Крячко выдвинул версию, что они стали жертвой какого-то чудовищного недоразумения. – Чертовщина какая-то! – восклицал он. – Человек, который за всю жизнь и мухи не обидел, не попадал ни в какие истории, не брал на лапу и вообще ничего предосудительного не делал, вдруг оказывается замешан в убийстве! Да такого просто не может быть. Скорее всего, этот чертов Кадошкин чего-то напутал. Или крутит. Сообщил нам запомнившийся ему номер… – Однако почему-то ему этот номер запомнился, – сказал на это Гуров. – Ты много номеров запоминаешь, которые на дороге попадаются? И потом, ты забываешь, что Гладилин пропал. И как раз в тот день, когда все случилось. Нет, я уверен, что все это не так просто и Кадошкин действительно видел его автомобиль. Вот только меня беспокоит, что он не видел самого Гладилина. Боюсь, не случилось ли самое худшее… – покачал он головой. – Ты думаешь?.. – начал Крячко, внимательно глядя на него. – Вполне могло получиться так, – сказал Гуров, размышляя вслух. – Гладилин выехал из Раменского, а по дороге посадил к себе кого-то в машину. Возможно, это была женщина. Возможно – пара. Вряд ли он остановился бы, если компания была больше. По дороге пассажиры или пассажирка расправились с Гладилиным и завладели автомобилем. А дальше произошло непредвиденное – когда преступники пытались избавиться от трупа, вдруг появляются наши байкеры. Ситуация для преступников крайне неприятная – ломаются все их планы. Поневоле им приходится еще раз применить насилие… – Все это прекрасно, – заметил Крячко. – Вот только труп Гладилина пока не обнаружен. – Труп мог быть в багажнике, – отрезал Гуров. – В первую очередь нужно искать машину. Будем надеяться, что Жмырин на этом поприще кое-чего добился… Говоря это, он даже не представлял, какой сюрприз приготовил им в Москве Жмырин. Новость была ошеломляющая – внимательно просмотрев сводки МВД, Жмырин обнаружил, что девятого сентября в своем собственном офисе был убит родной брат Гладилина. Убийца застрелил его из пистолета. Глава 6 Способность более или менее связно соображать вернулась к Сергею Николаевичу Гладилину, только когда он уже добрался до своего дома, расположенного в самом конце Красноказарменной улицы. До этого Гладилин руководствовался скорее инстинктом, который безостановочно вел его прочь от опасного места, примерно так же, как тот уводит от охотников загнанного зверя. Правда, никто за Сергеем Николаевичем не гнался. Он убегал от самого себя, от того ужаса, который испытал на пустой дороге в сгущающихся сумерках этого катастрофически неудачного дня. Ничего подобного он прежде не испытывал. То, что произошло сегодня, не укладывалось в сознании. События сплелись в такой дьявольский клубок, будто кто-то нарочно хотел посмеяться над Сергеем Николаевичем, уничтожить его морально, а может быть, и физически тоже. Болезнь, унижение в доме бывшей жены, а потом это кошмарное убийство – такое кого угодно может свести с ума. Будучи биологом, Сергей Николаевич кое-что понимал в инстинктах и, когда первый, самый сильный страх прошел, сумел взять себя в руки. Тогда он попытался осмыслить то, что произошло на дороге, и ему показалось, что более нелепой истории и нарочно нельзя было придумать. Одинокая женщина, неизвестно откуда вдруг очутившаяся на дороге, развязные байкеры с татуировками, которые тоже то появлялись, то исчезали, пока не нарвались на пулю, и, наконец, снова женщина, пропавшая так же непонятно, как и появилась. На первый взгляд все это казалось абсурдом, цепью нелепых случайностей. Но потом у Сергея Николаевича возникли вопросы. Самым заковыристым был – куда исчезла его странная попутчица? Все остальное укладывалось в рамки логики – довольно дикой, но все же логики – байкеры вернулись, намереваясь развлечься на свой манер, а женщина оказалась вовсе не таким простым орешком и в два счета расправилась с ними. Оружие у нее, судя по всему, было с глушителем, потому что Сергей Николаевич мог поклясться, что выстрелов не слышал. Однако все это произошло за считаные минуты. Трудно было себе представить, чтобы сразу после двойного убийства, стоя над трупами, женщина сумела остановить попутную машину и уехать. Впрочем, он же остановился. Проезжий водитель мог подумать, что случилась авария, а потом женщина просто пригрозила ему пистолетом. Смущает только то, как все гладко у нее получилось. Совпадение почти невероятное. Гораздо легче было себе представить, что кто-то специально караулил женщину на том шоссе и в нужный момент оказался рядом. Но тогда получается, что встреча блондинки с Гладилиным была спланирована заранее. Именно он был действующим лицом этой драмы, а вовсе не байкеры. Она никак не могла знать, что эти придурки вернутся. Тем более что она сама попросила остановить машину. Зачем ей это понадобилось? В тот момент на шоссе он ни о чем другом не мог думать, кроме как о неких физиологических отправлениях. Невольно он и спутнице приписал свои проблемы. Теперь ему было совершенно ясно, что он ошибался. На шоссе в этот момент было пусто, они остановились возле рощи, а в кармане у женщины лежал пистолет. По спине Гладилина пробежал холодок. Она села к нему в машину, чтобы убить именно его! Пораженный этой мыслью, Сергей Николаевич был вынужден сбавить скорость и даже затормозить. Его била мелкая противная дрожь. Вот теперь он напугался по-настоящему. Если она хотела убить его, тогда все сходится. Его спас случай. Он слишком торопился уединиться, а женщина полагала, что в роще ей уже ничто помешать не может, и не слишком торопилась. Но в этот момент случилось непредвиденное – вернулись байкеры. Видимо, они были достаточно агрессивными – пули, предназначенные Гладилину, полетели в них. Но после этого у женщины уже не было времени охотиться за Гладилиным – в любой момент могли появиться посторонние люди, милиция, становилось слишком опасно. Она подала сигнал сообщнику, он подъехал и забрал ее. В памяти у Сергея Николаевича промелькнула ярко-красная иномарка, которую он дважды видел на том участке дороги. Впрочем, последний факт не имел значения. Насчет иномарки Гладилин мог и ошибаться. Важнее было понять, зачем кому-то понадобилась его смерть? Он никогда не имел сколько-нибудь значительных врагов, не занимал какого-то особенно теплого местечка, не ворочал крупными суммами, не распоряжался чьими-то судьбами. Таких людей, как он, в Москве были тысячи, и никто за ними не охотился. Самое ценное, что у него было, – это старые «Жигули» и квартира. Если кому-то пришла в голову мысль заделаться его наследником? Может быть, его не собирались убивать, а хотели предъявить ультиматум? Но зачем такие сложности? Зачем для этого нужно было караулить его на дороге? Например, угнать его машину в тот момент можно было запросто, но ее даже не тронули. Значит, машина отпадает. Остается квартира. Таких историй, когда оттяпывали квартиры у одиноких людей, Гладилин слышал множество. Но обычно страдали в таких случаях пьяницы, старики, инвалиды – те, кто не мог за себя постоять. Он не подходил ни под одну из этих категорий. И все же ему грозила опасность. В горячке Сергей Николаевич даже заподозрил в кознях свою бывшую супругу и ее мужа, но, как ни ломал голову, придумать, зачем это могло им понадобиться, так и не смог. Притом что жизненные установки семьи Кудасовых не совпадали с принципами, по которым жил Гладилин, им обоим невозможно было отказать в некотором благородстве. Бывшая супруга могла ободрать Гладилина напоследок как липку, но делать этого категорически не стала, а что касается Кудасова, то для него жизненный уровень Сергея Николаевича вообще был поводом для шуток. При желании он мог купить себе три такие квартиры, как у Гладилина. Не стал бы он мараться с заказным убийством. Но тогда кто? Сергей Николаевич дорого бы заплатил, чтобы получить ответ на этот вопрос. Гладилин был цельной и уравновешенной натурой, но такие вопиющие случаи надолго выбивали его из колеи. Так было и с разводом, только нынешнее положение было во сто крат хуже. Вдобавок Гладилину не с кем было посоветоваться, некому было излить душу. С Кудасовыми говорить на эту тему он не хотел категорически. Близких друзей у него не было – растерял на жизненных дорогах. Рассказывать же коллегам-преподавателям, как его чуть было не пристрелили при довольно пикантных обстоятельствах, Гладилину было стыдно. Наверное, нужно было обратиться в милицию, но, не сделав этого сразу, Сергей Николаевич боялся теперь последствий. По своей наивности он был убежден, что его постыдное бегство с места преступления будет расценено как грубое нарушение гражданского долга, если не как соучастие. Это, кстати, доставляло ему дополнительные терзания – то, что он своевременно не сообщил органам правопорядка о преступлении. Утешался Сергей Николаевич тем, что трупы на дороге будут обнаружены очень скоро. А вообще ему было неловко излагать эту дикую историю посторонним людям. Кроме всего прочего, Сергей Николаевич всю жизнь боялся показаться в чужих глазах смешным. Вот и сейчас, испытывая ужас и омерзение, Гладилин почему-то был уверен, что сам со стороны выглядит крайне глупо. Таким образом, получалось, что переживать весь этот ужас ему предстояло в одиночку. Мысль эта буквально жгла душу. Сергей Николаевич понял, что теперь он никогда не станет прежним. Что-то сдвинулось в нем, поменялось местами. Сергей Николаевич продолжил путь, ведя машину предельно аккуратно и с подозрением всматриваясь в каждую фигуру, которая была похожа на милиционера. Он не очень понимал, чего, собственно, боится, но на всякий случай старался не нарушать правил и ехал очень медленно. Наконец он свернул во двор, где, за неимением гаража, всегда оставлял машину. В этом отношении он был фаталистом – считал, что никому не придет в голову угонять его развалюху, а если и придет, то, значит, ей туда и дорога. Вокруг него в домах весело горели огни, шла обычная жизнь, люди смотрели по телевизору новости, пили чай, рассказывали друг другу, как прошел день, укладывали спать детей, и ни один из них не чувствовал себя так плохо, как Гладилин. Сергей Николаевич был в этом убежден. Он не был эгоистом – просто слишком многое на него сегодня свалилось. Одного только визита к Кудасовым хватило бы, чтобы надолго испортить настроение, а тут еще этот кошмар… На повороте Гладилин мельком взглянул направо и через дорогу увидел припаркованную возле тротуара машину. Он уже въехал во двор, когда его вдруг словно ошпарило – машина как две капли воды была похожа на красную иномарку с Новорязанского шоссе! И даже цвет ее, кажется, был тот же самый! И хотя Гладилин отлично знал, что при вечернем освещении самый зоркий глаз не отличит с такого расстояния серый цвет от красного, его словно наваждение охватило. Он, не останавливаясь, проскочил свой дом, потом весь двор и выехал из него с другой стороны – на Авиамоторную улицу. Здесь он затормозил, вышел из машины и с излишней горячностью побежал вкруговую к тому месту, где стояла подозрительная иномарка. Он просто должен был во что бы то ни стало убедиться, та ли это машина. Он перешел на противоположную сторону улицы и, выбирая места потемнее, вернулся на Красноказарменную. Машина все еще стояла там. Гладилин повертелся на перекрестке и применил еще один маневр. Он вошел в чужой двор, обогнул дом и оказался как раз напротив того места, где была припаркована иномарка. Отсюда он ясно различил красный отлив на ее лакированных крыльях. Гладилин беспомощно оглянулся. Его так и подмывало крикнуть: «Задержите их, проверьте у них документы! Это они!» Но, во-первых, он все-таки не был уверен, что это они, а во-вторых, кто бы его послушал? Скорее уж его самого бы забрали для выяснения личности. В самом деле, никаких особенных примет, чтобы Гладилин мог с уверенностью показать на нее пальцем, у этой машины не было. И все же только при одном взгляде на нее отчетливое чувство тревоги охватывало Сергея Николаевича. Эта неподвижная, с темными стеклами машина казалась ему зловещим существом, выжидающим в засаде свою жертву, и этой жертвой был он – Гладилин! «Нет, это бред какой-то! – попытался он себя урезонить. – В городе десятки тысяч машин, тысячи из них красного цвета. У тебя просто расшалились нервы. Не будешь же ты теперь шарахаться от каждой иномарки? Кстати, какая все-таки марка у этой тачки?» Преодолев робость, он осторожно приблизился к машине и взглянул на багажник. Это был «Ниссан». Сергей Николаевич удовлетворил свое любопытство, но это не принесло ему никакого облегчения. Он пожал плечами, смущенно втянул голову в плечи и быстро пошел прочь, ругая себя в душе на все корки. Уже свернув за угол, он сообразил, что раз уж он подходил к машине, то следовало бы взглянуть заодно и на номер. Но он этого не сделал – почему, Гладилин сам не мог объяснить. Эта простая мысль как-то не пришла ему в голову. Сергей Николаевич загнал «Жигули» в свой двор, запер машину и пошел домой. Он был выжат как лимон. Ему даже есть не хотелось. Хотелось упасть поскорее на кровать и забыться мертвым сном. Он совершенно забыл, что совсем недавно у него мучительно болел живот. Теперь у него болела душа, а это было во сто крат хуже. Он отпер кодовый замок подъезда и вошел в дом. Было тихо. Унылый электрический свет под потолком, плохо выкрашенные панели – все привычно и до тошноты знакомо. Но было еще что-то настораживающее, вызывающее холодок между лопаток. Гладилин остановился и прислушался. Нет, это был не звук, это было что-то другое. Гладилин сначала никак не мог понять, что его смущает, и вдруг осознал – запах! В воздухе плавал слабый, но еще вполне отчетливый аромат духов. Здесь только что прошла женщина. И запах ее духов был очень хорошо знаком Гладилину. Потому что именно так пахло в салоне его «Жигулей», когда в него села блондинка с льняными волосами. Он не мог ошибиться. В духах Гладилин не разбирался, но запахи запоминал надолго. Это воспоминание было совсем свежим. Гладилину опять стало страшно. Он задрал вверх голову и попытался рассмотреть, есть ли кто наверху. Ничего у него, конечно, не получилось, но ему показалось, что он слышит тихий шорох, будто кто-то этажом выше осторожно отошел от лестницы. «Черт знает что! – с тоской подумал Гладилин. – Готов спорить, что все это мне мерещится, но я также готов спорить, что теперь у меня не хватит духу подняться к себе на этаж, потому что там стоит она. Она сидела в «Ниссане», когда я так глупо там нарисовался, а теперь опередила меня и дожидается у дверей, чтобы всадить мне пулю в лоб. Это естественно. Теперь я в любом случае нежелательный свидетель. На шоссе ее что-то спугнуло, но она решила исправить ошибку. Боже, что за чушь я несу!» Сергей Николаевич прислонился спиной к стене и вытер рукавом выступивший на лбу пот. Это могло быть чушью, но это могло быть и правдой, и тогда подняться наверх означало одно – смерть. Гладилину вовсе не хотелось умирать. При всем критическом отношении к окружающему его миру Сергей Николаевич любил жизнь, любил свою работу, науку и верил, что однажды ему тоже улыбнется удача. Если сейчас на третьем этаже замкнутая женщина в изящном плаще выстрелит в него из бесшумного пистолета, удача ему уже никогда не улыбнется. Гладилин попятился и на цыпочках вышел из дома. Стараясь не щелкать, он прикрыл дверь и рысцой побежал поперек двора. У него был один вариант – в доме напротив жил бывший коллега, преподаватель ботаники Кипренский, изгнанный из университета за пьянку. Гладилин не слишком любил этого человека, но все-таки, когда-то они вместе работали, имели общие интересы и до какой-то степени понимали друг друга. Теперь Кипренский опустился, работал грузчиком в соседнем магазине, веселя покупателей и собутыльников научными сентенциями, которые он вставлял в свою пьяную болтовню. Но больше Гладилину некуда было идти. В Москве жил его родной брат, но они с ним уже несколько лет были в ссоре, а остальные родственники давно отдалились настолько, что появиться у них без предварительного звонка было совершенно невозможно. Кипренский был дома и был, разумеется, пьян в стельку. Увидев на пороге Гладилина, он прослезился и долго обнимал его, намочив слезами пиджак. Расспрашивать он ни о чем не стал, зато предложил немедленно выпить – разумеется, за счет Гладилина. Даже в этой ситуации Гладилин испытывал неловкость и, чтобы вознаградить Кипренского за гостеприимство, дал ему денег. Тот пришел в восторг, еще раз обнял Гладилина и убежал за выпивкой, пообещав через пять минут вернуться. Дожидаясь его, Сергей Николаевич сел в старое продранное кресло на кухне и незаметно для себя уснул тяжелым, но крепким сном. Проснулся он, когда в окно уже вползал рассвет. Где-то за стеной у соседей телевизор вовсю наяривал новости. По квартире бестолково слонялся Кипренский, трезвый, опухший и мрачный. Похоже, он только что вернулся домой и теперь был сильно удивлен, обнаружив на кухне бывшего коллегу. Догадываясь, что кое-что важное вылетело у него из памяти, Кипренский решил своего удивления не показывать, а только хмуро извинился за то, что завтракать ему нечем и к тому же пора идти на работу в магазин. Гладилин не обиделся. Наоборот, он был благодарен Кипренскому за то, что тот не стал задавать никаких вопросов. Он только попросил разрешения посидеть у него еще часок. Кипренский не возражал – Гладилину он доверял, а кроме того, у него в доме давно не осталось ничего ценного. Гладилин отсиживался в квартире бывшего коллеги до восьми утра, а потом прямиком направился к участковому. С утра он чувствовал себя значительно лучше, и решимости у него поприбавилось. Он рассудил, что в его положении контакта с правоохранительными органами все равно не избежать и разумнее будет не затягивать это дело. Своего участкового Гладилин не знал и, кажется, даже ни разу не видел, но счел, что начать следует именно с него. Участковый Малюгин, сравнительно молодой, розовощекий, но очень серьезный с виду человек, только что появился в своем офисе, который назывался опорным пунктом правопорядка, но, похоже, собирался уже уходить и Сергея Николаевича принял неласково. Гладилину Малюгин тоже не понравился. Он был в новой форме, с новенькой кожаной папкой под мышкой, весь какой-то хрустящий и как будто ненастоящий. Гладилина он выслушал не слишком внимательно, копаясь в каких-то бумажках на своем столе, потом неодобрительно оглядел с головы до ног и посоветовал написать заявление. Это предложение явилось для Гладилина полной неожиданностью. Он всегда боялся заявлений, объяснительных и прочих письменных обращений. Но отступать на попятную было поздно. – Написать? – только пробормотал он. – Так точно, – неумолимо сказал Малюгин. – По полной форме. Напишете, принесете мне, будем работать. Сейчас вы не успеете, мне надо идти… – Он, сморщившись, посмотрел на часы. – Но это даже к лучшему. Может быть, еще что-нибудь вспомните. Значит, завтра в это же время я вас жду. А пока свободны! Гладилин покинул опорный пункт правопорядка и отправился к себе домой. Не то чтобы он уже не боялся, но поддаваться страху при дневном свете было как-то стыдно. В подъезде никого не было, и уже ничто, казалось бы, не указывало на грозящую Сергею Николаевичу опасность, но на сердце у него все равно было неспокойно. Особенно усилилась тревога, когда Гладилин отпер дверь и вошел в квартиру. Все здесь было по-прежнему – каждый предмет находился на своем месте, те же запахи, та же пыль на мебели, но тем не менее Гладилин был уверен – что-то здесь неуловимо изменилось. Он готов был голову дать на отсечение – в его жилище побывал кто-то посторонний. Сергею Николаевичу показалось, что он сходит с ума. Он прошел в ванную, заглянул в настенное зеркало. На него взглянуло незнакомое, почти отталкивающее лицо – небритые щеки, лихорадочный блеск глаз, несвежий воротничок – ничего удивительного, что этот чистюля-участковый ему не поверил. Сергей Николаевич был сейчас похож на человека, только что вышедшего из запоя. В таком состоянии он не мог идти на работу. Решившись сказаться больным, он позвонил на кафедру, но, как на грех, никого из преподавателей на месте не было. Трубку взяла молодая лаборантка, которая выслушала Гладилина и пообещала передать все заведующему. Гладилин был свободен и смог заняться своими делами. Перво-наперво он побрился и принял душ. Потом позавтракал тем, что нашел в холодильнике, и стал думать, что делать дальше. И тут ему в голову пришла поразительная мысль. Он удивился, что она сразу не пришла ему в голову. Это было элементарно просто. Его спутали! Его спутали с его любезным младшим братцем, с Гладилиным Владимиром Николаевичем. По характеру и роду деятельности брат был именно тем человеком, за которым вполне возможна охота. По мнению Сергея Николаевича, Владимир был законченным аферистом, мошенником, он обманывал людей и делал деньги на их доверчивости. Рано или поздно таких людей всегда настигает возмездие. Но сейчас произошла ошибка. Вместо младшего брата мстители взялись за старшего. Эту ошибку нужно было немедленно исправить, а заодно предупредить этого прохиндея. Все-таки родная кровь. Но для этого следовало прежде всего разыскать брата. У Сергея Николаевича где-то был его домашний телефон, но в порыве негодования он засунул эту записную книжку куда подальше, и теперь ее поиски заняли целый час. В довершение ко всему брата дома не оказалось. Рабочего телефона у Гладилина не было. К тому же он довольно туманно представлял себе, чем в настоящее время занимается Владимир. На выяснение этого ушел практически весь день – пришлось обзвонить кучу знакомых и незнакомых людей, проверить множество медицинских центров и салонов. На заведение Владимира он вышел уже к вечеру. Брат подошел к телефону, но сначала не хотел даже слышать о встрече. Кое-как Сергею Николаевичу удалось убедить его. Договорившись о встрече, он спешно отправился искать офис Владимира. «Жигули» стояли на том же месте, где он накануне их оставил. Уже заведя мотор и выехав со двора, Гладилин вдруг подумал, что при желании ему запросто могли воткнуть бомбу в машину, но, поскольку эта мысль явно запоздала и бомбы никакой не было, Сергей Николаевич успокоился и стал думать о том, что он скажет брату. Глава 7