Словно во сне, Чарушина сделала шаг, но затем остановилась. Они молча смотрели друг на друга, и только по прошествии этих нескольких долгих минут, она все же подошла ближе. — Как ты? — спросила хрипло. Рука Павла упала на простыню. — Прости, глупый вопрос, — смутилась Надя. — Я… очень переживала. — Я тоже. — Ты ничего не знал о том, что со мной было. — Я чувствовал тебя и мысленно обращался к тебе… Надя выдохнула и сокрушенно покачала головой: — Вы как сговорились! Ржевский нахмурился. От его непонимающего взгляда ей стало не по себе. Присев на край кровати, Надя дотронулась до его колена: — Это трудный разговор и для тебя, и для меня. Но мы справимся. — Ты какая-то другая, Наденька… Конечно другая, подумала Чарушина. Сейчас, когда Ржевский был так близко, когда его глаза молили о долгожданном объятии, она все еще пыталась понять, что с ней происходит. Грудь распирало от желания повалиться на него и впиться в родные губы, но мысль о том, что эти губы касались той, другой, до сих пор изводила ее. — Ты еще очень слаб. Тебе нужно набраться сил, — сказала она как можно спокойнее. — Мне нужна только ты. Чарушина помолчала, а затем ответила: — Я только что общалась с Залесским. Он сказал, чтобы я поговорила с тобой. Но… Прости, я не знаю, с чего начать. И не знаю, хочу ли я знать о том, что было между тобой и этой чертовой Лизой. Я видела вас в торговом центре и… — она сжала кулаки. — И подумала, что между нами все кончилось. Вернее, даже не начиналось. Ресницы Ржевского затрепетали, синие глаза обрели свинцовый оттенок. — Я виноват перед тобой. Следовало бы давно рассказать. Но ты не из тех, кто… — Что? Не из тех, кто поймет, простит и отпустит? — Нет, Надя, ты из тех, кого страшно не хочется ранить. Ты нежная, милая… Я думал, что сам как-нибудь справлюсь. — Господи, с чем справишься? С тем, что бросишь меня? Или бросишь ее? Ты спал с ней? Ржевский приподнял брови от потока агрессии, наполнившей ее голос. Надя осеклась и похлопала себя по щекам: — Во мне столько всего накопилось! Наверное, это не я сейчас говорю, а мои измученные нервы. Видишь, я уже пришла в себя и готова слушать совершенно спокойно. — У меня никогда даже мысли не было бросать тебя! И нет, Надя, я с ней не… — Павел зажмурился, на лбу выступили капельки пота. — Позвать врача? — испуганно прошептала Надя. — Нет-нет, все хорошо… Только я начну с самого начала, ладно? Чарушиной оставалось лишь кивнуть. — Когда я тебя встретил, то понял, что такое настоящее счастье. Я не могу упустить эту важную вещь в своем рассказе, потому что на тот момент, как мне казалось, был глубоко и безнадежно отравлен жизнью, которую вел. А ты излечила меня, будто глоток живой воды. Разумеется, любой женщине было бы приятно услышать подобное, но Надя, вдруг опять попав в омут тихого бархатного голоса Ржевского, специально впивалась ногтями в собственные ладони, чтобы не позволить себе окончательно утонуть в нем. — Лиза… О ней ты хочешь услышать, — сказал он и поймал ее взгляд. — Мне сейчас трудно говорить об этом, я все еще пытаюсь осознать то, что произошло, и насколько я был глуп. Мы познакомились с ней в молодежном лагере. Это в… — На Беглицкой косе. — Да. Нам было по шестнадцать. Впервые попав на море, я полюбил его всей душой. Удивительное время. Впрочем, как и все в юности. Лиза поразила меня своей какой-то невероятной бесшабашностью, смехом и отношением ко всему. Я был довольно замкнут, а знакомство с ней дало мне толику иного восприятия жизни. Она… — Павел облизал губы и дернул шеей. Наденька спохватилась и налила воды. Ржевский с благодарностью припал к краю стакана, пока она придерживала его голову. — Она стала моей первой любовью и… в общем, первой, — его кадык несколько раз дернулся вверх-вниз. Наденька замерла, широко раскрыв глаза. — Потом я уехал. А адрес, который она мне дала, потерял. Да и школа началась. Но, понимаешь, я все равно переживал, думал о том, что она ждет от меня письма или звонка. Я чувствовал себя подлецом. Говорят, первая любовь не ржавеет. Но это не о том, что она может вернуться в самый неподходящий момент. Это о том, что в юности мы очень искренны и чисты. Там негде появиться ржавчине. — И вот, ты встретил ее здесь, в нашем городе… — Да, совершенно случайно. В толпе я бы, наверное, не узнал ее, но она окрикнула меня. — И меня в твоей жизни тогда еще не было, — подсказала Надя. Ржевский болезненно усмехнулся: — Да, тебя еще не было. Но была Лиза. Но в этот раз ее напор меня уже не настолько радовал. Разумеется, я пригласил ее в ресторан. Думал, мы просто вспомним юность, но она сказала, что всегда любила меня. Что после той нашей ночи забеременела, но от плохой жизни решила избавиться от ребенка. Семья у нее была неблагополучная, так что рассчитывать на их поддержку не приходилось. А я даже не знал, что сказать. Что я мог понимать тогда, будучи мальчишкой? Кроме того, что мои родители были прекрасными добрыми людьми и, узнав обо всем, конечно, приняли и помогли бы Лизе. — Ты поверил ей. — Да, поверил. И понял, что она не прочь возобновить наши отношения. Но я был уже совсем другим человеком. Я не смог. На удивление, она легко согласилась. А затем рассказала, что бывший любовник издевался над ней, держал на цепи. В общем, она жила в каком-то кромешном аде. Что не хочет огласки. Что ей нужно как-то изменить свою жизнь, закрепиться на более высоком уровне. Я дал ей денег. Предложил снять квартиру. Но ей было мало этого. Я не знал, как это устроить. Но как-то в разговоре с Половиковым он дал мне кое-что… — И ты пришел к Максиму Тураеву с предложением брачного контракта. — Знаешь, когда я пришел к нему, то подумал, что если он откажет, я просто сожгу эти документы. Я чувствовал себя еще большим придурком, чем мог себя представить. Но он согласился. Однако Лиза продолжала настаивать на встречах. Она нуждалась во мне. Я не мог ей отказать. Глупо, но я правда считал, что должен ей. — Ах, Павел, Павел… Она знала обо мне? — Да, конечно. Не знаю, как, но узнала. — И как она отнеслась к этому? — Расплакалась. Просила вернуться. Но потом выяснилось, что они с Тураевым продлили контракт. Об этом упомянул твой отец, ведь это я попросил составить его. Однажды он спросил, что меня беспокоит. Вероятно, заметил, что каждый раз, когда заходит речь о Тураеве, на меня словно ступор нападает. Я рассказал ему обо всем. Мне показалось, что он меня понял. — Уверена, что папа решил разобраться с этим, — кивнула Надя. — Но потом умер… — Да. Прости меня! Как же все глупо получилось… — Глупо потворствовать человеку, который пользуется тобой! — воскликнула Надя. — Ведь все, что ты потом сделал для меня, тоже… Тоже было похоже на… — она закрыла лицо ладонями. — Твои подарки, дом под Ялтой, машина… Зачем? — Потому что я люблю тебя. И боюсь потерять. — Ты думаешь, я бы не любила тебя без всего этого? — Я… — Лицо Павла побледнело еще больше. — Мне хотелось быть для тебя всем. — Любовь нельзя купить за деньги! Павел помрачнел: — Лиза назначила мне встречу в день моего отъезда. Сказала, что если я не приду, она приедет к тебе и расскажет обо всем. Что она моя любовница, что я шантажировал Тураева. Мне пришлось взять другой билет, чтобы встретиться с ней. Я постарался ее успокоить. Сказал, что мне нужно время подумать. — Подумать о чем? — Обо всем. Я готов был пойти к Тураеву, в полицию, куда-угодно, чтобы снять с себя этот груз. Но я не мог подвести тех, кто на меня работал, поэтому все-таки уехал. Но она достала меня и там. Я вернулся, едва доделав то, что планировал. Хотел поговорить с тобой, покаяться перед тем, как все это закрутится. Поехал на наше с ней место. Увидел машину и Лизу. Половикова я сначала не заметил. Но потом он выстрелил в меня, и мне пришлось прыгать в воду. Надя обхватила себя руками. — Думаю, он хотел подставить тебя, но не успел вовремя уйти. Подбросил визитку… И, наверное, выдохнул, когда посчитал тебя утонувшим. Но этого мы уже не узнаем. Однако, так вполне могло быть. — Он едва не убил тебя, Надя! — по вискам Ржевского потекли слезы. — Это я во всем виноват! Если бы я вовремя понял, что она за человек! Чувствую себя дерьмом. — Знаешь, могу тебе сказать только одно, Паша. Любовь к плохому человеку не делает тебя самого плохим. Но чтобы любить по-настоящему, надо доверять. А доверять можно только тогда, когда слышишь свой внутренний голос. Когда все кругом врут, уж он-то точно тебя не обманет. — Ты правда стала другой, Надюша, — улыбнулся Ржевский. — Совсем другой… — Наверное, я просто стала взрослой. Дверь скрипнула, а затем медленно открылась. На пороге стоял Тураев с букетом белых роз. — Надя?.. — сказал он и перевел взгляд на Ржевского. — А я вас ищу… Как узнал, сразу сюда. Пускать не хотели, но у меня здесь знакомые… — Ну вот, нашли, — пожала она плечами. — Здравствуйте, Максим!