— Можешь сесть. Разрешаю! Усадив девочек в угол дивана, она села сбоку, прикрыв их спиной. Ее длинные красивые волосы рассыпались по плечам. Хичков смотрел на нее и видел, что жена врача была несколько старше Ольги. Но это особо не бросалось в глаза и не делало ее менее привлекательной. За такую красивую женщину можно было тоже получить дополнительную выгоду, кроме выполнения обещания ее мужем. Вадиму уже казалось, что цена, какую он назначил за них, неоправданно мала. И ему стоило бы поднять ее. Что такое для врача отправить на тот свет пациента? Совершеннейшая пустяковина. Один какой-нибудь не тот укол. И все. Песня спета. Но разве можно сравнить цену одного укола с ценой за Гержавину? Это просто несопоставимо. Нет, врач должен еще раскошелиться. За такую красивую женщину с длинной шеей, ямочками на щеках, высоким лбом и бархатным голосом, а также двух девочек надо брать достойную цену. Разумеется, у врача вряд ли есть такие же деньги, как у Корозова. Но что-то все равно имеется. Есть друзья и знакомые, в конце концов, может взять кредит. Пускай насобирает хотя бы приемлемую сумму. А потому, хоть условие и выполнено, отпускать его семью рано. К тому же, следует сначала увидеть труп пациента из реанимации. Исключить всяческую подставу. Если все сделано, как требовалось, то сейчас труп парня должен быть в морге, а дня через три родственниками организованы похороны. Как положено. Только тогда все станет на свои места. Если бы он всегда верил чужим словам и не проверял их, он давно бы он уже сыграл в ящик. Но пока Бог миловал или Черт помог. С любопытством рассматривая женщину, Вадим думал, что жизнь интересная штука. В ней, как на качелях, то и дело возвращаешься в исходную точку. Все повторяется. И если с врачом на этот раз история удачно завершится, то это не значит, что тот больше не понадобится. Всякое может случиться. Поэтому под рукой всегда надо иметь рычаг, на который можно нажать, чтобы привести в действие механизм управления человеком. В данном случае для Гержавина таким рычагом могут стать фото его обнаженной жены. Это, разумеется, не компромат для врача, но вполне может оказать сильное психологическое воздействие. Главное, вовремя воспользоваться таким безупречным и всегда действенным оружием. Хичков все время старался заглянуть вперед, предусмотреть ход событий, опередить их. Чутье чутьем, а предусмотрительность, это стержневой фактор его живучести. Не отрывая глаз от женщины, не повышая голоса, он приказал: — Сними одежду! Не уразумев сразу, что от нее требуется, она растерялась: — Зачем? Дети. Повернув лицо к подручному, Хичков кивнул на детей: — Выведи их! Испугавшись, Гержавина вцепилась в девочек, загораживая от подручного. Вадим сухо успокоил: — Не бойся! Ничего с ними не произойдет. Посидят в другой комнате. Детей вывели. Они шли, испуганно озираясь на мать. Та, цепенея, провожала их остановившимися глазами. Хичков повторил: — Сбрасывай с себя все! Завозившись, Ольга повернула голову к Вадиму. Она лежала на диване, на боку, укрывшись покрывалом. Сидеть не могла, вся попка была в красных кровавых полосах. Было больно. Слабым голосом обронила: — Ты, оказывается, маньяк. На голых женщин смотреть любишь. Глянув недобро, Вадим оборвал: — Люблю! Особенно на красивых! А ты, я вижу, не поумнела! Цепляясь взглядом за Ольгу, как будто та могла чем-то помочь, Гержавина не шевелилась. Хичкову это не понравилось. Повторять он не любил. Но догадывался, что сама она раздеваться не отважится. Испуганные глаза женщины начали наполняться слезами. Видя, что просить Хичкова о чем-либо бесполезно, что здесь никто не поможет ей, она крепко обхватила себя руками. Ольга молчала. Чем она могла помочь этой женщине? Советом? Но какой совет должно было дать? Все было непредсказуемо. Любой ее совет мог обойтись боком Гержавиной. Нет, в этих обстоятельствах лучше промолчать. Жена Сергея Сергеевича видела, как он обошелся с нею, и не стоило применять к себе ее опыт. У них разные мотивы пребывания тут. И поведение должно быть различным. Пусть решит сама. Медленно Ольга глубоко вздохнула, задержала воздух в легких, скользнула по Хичкову презрительным взглядом. Она не чувствовала себя униженной: нельзя унизить слабого, когда над ним совершают насилие более сильный. Насилие, это не унижение, унижение — это ползание на коленках перед насильником. Подобного она для себя не представляла. Однако сейчас чувствовала себя подавленной, потому что сознавала, как прореагирует Глеб, когда увидит снимки. Но как ей было невыносимо думать, что Хичков мог оказаться правым, что она сама приведет к нему мужа, совершенно не желая этого. Снимки вгонят Глеба в ярость, он станет рвать и метать в поисках преступника и забудет об осторожности. Видно, на это и рассчитывает Хичков. Выцарапать бы глаза ему, чтобы этот кошмар навсегда исчез из жизни. Резкий голос Хичкова, обращенный к Гержавиной, прервал мысли Ольги: — Разве ты не слышала, что я сказал? Или ты хочешь, чтобы тебя раздел мой подручный? Вздрогнув, пройдясь блуждающим взглядом по комнате, женщина стала медленно снимать с себя одежду. Хичков наблюдал безмолвно, но нетерпеливо. Женщина разделась до трусиков. Скромно прикрылась ладонями. Вадим раздраженно взмахнул рукой: — Снимай, снимай все! Расслабься! — он с удовлетворением рассматривал ее красивое, стройное, с женственными плавными изгибами тело. Она была в полной его власти, он мог сделать с нею все, что ему заблагорассудится. Но он был не Козырь, и его инстинкты никогда не главенствовали над его мозгом. Час потехи еще не наступил. Принудив женщину принять несколько различных поз, Хичков сделал снимки на смартфон. Затем заставил сесть на диван, потребовал раздвинуть бедра. Она отказалась. Тогда бесцеремонно вмешался подручный Хичкова. Раздвинул ей ноги. Вадим сфотографировал женщину в такой позе, подумав при этом, что, когда настанет время, а оно может наступить в любой момент, этот снимок станет самым сильным ударом по самолюбию Гержавина. Когда женщина уже думала, что все закончилось и ей разрешат одеться, Хичков вдруг приказал подельнику разоблачиться. Тот подчинился беспрекословно. Играя мускулами, подступил к женщине. Она в панике шарахнулась в сторону. — Не бойся его! — бросил Вадим — Он тебя не тронет! Примешь несколько поз для снимков и все! А будешь глупой, как она, — кивнул на Ольгу, — накачает тебя своими живчиками! От ужаса у нее стучали зубы, тело сковало, как параличом, она зажалась так, что, казалось, никакой силой невозможно на нее воздействовать. Да и у самой у нее, сдавалось, вряд ли хватит сил, чтобы привести себя в нормальное состояние. Волна ужаса не отступала. Голос Хичкова звучал где-то за ее пределами. До женщины не доходил смысл его слов. Но если даже что-то оставалось в сознании, то внутренний протест против таких действий был сильнее страха. В эти минуты она испытывала те же чувства, какие были у Ольги. Однако физически противостоять мужской силе, ей, как и Ольге, было трудно. И женщину сломали, обрушив на нее удары кулаков. Потом подручный с полным знанием предмета, стал укладывать ее в разные позы на полу, пристраиваясь к ней для снимков. Сделав несколько фотографий, Хичков коротко бросил: — Одевайся! — отвернулся. Вскочив на ноги, Гержавина торопливо схватила свои вещи с дивана и стала поспешно натягивать на себя. Они выпадали из дрожащих рук, она снова подхватывала их. Ноги не попадали в трусики, руки — в рукава. Наконец, надела и подала испуганный голос: — Девочки. Где мои девочки? Рядом с нею пыхтел, одеваясь, подельник. Вадим кивнул ему: — Приведи. Подобострастно проскочив мимо Хичкова, тот вышел за дверь. Вернулся, подталкивая перед собой детей. В их глазах стоял страх, но они молчали, боясь всхлипывать. Бросились к матери. Она обхватила их и долго стояла с ними на одном месте, отходя от пережитого ужаса. Напряжение медленно покидало ее тело, и чем больше оно покидало его, тем глубже и спокойнее женщина начинала дышать. Разумеется, о полном покое, пока она с детьми находилась тут, не могло быть речи, но сейчас детей снова вернули ей, ее крошки были возле нее, и это вселяло надежду, что скоро все закончится. Гладя их по волосам, мать, что-то шепча им на ушко, села на диван и посадила их рядом. Взгляд ее скользнул по Ольге, и по лицу пробежало тревожное сочувствие и стыд за случившееся. Видя то, что происходило в комнате, Ольга сжимала зубы, будто все испытывала на себе. Впрочем, собственная боль отошла на второй план, осталась где-то в прошлом, и как бы уже не была ее болью. Ольге было жалко женщину, ее детей и Сергея Сергеевича. За то короткое время, какое они были вместе в этих стенах поговорить толком так и не довелось. Постоянное присутствие в комнате подручного Хичкова лишало этой возможности. Он не разговаривал с ними, но и им в полной мере не давал общаться. Так, редкая короткая переброска словами, не более того. Но даже из этих подчас малозначащих слов, из недомолвок, Ольге все ж удалось уловить, чего именно Хичков хотел от врача. Сейчас она лежала на боку и сострадала женщине так же тревожно, как та сочувствовала ей. 60 На следующий день Глеб от Хичкова получил на телефон сообщение со снимками Ольги. И дальше все произошло так, как предполагала она. Глеб, глядя на фото, взбеленился. Его привычная сдержанность была загнана в самый дальний уголок души, а на волю вырвалась ярость. Лучше было бы Хичкову не делать этого, лучше было бы ему вообще не рождаться, потому что Корозов закусил удила и потерял не только осторожность, но перестал видеть в Хичкове человека. А это значило, что Вадиму не светило никакое прощение. Глеб немедля вызвал к себе начальника охраны и на полную катушку пропесочил его за то, что тот, даже имея наводку Фокина, не может напасть на след бандита. Исай в ответ в свое оправдание не отважился произнести ни одного слова. Слушал молчком, узкое лицо с впалыми щеками застыло, как восковое. Возмущение Корозова для него было объяснимо, поиски Хичкова действительно растягивались, как резина. Чем больше проходило времени, тем длиннее эта резина становилась. Таким взбешенным Исай давно не видел Глеба и сообразил, что-то произошло такое, что взорвало Корозова. Высказывая свое негодование, Глеб ходил по кабинету, заложив руки за спину. Черный костюм застегнут на все пуговицы, галстук на вороте синей рубахи крепко обхватил горло. Стоя у двери, Исай следил за ним глазами. И чувствовал, как начинают потеть подмышки. Такое бывало очень редко, очень редко, но все-таки случалось. Это доводилось испытывать тогда, когда обстоятельства загоняли в тупик, когда, казалось, что все уже пройдено, а результата нет как нет. Вышел от Глеба он с мокрой джинсовой рубашкой под мышками. После него Глеб позвонил Фокину и Акламину, узнать, есть ли у них какие-либо обнадеживающие новости? Но ни у Бориса, ни у Аристарха никаких подвижек не было. Ни одному из них порадовать Глеба было нечем. Негодование раздирало его на части. Хичков словно сквозь землю провалился. Водил за нос всех. То ли отсиживался где-то, прервав контакты со всеми, то ли соблюдал предельную осторожность. Скорее всего, второе. Иначе не появились бы эти снимки. Со своей стороны Вадим, туго знавший дело, спешно исполнял последние заказы и везде выставил свои маячки, чтобы выяснить круг лиц, который им интересуется. И увидел, что на него началась целая облава. Вычислил Корозова, Фокина и полицию. Игра с ищейками приобретала особую пикантность. Он любил риск. Но никогда не рисковал без головы. Полагался на интуицию, как зверь на чутье. По его рассуждениям, Глеб должен начать метаться и совершать ошибки. Это и нужно было Хичкову. Чтобы на пределе метаний окончательно выбить Корозова из колеи последним звонком. Рассматривая снимки, Глеб видел избитое измученное тело Ольги и у него, крепкого человека, от бессилия на глазах появился влажный туман. Ему представлялось, что остался только один выход: взять Хичкова во время передачи денег. То же самое понимал и Вадим. Взять его попытаются именно в этот момент. Хотя Корозов ждал звонка и готовился к разговору, тем не менее, как часто случается, звонок прозвучал неожиданно. Среди ночи, когда Глеб, ворочаясь с боку на бок, мучился неспокойным сном. Очнувшись, схватил телефон с тумбочки: — Алло. Алло, говорю! На другом конце отчетливо раздалось: — Говорить будешь, когда я разрешу! А пока слушай! Ты проснулся? Услышав чеканный голос, Глеб мгновенно вспыхнул, вскочил с постели, отбросив одеяло прочь: — Конец тебе, Хичков! Я удавлю тебя! — выдохнул, напружинивая мускулы. В ответ телефон замолк. Корозов оторопело уставился на него. Тут же набрал номер, но телефон не ответил, был уже отключен. Глеб нервно заходил по темной комнате. Долго не мог успокоиться. Потом сел на кровать, вскочил, и так несколько раз вскакивал и садился, и снова вскакивал. Дальше спать уже не мог. Подошел к окну и тупо стал смотреть в хмурое ночное небо, на тусклые светильники во дворе, на ряд машин вдоль подъездов. Затем стал ходить по квартире. Из комнаты в комнату. Без Ольги они были пусты и холодны. Сейчас это ощущалось особенно болезненно. Включил везде свет. Но это не улучшило его настроения. Только под утро, часов в пять, немного пришел в себя. И в этот момент новый звонок разорвал тишину. Опять звонил Хичков. — Слушаю тебя! — сдерживая свой накал, произнес Корозов, стоя посреди комнаты. — Так-то лучше! А то, распетушился, — сказал Вадим. — Слушай внимательно! Зеленые положи в сумку! С утра держи наготове возле себя. Передача состоится сегодня в двадцать один час тридцать минут в драматическом театре. Твое место сорок третье. Билет тебе принесут прямо в офис с восемнадцати до девятнадцати часов. Поэтому с восемнадцати до девятнадцати часов ты должен быть у себя на работе. И выстави побольше охраны у дверей, чтобы кто-нибудь ненароком не ограбил тебя! Я не собираюсь терять свои деньги, которые ты должен привести мне! Вместе с билетами получишь маршрут, по которому поедешь в театр. Запомни, я тебя стеречь буду! Увижу полицию на маршруте или отклонишься от него, расстреляю машину, твою жену пущу на панель, возмещать мне убытки! А потом горло перережу! Не играй со мной. Жену твою привезут к тебе прямо в театр. Ее место сорок второе. Обнаружу в театре след полиции, расстреляю тебя с женой прямо на местах. О деньгах не беспокойся. Отдашь сумку жене. Она будет знать, кому и как передать ее. И не вздумай играться с куклами! В этом случае ни ты, ни твоя жена также не выйдете живыми из театра! Вас будут опекать! И, повторяю, никакой полиции! Предупреждаю! Я люблю честных игроков, и терпеть не могу дураков! Да, и прекрати искать меня! Иначе я перещелкаю твоих людей. Твоим сосункам еще в детский сад нужно ходить! За что ты им платишь? Не понимаю! — и отключил телефон. Ничего не успев ответить, Глеб замер, расставив ноги. Похоже, главное, чего он ждал, произошло. Место и время назначено. Выдвинуты условия. Теперь все зависеть будет только от него. Единственное, о чем он теперь размышлял и навскидку не мог сразу решить, как правильно поступить, сообщать или нет о звонке Акламину. Однако хорошо разумел, что Хичков профессионал, и одолеть его задача весьма сложная. Ему со своими охранниками справиться с нею будет не под силу. Уже потерпел фиаско в квартире Гержавина. К тому же, верить Хичкову глупо. От него можно ожидать любого подвоха. Предложенный им план может стать простой фикцией. Сейчас все на весах. И там, и там риск. С двух сторон риск. Не сообщишь Акламину — рискуешь, и сообщишь — рискуешь. Гарантий — ни там, ни тут. Глеб походил, подумал. Все отвратно. Но все ж остановился на том, чтобы связаться с Аристархом. Еще некоторое время потоптался по комнате и позвонил Акламину, поднял его из постели. 61 Ранний звонок Глеба словно окатил водой из ушата. Аристарх мгновенно оценил новое сообщение. Мозг заработал в определенном направлении в усиленном режиме. Нужно было решить несколько вопросов. И каждый вопрос не из легких. Заблокировать театр. Не допустить гибели Ольги и Глеба. Нигде не засветить полицейских. Успеть отследить маршрут, о котором после восемнадцати часов Корозов должен будет ему сообщить. И взять Хичкова, если тот будет в театре, что маловероятно. Скорее всего, в театре будут его шестерки. К тому же Ольгу могут не привезти в театр. Тогда задача станет неразрешимой. Но в таком случае нельзя исключать, что главные события могут развернуться где-нибудь на маршруте. Это все необходимо предусмотреть. Подготовить операцию со многими неизвестными непросто. К тому же времени для этого будет в обрез. Предстояло найти самое правильное решение. Для этого прямо сейчас надо начать решать задачу. Аристарх сунул ноги в тапки, накинул на плечи халат, успокоил проснувшуюся жену: — Спи, спи, мне надо сегодня пораньше! — и пошел в ванную комнату. Приехав на работу, собрал оперативников и отдал несколько поручений по театру. А сам по недавней договоренности отправился на встречу с Суприным, после которой была назначена встреча с Фокиным. Разговор и с тем, и с другим должен быть об одном и том же, но ответы могли быть совершенно разными, а потому крайне важно именно сейчас услышать эти ответы. Они могли повлиять на ход предстоящих событий. Перешагнув порог кабинета Суприна, Акламин увидел настороженно-выжидательный взгляд идущего навстречу и протягивающего руку Олега, как будто тот, еще не зная, что нужно от него Аристарху, уже говорил: «Знаю я вас, полицейских, вам сунь только мизинец, а вы за всю руку схватите. Не надейтесь, ничего я вам не скажу». Но тут же такое выражение лица сменилось лукавой улыбкой, словно ничего подобного он даже не думал, а уж тем более не собирался говорить. И каждый со своей колокольни может понимать его, как ему вздумается. Только он, как открытая книга, ему скрывать нечего, готов к любому разговору. Затем и эта лукавинка с лица исчезла, появилась искусственная строгость, пытаясь придать суровость внешнему виду. Однако не получилось, потому что хитринка снова засветилась в глубине глаз, вероятно, она никуда не исчезала, просто прикрылась приспустившимися веками и белыми бровями, после чего улыбка вернула лицо в его обычное состояние. На Олеге была рубашка в полоску и легкая куртка с завернутыми по локоть рукавами, из-под которых торчали длинные рукава рубахи. Ладонь у него была жестковатая, Аристарх сразу отметил это, пожимая ее. Усадив Акламина на стул у приставного стола, Олег сел на свое рабочее место и ожидающе вытянул вперед голову. Наблюдал, как оперативник расстегнул куртку и достал из внутреннего кармана пиджака, надетого под курткой, записную книжку, раскрыл ее, положил на столешницу, а рядом с нею авторучку. Серьезное неулыбчивое лицо Аристарха несколько напрягало Суприна, он не мог на нем ничего прочитать, и это его смущало. Особенно цепкие пытливые глаза оперативника не давали покоя. Между тем, заерзав в рабочем кресле, он удерживал на лице лукавинку. — Не беспокойтесь, — начал Аристарх, — это не допрос, просто понадобилось уточнить некоторые детали ваших отношений с Глебом Корозовым. Крякнув, Суприн деловым тоном отозвался: — В наших отношениях с ним деталей нет! Мы по-крупному работаем! — он задвигался в кресле, откатился на нем чуть-чуть назад. — Тем лучше, — кивнул на это Акламин. — Значит, на вопросы вам будет несложно ответить. — Задавайте, — пробормотал Олег. Заглянув в записную книжку, Аристарх взял авторучку, задумчиво покрутил ее пальцами на столешнице и спросил: — Кто, кроме вас, из вашего окружения знал о готовящейся сделке с Корозовым и Фокиным? — Все, кому следовало это знать, — отозвался Суприн. — Тайну из этого никто не делал. А зачем? Разве это противозаконно? — Разумеется, не противозаконно, — согласился Акламин. — А все-таки кто? Конкретно можете назвать? Задержав на оперативнике взгляд, как бы припоминая всех, кто его интересовал, Олег произнес: — Ну, пожалуйста, назову — и неторопливо перечислил несколько фамилий.