— Написала. Алина тебе его передаст, когда заглянет на очередное «собрание». Илья с Лерой тоже уволились. Прислали мне с утра заявления. Так что придётся тебе обновлять творческий отдел. — Ты шутишь, что ли? Прекращай давай розыгрыш. Тут Юля мне все кишки проела, клиент дизайнера требует срочно. Чтоб через пол часа была на месте, опоздание на этот прощаю, но больше чтоб такого… — Я не шучу. Прощай, Али. Как же приятно было нажать кнопку завершения вызова. Рине даже захотелось в голос засмеяться от удовольствия на весь прибольничный сквер. Но она обошлась легкой улыбкой и раздувшимся внутри чувством гордости. За себя. Вмиг прошла многолетняя теснота в районе лопаток. Плечи самовольно выгнулись, грудной отдел спины приобрёл изгиб уверенной, самодовольной осанки. Подбородок поднялся и посмотрел свысока на припаркованные неподалёку машины. В одной из них он представлял Али. Потерянного, злого, рвущего и мечущего. Не так Рина в сердцах воображала свой уход. Она думала, что просто в один прекрасный день не вытерпит возложенную на неё гору работы, взорвётся, на эмоциях напишет заявление, яростно ударит им по столу Али и наконец исполнит мечту — со всей силы хлопнет дверью кабинета гендиректора. В реальности всё сложилось иначе, как это часто бывает. Замёрзшими руками Рина, убитая тем, что ей сказали в столе справок, взяла телефон, увидела имя Али, решила не отвечать. Но телефон продолжал звонить. Второй раз. Третий. На четвёртый нервы не выдержали. Ответила. И вот теперь на скамейке сидит безработная. Тревожные мысли не заставили себя долго ждать. Страх пришёл на место гордости. «Ой, что же я наделала». Холод с рук и ног пробрался в живот. Рине показалось, что в область кишечника залетел шмель — внутренности сначала завибрировали, а потом вовсе пошли ходуном. Стало страшно. Очень страшно. «Что теперь делать? Одной работы в институте мне будет мало. Но с другой стороны… Не пропаду. Оставаться в агентстве не могу. Поэтому всё я сделала правильно. О чём я думаю вообще?! Как же это сейчас неважно. Андрея нет ни в одной больнице! Вот о чём нужно думать. Где его искать… Остаётся только полиция». Телефон показал, что время приближалось к часу дня. Вибрация в животе была не только от страха. В большей степени от голода, ведь со вчерашнего обеда во рту Рины не было ни кусочка съестного. Есть и не хотелось. Но горячий чай не помешал бы. Почему-то выбор пал именно в пользу чая. Рина смотрела на пластиковый стаканчик в своей руке и думала, с чем связан такая странная смена вкусов. Обычно она пила кофе. Растворимый. Дома. А тут зашла по дороге в участок полиции в пекарню, заказала чёрный с ягодами. Даже на ватрушку с творогом соблазнилась. «Андрей пропал, а ты ватрушки с чаем уминаешь». Глас совести отозвался горечью на корне языка. «Я его ищу. Если я сама упаду в обморок от голода и пропаду, искать будет некому. Правильно, что взяла еды. Андрей бы сказал сейчас: “Забота о себе и своём равновесии — самое главное. Она не должна зависеть ни от каких условий — хоть болеешь, хоть толстеешь, хоть воюешь”. И был бы прав». Вспомнился последний разговор на лестничной клетке. За день до выписки и пропажи Рина и Андрей стояли на своём любимом месте между вторым и третьим этажами. Говорили о мере — золотой середине. — Мы, люди, постоянно утыкаемся в крайности. Если зарабатывать, то сразу много, по итогу большинство бедные, потому что цель ставят невыполнимую. Одни посвящают работе всего себя, другие исполняют обязанности спустя рукава. Или вот внешность — либо сильно яркий, вычурный, либо мышино-серый. А некоторые пытаются против своей природы пойти, похудеть до модной худобы, в итоге зацикливаются на еде и толстеют. Любить до безумия — закрыться от всех, думать круглосуточно — отречься от мыслей, спорт каждый день — ненависть к любому виду движений. Сплошные крайности. Мне кажется, важно быть на середине. На той самой золотой. Чтобы всё в меру. По потребности. По желанию. У каждого ведь эта середина будет своя. Не бежать из кожи вон, не брать, сколько не съешь, но и не ограничивать себя. Делать из удовольствия. Найти, что тебе по-настоящему важно. Я знаю, мне нужны спокойствие, мир, хорошие отношения с близкими, самовыражение через картины и слова, свежий воздух. Вот я и делаю для этого что могу. Иду по своей золотой середине к спокойствию (бросил нечестный труд), миру с собой (разговариваю со своим разумом, нахожу выходы и компромиссы из сложной ситуации), к хорошим отношениям с близкими (не обвиняю маму, прощаю, берегу тебя, Рина), к самовыражению (пишу книгу, рисую смысловые образы в графике). Список важного гибкий. Он может меняться. Я вот понял, что хочу пополнить свой ещё благодарностью — говорить почаще спасибо всему вокруг. Спасибо случаю, что помог мне распутаться из обмана, выйти на устойчивую почву, что организовал нашу с вами встречу. Спасибо тебе, что ты рядом, смотришь на меня такими чистыми, добрыми, любящими голубыми глазами, говоришь со мной своим нежным голосом. Принесла мне телефон, ноутбук, книги… Я не буду уходить в крайности, не кинусь целовать твои ноги и руки, хотя очень хочу. Я просто скажу: спасибо тебе большое за тебя. «И после таких слов ты с ним так поступила — не встретила из больницы и потеряла. Может быть, навсегда». Рина очнулась от затянувшихся размышлений, когда чай был допит, ватрушка съедена, а участок полиции нарисовался перед носом. «Не соблюла золотую середину с работой, забыла про себя, побежала помогать другим, хотя они не просили, не ценила, что имела, и вот теперь заходишь в участок и не знаешь, к кому обратиться и что вообще говорить». Помещение участка оказалось тёмным. Два маленьких окна пропускали очень мало света в эту пещеру законопорядка. У стены стояло три жёстких сиденья, слева на углу — окно с решёткой. Сквозь черные прутья были видны очертания круглого лица в очках. Рина подошла к лицу поближе. — Здравствуйте. На связь со мной уже вторые сутки не выходит мой… друг. Я знаю, ждать надо три дня, но, может быть, вы сможете узнать в больницах, моргах. Мне уже очень трудно ждать. Спрятанные за стёклами глаза лениво поднялись со стола на волнующуюся Рину. Они моргали так медленно, что казалось, ещё одно движение веками — и мужчина в окне уснёт. — Насмотритесь фильмов… Если пропал, надо искать. Никаких трёх дней ждать не нужно. Пишите заявление, сейчас дам форму. Спустя три медлительные минуты Рина получила через маленькое окошко образец заявления по поводу пропажи человека. Взяв его, пустой лист бумаги и ручку, онемевшие от холода руки начали выводить буквы. — Когда ждать информацию? — Как только, так сразу. — Сегодня вечером возможно будет что-то узнать? — Дежурный свяжется с вами. Разговор с попугаем подарил бы Рине и то больше приятного, чем общение с обитателем окна полицейского участка. С нулём информации в кармане она пошла на выход из отделения. «Придётся ждать…» — удручённо, повесив нос, произнёс внутренний голос. Глава 53 — Ты всю ночь собралась круги по улицам наворачивать? Поспи, милая, хоть пару часов! Время уж полночь почти. Рина, прищурившись, взглянула на Людмилу Яковлевну из-под шарфа, которым укутала две трети лица, благодаря чему стала похожей на женщину с востока. — Я не усну, — промычали губы сквозь палантин. — Не проблема! Я тебе помогу. Ты же знаешь, я умею усыплять даже самую взбаламученную голову. Иди домой. Завтра, будем надеяться, узнаем, что случилось. — Хорошо, скоро приду. — Поторопись! А то дураков в городе хватает. Как раз ночью они и вылезают! Людмила Яковлевна исчезла. Рина продолжила идти. Деревья перешёптывались друг с другом, фонарь по центру улицы подмигивал им и всем прохожим, среди которых числилась только Рина. Сапоги шагали по тому же маршруту, что первый раз гуляли батильоны на пару с ботинками. Рина невзначай посмотрела на остановку, где впервые поцеловалась с Андреем. Ничего не изменилось. Разве что погода. Не было дождя. С неба падали только звёзды. Можно было загадать желание. Рина за многочасовую прогулку произнесла своё уже не одну сотню раз. «Хоть бы он был жив. Хоть бы он нашёлся». К себе манил лесопарк. В сердце горело желание пройтись по тропинкам между хвойными высотками. Но Людмила Яковлевна была права — не стоит соблазнять «дураков». Сапоги повернули назад. Через пятнадцать минут они покинули ноги и разместились на обувной полке возле входной двери. Рина же пошла в горячий душ, смыла всё, что могла смыть, — усталость, тревогу, мерзлоту и злобу. Выключение света, «подвинься» в адрес Мики, подушка, одеяло, смыкание нежелающих смыкаться век. — Спокойной ночи, дорогая. Завтра выспись, некуда спешить, раз ты безработная теперь. Я разбужу тебя, когда будут новости. Рина уснула как младенец. Ночь прошла сладко и мимолётно. Утро не отстало по скорости — его Рина тоже не заметила. Людмила Яковлевна появилась, когда за окном начал по полной гулять день. — Ну вот, я же говорила, помогу тебе уснуть. И никакой отравы пить не пришлось. — Что с Андреем? — сонное неразработанное горло почти выкрикнуло фразу, едва голова оторвалась от подушки. — Ох, досталось ему. Как обычно. — Людмила Яковлевна переместилась — стоячее положение возле двери она сменила на сидячее на краю кровати. — Лариса очухалась. Не сказать, что полностью, но разобрать я всё основное в её голове смогла. В общем, начнём издалека. — Рина напрягла слух, чтобы ничего не упустить. — Накануне выписки Андрея, вечером, пришла Лариса в больницу к нему, якобы мириться. На самом деле в уме очень плохой план держала — принесла с собой компот с метиловым спиртом. Хотела Андрея напоить. Он коней отбросил бы, и квартиры бы две с деньгами достались ей. — Андрей жив? — утреннему замыленному разуму Рины не терпелось узнать ответ на самый главный вопрос. — Не знаю. Я могу поведать только то, что известно Ларисе. Ты слушай. Важные вещи говорю. — Где он? — Ты мне дашь слово сказать или нет, в конце-то концов, милая? Говорю же, Лариса его напоила гремучей смесью из компота и суррогата. Из-за горы сахара Андрей не сразу подлянку понял. А когда понял, метиловый от обычного спирта не отличил. Подумал, мать решила его просто пьяным сделать, задобрить. Такие речи она толкала ему в больнице… Про то, как она извиняется, что бесов попутала, что больше никогда… Тебя нахваливала, мёдом поливала, пудрой присыпывала, мол, какая ты замечательная, какой прекрасный выбор «Андрейка» сделал. Ушла прощённая. А как иначе — Андрюша же сердобольный. Конечно, простил ей всё. Поворчал, что она подсунула ему настойку вместо компота, она посмеялась, ляпнула, мол, просто настроение сыну поднять хотела. И где она только так искусно врать научилась… Рина села на кровать. Её взлохмаченные волосы смотрели вправо и влево, глаза же устремились в пол. Она слушала внимательно, напряжённо ждала, когда же ей скажут, где Андрей, чтобы спохватиться и побежать. — А что было потом? Почему Андрея нет в больницах? — Этого не знаю, золотце. Я же в голове у Ларисы была, а не у Андрюши. Знаю только, что Лариса всю ночь после ухода из больницы не спала. Совесть её мучила. Она пыталась её заглушить градусом, но вина от этого только больше становилась. Ну вот пила она, пила. Наутро уснула. К вечеру глаза открыла, снова пить начала. Ну а когда белочку поймала, сама метилового заглотнула. Благо немного выпила. Да и намешала с водкой обычной. Ничего ей не будет. А вот Андрюша… Руки Рины спрятали за собой лицо, чтобы спасти его от столкновения с надвигающейся тревогой. Мозг разорвало поперёк вопросом «что делать?». Паника взбодрила лучше самого крепкого кофе. Ноги резко выпрямились и принялись топтать линолеум спальни. — Как проявляется отравление метанолом? — Я, к счастью, не знаю, но явно нехорошо. Рина подбежала к прикроватной тумбочке и молниеносной хваткой взяла телефон. Она открыла поисковик и начала читать первую выпавшую на запрос ссылку. — Смертельная доза метанола равна ста миллилитрам. Первыми признаками отравления будут тошнота и рвота, мушки перед глазами. Кожа больного сухая и красная. Признаки отравления начинают проявляться спустя двенадцать – двадцать четыре часа. — Ну, как я и говорила, ничего хорошего. — Утром в день выписки Андрей мне ни на что не жаловался. — Ты же его знаешь, будет молчать как рыба. Герой. Ноги снова замаршировали дистанцию от окна до двери и обратно. — Днём он тоже ничего не сказал… Значит, ему стало плохо потом. По дороге.