— Ох, милая, не знаю, как тебе и сказать… — Грудную клетку Рины после этих слов придавило холодной бетонной плитой. Последовавшая пауза вовсе превратила пространство под рёбрами в безжизненный вакуум, в котором сердце не могло сделать ни одного удара. — Лариса всю ночь во сне бредила. Без умолку бормотала что-то себе под нос. Я мало что смогла разобрать. Она всё перед Андрюшей извинялась, себя трёхэтажным покрывала. Сказала, что никогда себя не простит за убиение сына. — За что?! — Да не могло такого случиться! Она, конечно, далека от добропорядочности, но до такого скатиться не могла. Не могла! Людмила Яковлевна со злостью широко жестикулировала руками и кричала на весь этаж. Если бы её слышал ещё кто-то, кроме Рины, то он прибежал бы и шикнул, приложив палец к губам. — А что, если могла?! — подхватила импульс крика Рина. Её вот уже услышали все. Санитарка приоткрыла дверь, показала своё лицо, украшенное синими тенями и бордовой помадой. — Вы что себе позволяете! Часы посещения после обеда! В другое время находиться посторонним здесь запрещено! — Лариса Нетрова пришла в себя? — на одном секундном дыхании спросила Рина. Она поднялась со скамьи и подбежала к озлобленной санитарке, обратив на неё глаза, полные горя и безысходности. — Я же сказала, посещения после двух часов. — Пожалуйста, разрешите поговорить с ней пять минут. У меня пропал… муж. Только она знает, где он может быть. Немного помешкав, повернув голову вперёд и назад, полная женщина, похожая в своём голубом костюме на ясное бескрайнее небо, открыла дверь полностью. — Развелось алкоголиков. Напьются не пойми чего, вытворят делов, потом ищут друг друга. — Спасибо вам. — Шестая палата. Пять минут. Рина побежала по коридору. Она прошла процедурный кабинет, пустой пост медсестры, общую зону отдыха, уставленную разросшимися пальмами и гибискусами, интуитивно повернула направо и не прогадала — женская половина была именно здесь. Нашла дверной проём с цифрой шесть над аркой, сделала глубокий вдох и вошла. Четыре кровати. На каждой лежала выжившая после зомби-апокалипсиса. У всех женщин как на подбор была сине-жёлтая кожа, красные глаза и белые губы. Ларису Григорьевну поместили на койку слева, у окна. Она не спала. Смотрела на потолок. Даже не моргала. Рина тихонько прошла мимо соседей Ларисы, поймала три недоумённых взгляда, села на край кровати. Не так давно ситуация была обратной — Рина исполняла роль несчастной, лежавшей в кровати, а Лариса Григорьевна была «посетителем», который тоже садился на угол матраса. Глаза Ларисы Григорьевна даже не дёрнулись, когда Рина невольно дотронулась своей рукой до бедра «свекрови». Зрачки сверлили в побелённом потолке дыру, как два неутихающих перфоратора. — Расскажите, где Андрей, — в полголоса, дрожа, произнесла Рина. Лариса Григорьевна молчала. Можно было подумать, что она умерла, но шумное хриплое дыхание говорило об обратном. — Вы с ним виделись? Вчера вы видели Андрея? — Рина повысила тон. Ответа получено не было. — Лариса Григорьевна, скажите, что вы сделали с Андреем! — спокойный серьёзный тон голоса перерос в настойчивый умоляющий крик. На Рину смотрели уже не недоумённо. Её затылок долбили шесть раздражённых глаз. — Она под угомонительным. Ничё не скажет, хоть ты разорись тута, — вальяжно промычала женщина, занимавшая кровать справа от Ларисы Григорьевны. — Как долго она такой будет? — Ха. До завтра минимум. Рина оскалилась, прокляла про себя весь мир, резко встала и вылетела из палаты. Тушь снова размазалась. Трахею закупорила твёрдая горькая глина. — Ну что, выяснила, где твой шатается? Как пить дать, среди наших лунтиков лежит. Рина остановилась напротив сидевшей на посту санитарки, которая впустила её. Оказывается, она была медсестрой. — Вчера к вам в больницу не поступал мужчина, русый, тридцать семь лет, чуть повыше меня? — Рина говорила и вытирала рукой бесперебойно капавшие слёзы. — К нам в наркологическое нет. Про другие отделения я не знаю. Если что-то серьёзное, в реанимации спросить надо. — А где она? — На пятом. Но вас туда не пустя… — Спасибо большое! Не задержавшись у сидевшей всё на той же скамейке Людмилы Яковлевны, Рина, выбивая сапогами в бахилах чечётку, побежала на лестницу. — Ты куда так летишь? Ноги себе сейчас переломаешь. Рина не слушала ворчания, доносящиеся сзади. Она шла вперёд и вверх, вперёд и вверх. Из вины и любви получается гремучая смесь, которая заводит лучше любого топлива. Она уже вторые сутки держит спину, ноги и нервную систему Рины в напряжении. Перила, выкрашенные в серый, только и успевали сменять друг друга. Балясины проносились так же быстро, как пробегают деревья в окне мчащейся машины. Вместо развевающегося флага «Финиш» на пятом этаже Рину встретила табличка во всю стену: «Отделение реанимации и интенсивной терапии». Чтобы открыть дверь, пришлось приложить немало усилий. Победив стальную тяжёлую преграду, Рина оказалась в узком коридоре. Слева шёл ряд трёх закрытых дверей, справа белой массой давила стена. Рина пошла вперёд, на яркий дневной свет. Вскоре она вышла к центру большого помещения, где стояли стол со стулом. По окружности от поста медсестры, как лучики от солнца, отходили кровати с больными. Аппараты искусственной вентиляции лёгких, капельницы, трубки, закрытые глаза наполовину живых, наполовину мёртвых людей. Рине от увиденного тоже понадобилась помощь с дыханием. Горло перекрыло заслонкой, в шестерёнки сердца вонзили лом. Ужас. Рину от волос до мизинцев окутал ужас. — Вы что тут делаете?! — не скрывая негодования, крикнул высокий женский голос. Рина обернулась и увидела низенькую, худую, медсестру с кучей папок в руках. Толстая чёрная оправа её очков была самым ярким пятном в этом царстве белого. — Я… я… — Рина потеряла язык, его поиски заняли некоторое время. — Я… хотела узнать, не поступал ли к вам вчера мужчина… — Подобные вопросы нужно узнавать внизу, в столе справок. Выходите! Вы без халата, с улицы! Мне голову из-за вас оторвут. Быстро покиньте отделение! На спасательном автопилоте Рина прошла к выходу. Она не успела заметить, как спустилась с пятого этажа на первый, перешла в другой корпус, нашла стол справок и села на лавку рядом с маленьким неприметным окошком. В уши до сих пор бил писк от приборов, глаза не успели отойти от слепящего белого, руки и ноги дрожали. «А если Андрей сейчас тоже к такому подключён…» Воображение в деталях нарисовало картину находящегося в коме Андрея. На свету матовым полотном переливались зажившие после прошлых побоев шрамы, серым оттенялись синяки под глазами, кричали о своей сухости губы… Жуткая картина. Но это лучше, чем могила с деревянным крестом и венками. Окно «Информация» пустовало. На поцарапанном стекле висел листочек в клеточку с надписью: «Перерыв 15 минут». Мысли водили хоровод. «А если он числится как неопознанный труп? Может, его даже не нашли, и он где-то лежит… Надо обратиться в полицию. Может, попросить показать уличные камеры возле больницы. А есть там камеры и работают ли они? Мне вряд ли покажут записи, я же не обладаю никакими полномочиями…» В голове Рины снова началась прокрутка слов Ларисы Григорьевны, опять вспомнилось сообщение от Андрея со словами «доеду сам», по новой в животе завертелись боль и вина. За тяжёлыми размышлениями время пролетело быстро. Прошло двадцать минут, а перерыв у ответственного за окно информации всё не кончался. — Ох, ну что ты тут сидишь. Сердце разрывается на тебя смотреть такую. Нужно подождать, пока Лариса очухается. Тогда я выведаю, что она наделала. Денёк погоды не сделает, а ты… — День — это слишком много, — обрубила Рина слова Людмилы Яковлевны. — Я не могу ждать! Голубые глаза взорвались и, как вулканы, пустили красную зарю лавы. — Да что ж ты себя изводишь… Нет твоей вины в этом. Я вот, дура старая, расслабилась… Знала же, что надо было к Ларисе явиться, поговорить с ней, чтобы прекратила она все свои козни. Время протянула… Осмелиться никак не могла. Стыдно мне перед ней… Ох как стыдно… Вот что в итоге получила… Когда Рина посмотрела на поникшую Людмилу Яковлевну, её пыл тут же остыл. Вулканы превратились в зеркала, которые отразили чужую душесменающую боль. Чужую, но знакомую, понятную, родную. На ум пришло целительное осознание — каждого можно назвать виноватым в случившемся. И Рину, и Людмилу Яковлевну, и Ларису Григорьевну, и даже Андрея с Юсупом Павловичем. А если совсем постараться, то можно обвинить во всём Мику. Почему она не научилась говорить, не стала предсказателем и не сообщила хозяйке о грядущем несчастье? Рине захотелось взять Людмилу Яковлевну за руку. К сожалению, это было невозможно. Но она сделала намерение — положила свою кисть поверх сухонькой ручки, которая придерживала шаль. Рука зависла в воздухе, ничего не почувствовала, но Людмила Яковлевна поняла Рину. Мокрые блестящие глаза окружились морщинками улыбки. — Простите, что так себя повела. Излишние переживания не помогают, а только мешают. Вы правы. Нужно подождать. Себя не вините. Обвинение тоже делает только хуже. Дышать стало легче. Воздух вокруг Рины и Людмилы Яковлевны очистился и насытился кислородом. С груди обеих упала железная глыба. — Мы найдём его, милая. Обязательно найдём. Живёхонького. С Ларисой завтра же поговорю. Или когда она там прояснеет. А сейчас полечу к муженьку её. Артура этого надо тоже на место поставить. Рина ответила кивком. Она убрала свою руку от Людмилы Яковлевны и посмотрела на по-прежнему закрытое окно стола справок. — Я ещё побуду здесь. Дома быть не смогу. — Хорошо, дорогая. Я скоро вернусь, держись. Место на лавочке рядом с Риной осталось пустовать. Рина же осталась ждать. Глава 52 — Ты на работу собираешься вообще или где-то лежит твоё заявление по собственному, которое я не заметил? — В обед позвонил Али Вахобович. Рина сидела на лавочке возле больницы, смотрела на голые ветки берёзы, качающиеся на ветру, и думала, что сказать начальнику в своё оправдание. От напряжения заболела голова, в конце тяжёлых десяти секунд обдумывания Рина решила, что не будет оправдываться. Терпение лопнуло.