Зашла в главный корпус, отыскала регистратуру, спросила куда идти, пошла в приёмное. — Он в коме, — убийственно и коротко произнесла заведующая приёмного отделения, к которой Рина с боем пробилась, ведь никто другой ничего про неизвестного мужчину, прибывшего позавчера на «скорой», сказать не мог. — Как это в коме? — Вот так! Ацидоз сильный был. Не сразу поняли, что это отравление метанолом. Рина замерла на проходе, ударенная шоком. — Когда он придёт в себя? — Одному Богу известно. Наденьте бахилы и халат, скажу, чтобы вас провели к нему. Во всём происходящем потом Рина участвовала лишь номинально. Звуки воспринимались приглушённо, глаза видели плохо, ноги и руки от набитой в них ваты ничего не чувствовали. Через мутные облака виднелись коридоры, лестницы, белые стены, приборы, датчики, присоски и он. Андрей лежал и не был похожим на себя: кожа стала прозрачной, губы расползлись, превратившись в две ниточки, глаза впали, щёки потеряли упругость и повисли. Рина видела плохо, но даже увиденное через тонированные ужасом глаза вызвало у неё град слёз и ураган боли. «Лучше бы он умер», — подумала Рина, захлебнувшись глотками тягучей скорби. Глава 56 Когда теряешь что-то по-настоящему важное, остальное перестаёт иметь какой-либо смысл. Всё, что интересовало тебя до момента потери, становится пылью под диваном — никакого толка, только желание чихать. Рина пробыла у Андрея не меньше часа. Стояла в метре от ножного конца кровати и просто смотрела. Она будто боялась подойти, но и уйти не могла. Вид спящего Андрея завораживал, резал и дарил тепло одновременно. Уже прилетала Людмила Яковлевна. Успокаивала, говорила, радуйся, что живой, хвалила Рину за сообразительность, что нашла его. В ответ Рина не сказала ни слова. Лишь разок украдкой кивнула. Она не слышала никого — была в своём мире, где стеной шёл ливень. Его шум даже не дал ей услышать слова врача, который вселял надежду: «Случай тяжёлый, но должен выкарабкаться». Вода не кончалась. Её запасы были неисчерпаемыми. Остановила поток пришедшая медсестра. — Твои слёзы ему не помогают. Наоборот, смотрит сейчас на тебя и думает, чего мне возвращаться — меня уже похоронили и оплакали. Не буду душу ей ворошить, без меня ей будет лучше. Медсестра фантастическим образом напомнила Рине её двоюродную сестру. Крепкий голос, высокий рост, коренастое тело. Сестру звали Даша. Из всех родственников только она помогала Рине держаться на плаву. Они регулярно ходили друг другу в гости, Даша помогала Рине с домашними делами, на выходных гуляли. Когда поступили в университет, жили в одной комнате общежития. Даша подбадривала, находила нужные слова, учила относиться ко всему проще, не париться так о других. Рина далеко не всегда следовала полезным советам сестры, но многое от неё взяла. — Да, никто не спорит, грустно всё это. Но даже после такого можно найти, для чего ещё пожить. У меня муж тоже после аварии в коме две недели провёл. Как в себя пришёл, стало ясно, что ходить не будет. Твой тоже может инвалидом остаться — ослепнуть. Но жить-то можно и с коляской, и с палочкой для слепых. Было бы желание. Ты сама для себя реши, зачем тебе жить с таким и ему скажи, зачем после всего этого ему с того света возвращаться. Рина не реагировала. Она и слышала, и нет. Правдивый разумный голос медсестры слышался с помехами, урывками и зажёвываясь. — Оставь нам все его данные — паспорт, полис, что знаешь, — и иди погуляй. На воздухе лучше думается. Потом поспи нормально и завтра приходи. Поговоришь с ним будто он живой. За руку возьмёшь, все дела. Это реально помогает. Я тут пятнадцать лет работаю и много чудес видала. Рина с гибкостью деревянной куклы прошла к столу постовой медсестры, сказала требуемые данные, мысленно озлобилась на Андрея, что он не послушал её, когда она просила не отдавать ей документы со всеми остальными вещами перед выпиской. «Ты более ответственная в этом плане. Я их потеряю в первую же минуту в своём творческом порядке», — ответил он. Рина послушала и всё забрала за сутки до. Был бы паспорт при нём, не пришлось бы два дня мучиться в незнании. Но… получилось как получилось. Вспомнилась смешная фотография двадцатилетнего Андрея из его паспорта — худое гладкое лицо украшали длинные волны волос. Настоящий Агутин в молодости. «Меня постоянно ругали в школе и университете за мои “космы”, но я был молодым и непробивным. Хиппи стали тогда моими кумирами». Интересно, Андрей был бы не против, если на памятнике разместили это фото. Другого не было. Язык так и хотел произнести после даты рождения дату смерти. «Это уже не жизнь», — была уверена Рина. Больница проводила свою посетительницу громким хлопком двери. Именно такой раздался в сердце при виде лежачего Андрея. Рина пошла по скверам в сторону лесопарка. Дорога в два часа представлялась как подарок. Не было ни капли жажды садиться за кухонный стол, плакать и рвать себе волосы. Понятное дело, этого было не избежать. Но можно было хотя бы оттянуть во времени. Рина пошла. Ей предстояло много о чём подумать. Глава 57 Светло-серое небо, тёмно-серый асфальт, бледно-серые лица прохожих, ярко-серые деревья. С каждым шагом по суетливым улицам города стали чётче вспоминаться слова медсестры: «…Реши, зачем тебе жить…» Вопрос о мотивации жить всегда пролетал мимо сознания Рины. Ответ был очевиден — чтобы завести семью, вырастить дочь, приносить пользу работой. Всё так просто. Идеальный смысл жизни. Был. Сейчас же этот смысл казался маленьким и ничтожным. Комиссия высших смыслов поставила ему «неудовлетворительно». Нужен был другой. Но какой? Рине было не понятно, почему она восприняла слова медсестры настолько серьёзно. «Разве можно словами вытащить человек из комы? Это уже больше чудеса, чем правда. Он вряд ли сейчас о чём-то думает. И вообще меня видит. Хотя… С другой стороны, Людмила Яковлевна же есть. Её нет. Но мы её видим. Не знаю…» Вера в волшебство в Рине не жила. Но знакомство с призраком Людмилы Яковлевны сильно изменило ситуацию — представления Рины о мире и чуде поменялись. Когда во главе правительства внутреннего мира неизвестность, вера во что-то необходима. Не знаешь, как и что будет, быстро или медленно идёшь ко дну. Вера, как спасательный круг, держит на поверхности. Если набрасывается течение и начинает уносить, поможет сучок. То есть надежда. Пусть этот сучок будет очень худой, главное, чтобы за него можно было схватиться и удержаться. Но расклад получался слишком понятным, как в сказке: найди ответ на вопрос — и будет тебе любовь. Принц очнётся от вечного сна, злая карга свекровь сгинет, а проблемы превратятся в карликовых эльфов, которые не будут волновать. Всего лишь пойми, зачем жить. Сказок Рина в детстве читала мало. Было некому читать, а когда научилась сама, было уже неактуально. Веки слипались. Они отекли от усталости, воспалились от слёз и потяжелели от недосыпа. В узкие щелки глаз с силой рвался ветер. Он сдувал повязанный на голову палантин, развеивал подол пальто, норовил вырвать из рук сумку. Пришлось ускорить шаг, чтобы поскорее спрятаться в толще соснового бора. «А что, если он не очнётся? Смогу ли я без него?» Рина произнесла эти слова про себя и сама удивилась. Представить себя настолько к кому-то привязанной было сложно. Это люди не могли без Рины. Они держались за неё всеми правдами, неправдами и манипуляциями. Она велась. Да и сама не отпускала своих «подопечных», просто потому, что роль важной для кого-то питала её вместо воздуха. Быть нужной, получать «спасибо» и немного мнимой любви. Помогать, спасать, вытаскивать, поднимать, жалеть… Вот настоящие прошлые смыслы жизни, которые прятались за «иметь семью, вырастить дочь, приносить пользу работой». Именно они перестали иметь значение. Рина вдруг поняла, что больше не хочет жить как жила. Она не будет прежней. Независимо от того, вернётся к жизни Андрей или нет. «Всё поменяется. Как прежде быть не может. “Перенастроенная гитара не может играть по-старому”, — говорил Андрей. Но как играть по-новому, когда не знаешь аккордов?» Долго разум пытался нарыть светлые умозаключения в тёмном, непрозревшем уме. Клубок, вместо того чтобы распутаться, запутался ещё больше. Вновь включился второй критичный голос, который вообще всё отрицал. «Это глупости. Тебе всё это не нужно. Падай в колени Али, возвращайся к работе, про Андрея забудь. Вероятность того, что он очнётся, очень мала. Даже если поправится, как ты представляешь жизнь с ним?» «С Андреем мне хорошо. Да, сложно представить другую, совместную жизнь, но она будет точно лучше, чем та, что была до этого. Всё переменилось благодаря ему». Ноги и мысли довели Рину до лесопарка. Запах густой хвои вперемешку с насыщенной влагой освежил голову и даже немного растворил клубки мыслительного анализа. Ветер и серость остались позади. Впереди же появились зелень, умиротворение и ответы на вопросы. Глава 58 Рина нашла среди десятка поваленных деревьев именно то бревно, на котором они с Андреем сидели в их общем сне. Упавшее дерево было сырым. Не испугавшись цистита, Рина села на мокрое и холодное, и почувствовало тепло, будто Андрей сейчас с ней тоже разместился на грубой коре. Веки долгожданно закрылись. Зрительный канал восприятия отключился, дав усилиться другим чувствам — слуху, обонянию, осязанию и шестому, безымянному, но порой самому правдивому. Скрипели ветки деревьев, которым на высоте десяти метров изрядно доставалось от ветра. Издалека доносились отголоски потока машин на трассе. Редко и кротко чирикали синицы, надрывая свои жёлтые грудки. Сердце билось неровно. Оно будто ворочалось на кровати, сделанной из левого лёгкого, и не находило удобный бок. До стадии тревоги и беспокойства сила ворочания не доходила, но градус дискомфорта был внушительным. Сделав глубокий вдох, Рина постаралась расслабить сваренное вкрутую тело. Не получилось. Снова пришли мысли. «Может, мне и правда вернуться на работу? Это поможет отвлечься». Нет! Нет! Это не отвлечение. Это побег, который закончится очередным заточением в темницу несчастной жизни. «Как же я устала…» Глаза открылись и устремились на землю, полную сырой тёмной листвой. Рина чувствовала себя одним из листьев берёзы — давно упала, много раз намокла, порвалась и уже была готова стать перегноем. Андрей бы сейчас помог. Успокоил, поддержал, сказал бы пару слов, которые заменили медитацию и дыхательные упражнения. «Что ты чувствуешь? Забудь про правильно и нельзя. Чего хочешь?» Его рядом не было. Никого не было. Только Рина. Настал час, когда нужно помочь самой себе. Один сантиметр отделял Рину от пропасти. Казалось, ещё всего одно мысленное слово, и наступит падение туда, откуда не выбраться даже с помощью самых лучших антидепрессантов. Мозг принял форму знака бесконечности и начал прокручивать по перевёрнутой восьмёрке одни и те же фразы произнесённые раннее. Слова медсестры, Андрея, Людмилы Яковлевны, Али, Руслана, Миры… Неожиданно всплыли три десятка несчастных лет, проведённых либо в офисе за отчётами, либо в детской с дочкой за развивающими книгами. Окончательно догнала боль, которая скрывалась за делами, чужими проблемами и самопожертвованием. Рина так её боялась. Ведь эта особа представлялась как огромная великанша с тремя глотками и четырьмя желудками. Она должна была сто девяносто два раза пережевать Рину, а потом трижды переварить, прежде чем выпустить на свободу. Но боль этого не сделала. Она просто села рядом на бревно, обхватила хрупкое плечо своей хозяйки и грустно опустила голову вниз. Рина не стала её прогонять, а просто заплакала. Без стеснения, не смотря в сторону мужчины, проходившего рядом, не останавливаясь, не сдерживаясь. Прозрачно-хрустальные слезинки приносили облегчение. Они будто забирали всю темноту последних дней с собой, вымывали из головы критичный голос, вычищали тяжёлые воспоминания, позволяли простить себя и всех остальных. Даже Ларису Григорьевну. Слёзы могут помочь горю. Сколько прошло времени, Рина не поняла. Но, когда она очнулась, уже стемнело. Зелень хвойных красавиц из освежающей превратилась в устрашающую. Продолжающийся скрип веток развевал чувство, когда тебе «не по себе». Вытерев остатки целительных слёз, шмыгнув носом и посильнее укутавшись в палантин, Рина встала с бревна, сказала подруге боли «До свидания» и пошла на свет фонарей к дороге.