Опричник, может, впервые за последние дни улыбнулся. – Ладно, попрошу, – сказал он. – Благодарствую. – Не на чем. Да и рано пока благодарить. Я не могу знать, что решит воевода, а он у нас строгий, боярин. А в помощниках у него княжич. – Это чего?.. Неужто такие вельможи воюют вместе с дружиной? – Они нами и начальствуют. – А я думал, бояре, как наш Борис Борисович Сухин, в теремах на Москве живут и простого люда до себя не подпускают. Важничают. А оно, оказывается, бывает и по-другому. А что, боярин и княжич тоже опричники? – Нет. – Это как можно? Земские опричниками начальствуют? – Можно, Ипат. Боярин с княжичем не простые вельможи, а ближние к государю люди. – Да что ты? – Слово даю. – Чудеса. Так скажи им, что Ипат Волин сторожит ворога, глядит за полонянами и желает биться с татарами до смерти. – Скажу. Да и ты с ними поговорить сможешь, они простым людом не брезгуют. В походе повсюду впереди. И в сече бьются вместе с ратниками. – Ты меня еще больше удивил. – Вот так! Ну давай, ты гляди тут. Мы пошли. Но скоро вернемся. – Угу. Не волнуйся, ратник, все сделаю так, как надо. Гранов повел трех воинов в лес. Зосиму Горбушу он оставил смотреть за деревней. Тот сказал ему, что правая часть деревни пуста, в избах там никого нет. Это уже было известно старшему ертаула. Еще он доложил, что на северной околице татары держат пост, в нем два человека. Еще пара у второго дома ближнего ряда, у дома, где встали сотник и его помощник. Ратники отдыхали на кромке елани, все в доспехах, при конях и оружии. Посредине поляны на бревне сидели Бордак и Парфенов. Они говорили о своих личных заботах. Дозорный, который был выставлен на южной стороне елани, дал отмашку, и чрез малое время на поляну зашли четверо ратников ертаула. Гранов пошел к воеводе, остальные отправились к своим, в десяток. – Ну и что ты узнал, Владимир? – спросил старшего ертаула Бордак. – А вот послушай, воевода. Он не торопясь, с толком, подробно рассказал о том, что ратники видели сами и услышали от мужика. Проведав о том, что жители деревни успели уйти от крымчаков, воевода и помощник облегченно выдохнули. – Слава тебе, Господи, хоть этих минула участь полонян, – проговорил Бордак. Все трое перекрестились. Парфенов передал Гранову ветку, заранее сломанную и заостренную, расчистил небольшую площадку перед бревном. – Делай чертеж деревни, Владимир. – Сразу не соображу, да и темно. Несмотря на то что небо было чистым, света луны и звезд не хватало. Княжич не стал никого тревожить, достал кресало, кремень и трут, выдернул из-за бревна пучок прошлогодней травы, развел огонь, подбросил в него сухих веток. Владимир Гранов начал чертить и объяснять: – Вот река, балка, десять изб от леса и семь от реки. Здесь загон. В нем более сотни полонян. Вот в этом доме отдыхают сотник татарский с помощником, с ними пара ратников на охране и посылках да две молодые бабы. Крымчаков шесть десятков, один из них вокруг загона. Думаю, несколько человек будут дозорную службу нести. Он упомянул про Ипата Волина, с его слов рассказал о размещении крымчаков по дворам. Бордак выслушал его и сказал: – Спасибо тебе, Владимир. Теперь ступай к своим да позови к нам десятников. – Мужик помог. Без него мы еще сидели бы вокруг деревни. – И его отблагодарю. – Он просил взять его с собой на татар. Мол, я должен зарубить хоть одного. Очень просился. – Ладно, я решу, разрешить или нет. Ступай. Опричник Гранов ушел, подошли десятники. Бордак предложил им: – Садитесь прямо на траву, пока тепло, да не затрите чертеж на земле. – Десятники опустились на корточки вокруг схемы, и воевода продолжил: – Вышло так, что крымчаки залезли в избы, выставили дозор на околице и один десяток на охрану полонян, которых собрали в загоне на конце деревни. Предлагаю напасть на них ночью. До рассвета мы можем вообще всех крымчаков перебить, полонян освободить. Как кто думает, десятники? Лука Огнев, Фома Рубач и Яков Грудин ответили, что согласны. – Тогда так. – Бордак начал объяснять каждому, что делать. Парфенов подбрасывал хворост в костер. Десятники выслушали воеводу. – Вопросы ко мне есть? – спросил Бордак. – Ежели нет, то готовьте воинов. Я пойду с Огневым, буду и с Рубачом, княжич Парфенов – с Грудиным. Выход к деревне и готовность к бою – один крик кукушки. Нападаем после троекратного крика или моего распоряжения, отданного голосом. Все, ступайте. Воины быстро окружили деревню. Коней, в которых сейчас не было нужды, они оставили на опушке леса. Бордак с отрядом Рубача вышел в балку. По откосу спустился мужик, снял шапку. – Я извиняюсь, конечно, но ты и есть боярин, воевода? – Да, а ты, стало быть, Ипат Волин? – Он самый. – Мне ратник мой говорил, что ты желаешь бить татар? – Слов нет передать, как желаю, боярин. Не гони ты меня, дай отомстить басурманам за сожженное село, за убитых стариков и младенцев. Бордак взглянул на десятника и распорядился: – Фома, возьми мужика к себе. – Понял. – Благодарствую, боярин. А как звать-величать тебя, чтобы потом молиться за твое здоровье? – Молись за царя и все воинство его, а зовут меня Михайло Алексеевич. – Благодарствую еще раз, Михайло Лексеич. Чудно мне, боярин, высокий вельможа, а как простой ратник. А воин твой говорил, что в дружине и сын князя есть. – Есть. Помощник мой. Он тоже будет громить татар. – Вот и говорю, чудно. Рубач взглянул на мужика и спросил: – Ипат, ты воевать желаешь или с боярином лясы точить? – Воевать.