– Что делаем? – спросил Ульф Фьольсфинна, поигрывая кристаллом. Ключ он положил на стол. – Продолжаем, – ответил тот. При нас говорили они на языке мореходов, а не на своем, из-за Моря Звезд, который звучал довольно странно – из него невозможно было понять ни слова. – Достаточно будет разбить это и позвать Бенкея? – удостоверился Нитй’сефни. Н’Деле, что все это время осторожно ополаскивал рот принесенным медиком эликсиром, молча кивнул. Ульф без раздумий кинул кристалл об пол, разбивая его на мелкие осколки, которые еще и раздавил подошвой своих тяжелых сапог, подняв облачко тумана. – Бенкей! – заорал он во весь голос. Облачко, искрясь, поплыло к лежащему следопыту и втянулось ему в рот и ноздри, словно дым из трубки. Мой приятель вдруг резко напрягся, а потом закашлялся, словно вытащенный из воды утопленник – и сел, широко открыв глаза и оглядываясь вокруг с изумлением. – Бенкей, слышишь меня?! – крикнул я, хватая его за плечи. Он осмотрелся, не понимая ничего, и мне показалось, что он все еще меня не узнает. – Филар?.. – прохрипел он наконец и снова принялся кашлять. – Откуда ты… Н’Деле?.. – Ты уже не в Долине Скорбной Госпожи. А вокруг – друзья. Я вернулся и забрал тебя оттуда, а саму Скорбную Госпожу мы взяли в плен. – Я спал, – сказал он. – И помню только голос, который приказывал мне продолжать спать и не выдавать некий секрет. Это долго продолжалось? Я слаб, словно дитя. – Месяцами, – ответил я. – Ладно, – сказал Ульф. – Идем дальше. Теперь ключ. Я должен его сломать? Н’Деле покачал головой и выплюнул эликсир в тыкву. Было видно, что он чувствует боль, когда говорит, но раны его быстро затягивались и теперь почти не кровили. – Не через стену, – сказал невнятно. – Она не должна тебя видеть, но камень не должен вас разделять. Хватит щели или приоткрытых ворот. – В таком состоянии она тебя поджарит, – сказал Фьольсфинн. – Иди в камеру фильтров. – Что такое «фьялтар»? – спросил я, но они не обратили на меня внимания. Ульф забрал ключ и пошел. Некоторое время ничего не происходило. – Дайте мне пряного пива и трубку бакхуна, – попросил Бенкей. – А потом – я знаю, как глупо оно прозвучит, – я хотел бы немного вздремнуть. Скорбная Госпожа вдруг заорала дурным голосом, словно кто-то вдруг ткнул в нее копьем. Бенкей, которому удалось встать, цепляясь за табурет, вдруг снова присел. – Прячьтесь! Быстро! – зашипел он нам. – Сейчас она вас увидит! – Эта стена устроена при помощи имен богов, – пояснил я. – Специально для того, чтобы держать таких, как она. Мы ее видим, а она нас нет. В комнате за стеклом вдруг сделалось тесно от диких детей, что клубились под потолком и трепыхались, словно стая перепуганных летучих мышей, а Деющая металась между ними с криком, пытаясь их ловить и прижимать к груди. В несколько мгновений все они исчезли, а изо рта и ноздрей Скорбной Госпожи начал сочиться точно такой же густой мерцающий туман, как и тот, что покинул кристалл. Туман этот тоже всосался в отверстия под потолком. Скорбная Госпожа пала на пол, пытаясь зажать рот и нос, но через несколько мгновений ее охватили конвульсии, и она только корчилась, лупя в пол пятками, жутко крича и раздирая на себе остатки одежд. Мы смотрели на это в некотором испуге, а через несколько мгновений все прекратилось, и Деющая теперь лежала совершенно обессиленно, глубоко, словно после серьезного усилия, дыша. – Я предпочел бы уйти отсюда, – сказал Бенкей. – Вот только ноги меня не слушают. Если бы не слабость, полагаю, я был бы уже где-то поблизости от Ярмаканда. – Камера полна ледяных растений, – сказал с порога Ульф. – Войти не удастся. Кристаллизовались так быстро, что мне пришлось бежать, чтобы они меня не порезали и не пленили там. Поздравляю, Фьольсфинн. Еще одно дело решено. * * * Несколько следующих дней Бенкей приходил в себя. Сперва он был ужасно слаб и быстро уставал, и, когда я водил его по городу, часто приходилось присаживаться в тавернах и подкрепляться пивом. Но это быстро проходило – быстрее, чем можно было ожидать, учитывая, как долго он лежал без движения. Несмотря на все это, уже через несколько дней он вытянул из меня несколько марок и отправился искать куртизанку, которую я ему приводил, когда он лежал без души, а еще через несколько дней я застал его на одной из тренировочных площадок, где он, потея, лупил деревянным тренировочным мечом крутящийся манекен, уклоняясь от прикрепленного к одному из его рычагов шара на цепи. Вскоре после этого я был вызван к Ульфу и пошел, не ожидая ничего внезапного. Он ждал меня в пустом зале, где стоял огромный каменный стол, весь заваленный большими бумажными свитками; были тут и несколько высоких стульев со спинками, которые использовались здесь, чтобы сидеть в странно выпрямленной позе. Когда я подошел ближе, то увидел, что развернутые рулоны изображают различные части света, старательно нарисованные и начерченные цветными красками и странной коричневатой тушью копиистами Фьольсфинна. Нитй’сефни снял несколько предметов, лежавших на углах одного из рулонов, позволяя тому свернуться, а потом развернул еще один и снова прижал его углы своим странным ножом, золотой чашей, камнем и рогом для питья. В замке наверняка были специальные фиксаторы свитков, но выглядело так, что у него не было времени даже подумать об этом: он поспешно хватал все, что подворачивалось под руку. Похоже, у него не было времени и нормально поесть, поскольку он ухватил, не глядя, какой-то красный плод из серебряной миски и вгрызся в него, одновременно потянувшись за стрелой на столе, чтобы кое-что мне показать. Вдруг скривился, выплюнул полупрожеванный кусок плода в очаг, запил пивом из кувшина, которое тоже выплюнул, и только потом вернулся к столу. – Ужасно, – заявил он. – Я бы убил за яблоко или абрикос. Взгляни на карту. Я сделал ее на основании своих полетов призраком, когда могу смотреть на мир сверху. Благодаря этому у меня одного есть не только точные, но и актуальные карты. – Что такое «абирикос»? – Не отвлекайся. Посмотри, умеешь ли читать карту и узнаешь ли местность. Перейди на эту сторону стола. В верхней части карты нарисовано то, что есть на севере, понимаешь? Присмотрись. Некоторое время я смотрел, но сперва перед глазами видел только искусство рисовальщиков. Всматривался в моря, где терпеливая рука обозначала синим мелкие волны, покрывающие всю поверхность, на рисунок гор, переданных легкими движениями пера, на дороги, тонкие, словно паучья нить, серо-желтые фрагменты бесплодной пустыни с крохотными барханами. Леса, покрытые тщательным рисунком деревьев. На искусные, украшенные сложными узорами буквы чужого алфавита. А потом понял, что это только знаки. Никто не рисовал каждое дерево отдельно там, где оно росло, поскольку тогда деревья эти были бы размером с горные вершины, а таких нигде не бывает. Я взглянул на карту как на целое и вспомнил Зал Света в императорском дворце. Вспомнил мозаику, на которой была видна вся империя от Северного моря до моря Южного, где были Кебир, Нассим и все остальное. Я не узнал сразу, поскольку эта карта была точнее, линия материка и островов была куда рваней, к тому же все оставалось плоским. – Пустыня… – прошептал я. – Эрг Конца Мира… Нахель Зим… Стервятниковы горы… река Фиггис, аширдимский путь… Каждое это слово втыкалось в мое сердце, словно стилет. Я знавал эти места, был в каждом из них, и в каждом что-то да случалось. Я почувствовал на лице сухой, горячий ветер, а на губах – запах пыльной дороги и запах приправ и навоза, которым дышали городские закоулки. Амитрай. Я помнил тяжесть корзины странника на спине, тень шляпы на лице и молчаливое, добавляющее сил присутствие Бруса, сына Полынника, рядом со мной. Казалось, это было много лет назад и случилось с кем-то другим. Тогда я был просто ребенком. Ульф сидел за столом и быстро записывал названия, которые я произносил. Я догадался, что он записывает, поскольку использовал он значки, однако самих их я ни разу еще не видел. – Северные провинции Внешнего Круга, – сказал я. Он взял стрелу и указал на какую-то точку. Узор мелких коричневых, угловатых пятнышек словно щепоть крупнозернистого песка. – А тут? – Саурагар. Город. – А здесь? – Нахильгиль. Торговое поселение. Отсюда я отправился в пустыню с караваном контрабандистов соли. – А тут? – он указал еще на одну точку, к востоку от северного края Стервятниковых гор, но там было только коричнево-желтое пятно пустыни. – Не знаю. Какие-то взгорья на северном эрге Нахель Зим, но я там не был. Не знаю, что там находится. – Это место важно, потому что именно там ты снова появишься в Амитрае. Сердце мое остановилось. – Ульф?.. – Время тебе закончить миссию, Носитель Судьбы. Взгляни на эти горы. Край Стервятниковых гор – это место, где они переходят в пустыню. Сейчас покажу тебе более подробную карту, только с этими окрестностями. Вот здесь находится одна долина. Она отовсюду окружена вершинами, там есть источники, откуда вытекает поток. Такой… не знаю названия на твоем языке. У нас такое место называют вади. Горный оазис на краю пустыни. Там я нашел твоих кирененцев. Они укрепились и укрылись в этой долине. Ты отправишься туда и заберешь их. Приведешь мне кирененцев в Ледяной Сад. Если мы сумеем защититься, они найдут новый дом на этом острове и в этом городе. Это будет ваш Новый Иерусалим и Земля Обетованная. – Что? – я слышал только толчки крови в ушах, и мне казалось, что я потеряю сознание, а собственный мой голос доносился словно бы издалека. – Новый Киренен, сынок. Вдали от Амитрая. – Ульф… Это сотни стайе! Как я смог бы в одиночестве перебраться через пустыню? И как должны были бы перейти через нее мои люди? У них нет бактрианов и орнипантов! У них лишь немного лошадей и волов. Это за землей Людей-Медведей, за пустошами Тревоги и Нахель Зим! – Червем, Филар. Ты поедешь Червем. И, естественно, не сам, возьмешь людей. Мне, увы, придется в это же время заниматься кое-чем другим. Точка, которую я тебе показываю, это та, в которой тебя выплюнет Червь, и там ты выйдешь из пещеры. Оттуда до долины – три дня пути. Я остолбенело смотрел на карту и на коричневые узоры гор, а потом на Нитй’сефни, не в силах выдавить из себя ни слова. – Это почти необитаемая местность, – продолжал Ночной Странник. – Но довольно недалеко стоит войско. Вот здесь, – указал он стрелой. – Стоят лагерем под этим местом и рассылают во все стороны патрули на одноосных повозках, запряженных четырьмя какими-то созданиями. Одеваются в красное, носят красные щиты с желтыми зигзагами. Их много. – Двадцать первый тимен, «Огненный», из Кебзегара, – сказал я машинально. – Что такое «тимен»? – Отдельный отряд амитрайского войска. «Тимен» – по-нашему, это десять тысяч, или просто «множество». – Десяти тысяч там нет. Вот никак. Половина, а то и меньше, – заявил он задумчиво, ударяя стрелой в ладонь, а потом почесал наконечником спину. – Десять тысяч – это тимен в полном составе во время войны, – пояснил я. – А так он насчитывает от трех до пяти бинликов. – То есть чего? – Бинлик – это тысяча, бинхон – сто, хон – десять. – Понял. Как по мне, эти «огненные» ищут твоих людей. Пока что не нашли, потому что в горы не слишком-то въедешь на колеснице, а пешие патрули неспешны, но стоит принять это во внимание. Разбрелись по всем окрестностям и могут доставить проблемы.