Вроцлав, вторник 16 января 1928 года, час дня Часы на башне лютеранского собора на Кайзерштрассе ударили раз. Их звук распространился далеко в солнечном воздухе и пробил стекло лаборатории Института Судебной Медицины на Максштрассе, в котоой сидели Лазариус и Мок, одетые в белые фартуки. — Это опиум, — сказал Лазариус и встряхнул пробирку. — Когда-то считался волшебным лекарством. В случае вашего племянника и его подруги стал смертельным ядом. Им впрыснуто по десять кубиков растворенного в воде опиума. Доктор Лазариус сдвинул очки на конец сморщенного горизонтальными бороздами носа, которому он обязан среди студенческих братьев прозвищем «Муравьед», и принял с снисходительностью тупой взгляд Мока. — Задохнулись. Так действует опиум и морфин, когда вместе с кровью попадает в легкие. Что-то меня, однако, беспокоит. В теле вашего племянника очень странный вид опиума. Мок посмотрел на пробирки, на реторты, газовые горелки, на весь этот упорядоченный мир науки, в котором — о чудо! — есть место для молодого и чувствительного поэта Эрвина Мока. — Отлично! — Мок почувствовал ярость. — Тело моего племянника было катализатором, который изолировал или также освободил ваш «странный опиум»! Напишите на эту тему диссертацию и подарите ее моей невестке! — Проблема в том, дорогой господин советник, — грустно улыбнулся Лазариус, — что опиум очень загрязнен. — Не понимаю, — Mock медленно успокаивался. — Опиум, как вы наверняка знаете, является продуктом, из которого в начале XIX века был получен морфин. Каждый грамм опиума также содержит морфин. Он в теле несчастного Эрвина тоже, но его очень мало. Почему? Потому что содержит множество других субстанций, которые обычно удаляются в процессе очистки. Кто-то накачал трупы неочищенным опиумом. Но где он его взял? — Зачем вы все это мне говорите? — Мок опер ногу на большой палец, что ее привело в бесконечное колебание. — На вроцлавском, а возможно, даже на общенемецком черном рынке, — Лазариус постучал о пробирку обесцвеченным кислотой ногтем, — опиум не очень популярен. Наркоманы предпочитают впрыскивать себе морфий, который дешевле и сильнее. Убийца вашего племянника должен получить этот опиум издалека… Но откуда? Ведь даже в Китае он очищается… Это настоящая загадка… — Значит, этот ублюдок должен был сам его изготовить, — буркнул Мок. — Другого выхода нет… — Есть, — задумался Лазариус. — Это опиум может быть старым. Очень старым… — Как старым? — спросил Мок. — Вы знаете, что, — Лазариус с удовольствием подставил свою лысину под воздействие проникающего стекла солнца, — я не хороший историк, но мне кажется, что где-то в середине девятнадцатого века Англия и Франция воевали с Китаем в так называемых опиумных войнах. После этих войн значительно улучшилось качество этого наркотика. Он содержал около двадцати, а не тридцать, сорок алкалоидов, как в теле Эрвина. Это довольно абсурдно, но может быть, этот опиум, который привел к смерти Эрвина, происходит от 1850 года? Нью-Йорк, понедельник 21 ноября 1960, четверть шестого Мок приподнялся на постели и направил палец в сторону карты. — В этом городе, в сочельник 1927 года, — воскликнул он, — последовала демонстрация зла, понимаешь, Герберт? Я это зло освободил, вызвал его своим злом. Тем, которое я хотел причинить этой несчастной женщине. В городе Вроцлаве появился дьявол, а я его туда вызвал. Мок опустился на подушки и тяжело дышал. Опухшие пальцы скребли простыни. — Я исповедовался в этом, Герберт, — сказал Мок. — Это не давало мне покоя, и я должен был кому-то рассказать. Кому-то, кто борется с дьяволом, он закашлял сухо. — Было это в начале тридцатых годов. Мой исповедник имел для меня только один совет. Я должен был простить всех, кто причинил мне боль и которым я хотел отомстить. Барон фон Хагеншталь и Софи.… — И что, простили им? — Барону — да, но Софи куда-то пропала, и я даже развелся с ней в суде. — Послушай, Эберхард, — Анвальдт хлопнул себя газетой по бедру. — Я должен… — Тебе ничего не нужно, кроме одного, — Мок извивался от боли, которая прорезала его раздавленную опухолью большую берцовую кость. — Ты должен мне обещать, что найдешь Софи и передашь ей это письмо, — он передал Анвальду белый продолговатый конверт. — Это мое прощение. Я прощаю ей все. Обещаешь, что найдешь ее и ей это передашь? — Обещаю, — ответил Анвальдт и уткнул взгляд в конверт. Мок поднялся, чтобы обнять Анвальдта, но отказался от этой мысли. Он понял, что в этот момент его тело выделяет такой запах, как тела Хокерманна и барона много лет назад в старом «адлере» на рынке города, которого нет. — Благодарю, — сказал Мок с улыбкой. — Иди и позови этого ксендза. Я могу умереть… Анвальдт протянул больному руку и вышел из комнаты, спустился по лестнице и прошел мимо спящего в кресле ксендза Купайуоло. Он взял пальто и шляпу и покинул дом. Двинулся медленно в сторону ближайшей станции метро. На углу он заметил огромный мусоровоз, который подметал отходы. Он достал из кармана вчерашнюю «Süddeutsche Zeitung» и еще раз прочитал информацию о смерти известной берлинской театральной актрисы Софи фон Финкл. Под некрологом было интервью со знаменитой скрипачкой Элизабет Кернер, сердечной подругой покойной. Госпожа Кернер впервые открыла в этом интервью тайну Софи: так вот была она ранее замужем, а ее мужем был высокий офицер вроцлавской полиции Эберхард Мок. Анвальдт прочитал это все еще раз и подумал о прощении. Затем он бросил газету в трубу мусоровоза и спустился по бетонной лестнице. УКАЗАТЕЛЬ ТОПОГРАФИЧЕСКИХ НАЗВАНИЙ Августасштрассе — ул. Счастливая Александерштрассе — несуществующая улица, проходящая по сегодняшней Социальной площади Ан дер Айевейде — ул. Старогроблова Ан дер Клостермауэр — ул. Поля Антониенштрассе — ул. Антония Бишофштрассе — ул. Епископская Блюхерплац — Соляная площадь Бригерштрассе — ул. Брестская Броккауэрштрассе — ул. Свистацкого Бургфельд — ул. (Сизинского?) Силезии Вайсгербергассе — ул. Белокорнича Вахтплатц — площадь Солидарности Вебскиштрассе — ул. Согласия Ворверкштрассе — ул. Парижской Коммуны Габитцштрассе — ул. Гаевицкая Гартенштрассе — ул. Пилсудского Гимназия святой Елизаветы — сегодняшний Институт Психологии Вроцлавского Университета Гимназия Святого Матфея — штаб-квартира библиотеки Национального учреждения им. Оссолинских Главная почта на Ноймаркт — не существует Гогенцоллернштрассе — ул. Запорожская Городской театр — сегодня Вроцлавская Опера Грюбшенерштрассе — ул. Грабицинская Грюнштрессе — ул. Домбровского Густав-Фрейтаг-Штрассе — ул. Дирекции Дворец Хатцфельдов — сегодня BWA на ул. Олавской Драбицюсштрассе — ул. Зегадловича Зайбенхуфенерштрассе — ул. Радужная Зонненплац — площадь Легионов Кайзеровский мост — сегодня Грюнвальдский мост Кёнигсплац — площадь 1 Мая Клаасенштрассе — ул. Шумная Клетчкауштрассе — ул. Клечковская Клостерштрассе — ул. Траугутта