Он неодобрительно смотрел, как мы усаживаемся на край постели. Вся ситуация выглядела настолько абсурдной, что я испытал желание моментально покончить с ней. Сейчас же. Любым способом. Даже стать «мальчиком» Дитриха Трассе, если понадобится. — Они вкололи ему какое-то вещество, – тихо сказала Афрани. Она обращалась к этому старикану в обход меня, говоря обо мне, как об опасном звере. Усилием воли я подавил раздражение. Но не до конца. Оно тлело внутри, как ядовитый цветок, желающий распуститься, и я подумал о пламени, которое выстрелит в пять тридцать, если я ничего не напутал. — И мы все превратимся в тыкву. — Он бредит, — сказал старик. — Эрих, вы бредите? — С-слегка, — губы превратились в узкие лезвия и согласные застревали на сгибе. — Вс-сё равно. Не меняет. Ничего не меняет. Бу-бу-бу. Афрани шептала. Сиреневые змейки юлили по комнате, сквозили по простыням. Без малого пять. Или уже начало шестого? Я не отказался бы выпить водки. На Афрани тёмная кофточка и чёрная юбка, на шее — синий платок. Я поискал глазами пижаму, которую мог бы на себя натянуть. На худой конец, сгодилась бы и смирительная рубашка. — Я даже не знаю, смогу ли... — пробормотал старик, имя которого начиналось на «М». Или на «Д»? — Начнётся паника. И куда мы можем спрятаться? Нас же везде найдут. И шум. Фельдман плохо ходит. Ведь даже спуститься, спустить женщин со второго этажа... — Здесь есть лифт. — Он шумит. И как вы планируете всех разбудить? Объяснить? Безумие. Всё это безумие, от первого до последнего слова. — Можете оставаться, — сказал я. На его тёмном, худом лице отобразилось отчаяние. Он понимал, что оказался в ловушке, и винил в этом меня. Но кое-чего он ещё не понимал. — Вы для них материал, — сказал я. — Просто «брёвна». С хорошим уходом и индивидуальной могилой. Между собой они называют вас «тараканами». Он поднял глаза. И вдруг лицо заострилось, полыхнуло враждебностью: — Вам-то не привыкать! — Точно. — Боже мой! — скрюченный палец описал кривую и уставился в мою грудь. — Палач. Мальчишечка. Ах... порода... И вы ещё набрались наглости вломиться сюда? — Он отбросил своё покрывало и спустил ноги, нащупывая туфли, он трясся и задыхался. — Вы! Подонок. Штурмовичок. Кто вы такой? Зачем вы сюда пришли? — Чёрт его знает. Я отвернулся. Его тень угрожающе выросла над моей головой. Наверное, он искал, чем бы меня ударить. Афрани что-то шептала, её тень хваталась за наши тени, и от термометра веяло жаром. — Эрих. Эрих Коллер! — Так точно, — сухо сказал я. — Zu Befehl! — Эрих! Афрани опять прижалась ко мне, и моё сердце растаяло. — Сколько времени? Вместо ответа она поглядела в окно. Мы все повернулись — и вовремя. Потому что как раз в это мгновение ночь расцвела крупным цветком и потом.... *** «БУМ-М-М!» «ГР-Р-РАДА-БУМ-М!» Ударная волна выбила стёкла. Гремящий ливень осколков дохлестнул до двери. Кровать отшвырнуло в сторону. Я услышал пронзительный крик и тут же вой автомобильной сирены. Голоса. Комнату заволокло дымом. Кто-то надрывно закашлял, застонал совсем рядом. Мауэр? Дверь выбило, и она болталась на петлях, натужно поскрипывая. Пиротехника отыграла на все сто! Но что со вторым пакетом? Он мог сдетонировать в любую секунду. Потому что кто-то прокололся с бризантностью. — Значит, не гексоген... Рот был набит кирпичной крошкой, и вместо слов вырвалось тупое мычание. В любом случае, оправдания, кажется, отменялись. Раздался мощный треск. Под окном закричали, и пламя взметнулось к небу. Оно бушевало совсем рядом с забором, и отсюда его жар ощущался как трепещущее тепло. На оранжевом фоне сновали люди. Их чёрные фигуры метались и сталкивались под треск автоматной очереди, которая разорвала воздух, но тут же затихла. Всё это напоминало разбуженный муравейник. — Мамочки, — вздохнула Афрани. Я помог ей подняться. Она мелко дрожала, но в целом вела себя молодцом. Даже не всхлипнула. Мауэр кашлянул. Отброшенные ветром полы халата болтались как крылья, и на носу алела царапина. Руки дёргались. Он смотрел на меня так, будто хотел разорвать на мелкие части. Он смотрел на меня, как на придурка с гранатомётом, и в его глазах я увидел страх и надежду. Всегда. Одно и то же, во веки веков... — Вот видите, — сказал я ему. — Теперь-то уж никого не придётся будить. ________________________________________________________________________________ * Hure — шлюха (грубое нем. ругательство) * "Я вырежу тебе марку" — не почтовую. Полли имеет в виду "абшлюсбалкен", пометки за сбитых врагов, которые рисовали летчики Люфтваффе. Только Эрих немного путает: именно асы Люфтваффе рисовали их не на фюзеляже, а на киле. * Achtung! - внимание, Stillgestanden! - смирно, Hinlegen! - лечь, Auf! - встать! * Zu Befehl - так точно, слушаюсь! Глава 12. Эвакуация Взрывная волна прошлась, главным образом, по фасаду. Большинство же палат — пять из семи, включая объединённые — выходили окнами на внутренний двор. Шагнув в коридор, я сразу услышал говор и монотонные причитания. «Уши! Мои уши! — Биберхен? Где вы?.. — Ошторожно же! — Ай-ай, уши!..» Подслеповатые летучие мыши в серых халатах слепились в толпу, в центре которой кто-то громко и визгливо стонал, в то время как настоящая боль поскуливала где-то у стенки. Сгорбленная женщина в розовой вязаной кофте, накинутой на халат, прижимала ладонь к разбитому лбу. Между пальцами просачивалось чёрное, вязкое, капало на одежду. — А ну! В сторону! Два санитара, грохая ботинками, врезались в толпу, расшвыривая её локтями. Они не церемонились. Я поспешно отступил, и они промчались мимо, с яростью молодых животных, издавая запах разогретого пота. — Что делать? — спросил Мауэр. Он был бледен. — Постарайтесь привлечь их внимание. Успокоить. У нас мало времени. Я не надеялся, что его попытки возымеют какое-то действие. Они и не возымели. В панике стадо подчиняется вожаку, а уж кем-кем, а вожаком Мауэр не был. — Проверьте лифт, — сказал я Афрани и кивнул, показывая направление. Грузовой лифт находился в каморке сразу за лестницей. Справа, на кольцах, висел толстобокий красный огнетушитель. Сейчас кольца были свободны, и шкафчик с пожарным шлангом обнаружил сиротливую пустоту. — Послушайте! — надрывался Мауэр. — Фрау Бибер! Альберт! Кто видел Альберта? Его не слушали. — Фельдман! Фрау Бибер? Я решительно ввинтился в спины, раздвинул их и протиснулся внутрь. Безобразно толстая женщина, икая, мотала головой, словно в истерике. С её фиолетовых щёк сыпались слёзы и капли пота. Одной рукой отпихивая маленького старичка, она испускала громогласный нескончаемый визг и билась в руках соседей, как белая рыбина. — Мои уши! Уши-уши-уши! Мои уши-и-и! Я хлестнул её по щеке и она замолчала.