— Да прямо туда! Происходящее напоминало кошмар, где не можешь двинуться, оттого что влипаешь в пространство. Туман поредел и теперь мотался клочьями, сквозь которые просвечивали колёсные пары. Если бы Мауэр тронул, когда мы барахтались под вагоном, всё было бы кончено. Надо было оставить детину валяться там, на рельсах — сэкономил бы силы. — Быстрее, — надрывалась Афрани. Её голос звенел как серебряный колокольчик. — По одному, аккуратнее... Не толкайтесь! — Там мало места! Места, действительно, было мало. Я открыл рот, чтобы гаркнуть сакраментальное: «Прижмите локти!», оглянулся — и сердце моё захолонуло. На вершине холма показался армейский фургон. *** — О, Господи! – выдохнула Афрани. Она тоже его заметила. Последняя женщина обернулась и нога сорвалась, я едва успел подставить руки под поясницу. Лестница затрещала. — Вверх! Мелькнула юбка. Обшитый маскировочной сеткой «Мини-Блитц» сдал назад, медленно допятился до вершины и остановился там. Водитель присматривался. Вряд ли у него имелся бинокль, но фары «цверга» создавали отличную иллюминацию. Их разглядел бы даже слепой. — Проклятье! Я метнулся к кабине и взлетел по ржавой лесенке, не чуя под собой ног. Два чумазых лица обернулись ко мне, блестя белками. Вихрящийся сумрак создавал впечатление карнавала. — Коллер? Вы чего как подорванный? — Вперёд, — прохрипел я. — Йозеф, быстрее! — Но... — Можете вести эту хрень? Да или нет? — Да, — ответил он заторможенно, совершенно ошеломлённый. — Но у меня же нет допуска! — К чёрту ваш допуск! Вперёд! Тени засуетились. Захлёбывающееся «тр-рах-да-да-да» сделалось громче. Пол явственно завибрировал. «Реверс назад», — подсказал железнодорожник. Я увидел «вальтер», забытый среди хлама на приборной панели. Выше располагалась серия рычагов: «Режим маневровый», «Режим поездной» и синяя кнопка: «Муфта сцепления». Вагон опять дёрнулся и заскрипел. — Ну? — Гну! — огрызнулся Мауэр, свистя горлом. — Что вы лезете мне под руку? — Долго ещё? — Хотите скорее — рожайте сами. На крыше «Мини-Блитца» вспыхнул прожектор. Ярко-голубой ксеноновый свет ударил прямо в окно, заставив меня зажмуриться. Из громкоговорителя грянул многократно усиленный голос: — КОЛЛЕР! ВСЕМ ВЫЙТИ НАРУЖУ! Как бы исполняя приказ, дверца кабины открылась и на землю выпрыгнул человек. Он забежал за фургон. Я моргнул – влага застлала глаза, а когда прищурился, то увидел, что силуэтов на дороге здорово поприбавилось. Они собирались кучей, намереваясь сбежать вниз. — НАРУЖУ! — надрывался динамик. — ВСЕМ! ВЫЙТИ! «Зиу!» — взвизгнула пуля. Железнодорожник что-то обморочно пробормотал и ринулся вперёд, со вскинутыми руками, как пловец, я не успел его удержать. Он выпал на перрон — чёрная кукла, освещённая иллюминацией. И вдруг задёргался, выгнул спину, прошитый выстрелом, сделанным прямо в упор. Следующий пробил ему голову. Хлопка я не услышал. Затылок окутался красной завесой, а капли брызнули мне в лицо. «Мини-Блитц» начал спускаться с холма, сопровождаемый вспышками. Пули, как железный град, молотили в стенки вагона. — Трогаю, — объявил Мауэр. Потрясающе, он говорил голосом циркового распорядителя! У меня не хватило энергии рассмеяться. Капли крови и ошмётки мозга ещё висели на моих бровях и ресницах, как сверкающая рождественская мишура. Костенеющим пальцем я нащупал кольцо гранаты, но не смог выдернуть. На горизонте над кромкой леса сияла звезда. Она указывала путь в Вифлеем. Гористые макушки сдвинулись вправо. Сквозь красный росистый ворох выбился луч и замельтешил сквозь штакетник стволов. Я сполз на пол, ударившись и почти не заметив удара. Что случилось? Крышу пакгауза заслонила чёрная пасть туннеля и раздался скрежет — это отломилась лестница, которую забыли втянуть. Рявканье динамика удалялось и, наконец, стихло, а бронзовые стволы мелькали быстрее, и солнечный луч осветил кабину и Мауэра, согнувшегося в три погибели — его лохмотья развевались как знамя. Он обернулся ко мне, худой и сморщенный, то ли смеясь, то ли плача: — Выбрались, понял? М-мальчишечка? А-а? Едем! — Едем, — повторил я бессмысленно. В открытую дверь задувал ветер. Он трепал волосы и провода, и был таким свежим, как всё это утро и лес, раздающийся перед поездом, и узкие ленты рельсов, пронзающие восход. И лишь теперь, вдохнув этот терпкий воздух, я сообразил что мы всё-таки живы и мчимся на максимальной скорости в несусветную даль, с ветрилами, но без руля и даже без карты, и сделал единственно возможное, что должен сделать пулемётчик моего возраста, стажа, телосложения и душевных сил. Я отрубился. Глава 14. Чёртова колесница Когда я очнулся, вокруг розовел рассвет. Вокруг мотопоезда «ZWG 66/6» простирались сплошные леса, окаймлённые вершинами зубчатых взгорий. Перспектива практически не менялась, и только стремительно пробегающие стволы показывали, что мы всё-таки движемся. Сквозь мучнистые облака нет-нет да пробивался солнечный луч, и тогда по панели прыгали зайчики. Вокруг было слишком много приборов. Большой красный манометр показывал «ясно». Или что-то ещё? Мои выгнутые ноги упирались в решетку, голова была как будто ватная, и я опасался двинуть коленом, чтобы не задеть рычаги. — А-а, штурмовичок! Проснулся? Йозеф Мауэр. Самодовольный прыщ из шестой палаты. Низ его пижамных брюк напоминал обтрёпанный ветром хвост бумажного змея. — Алло, старый полупердун, — вежливо ответствовал я. Он хмыкнул: — Инспектор, а? — Ага. — Здорово наколесили, инспектор. Хех! — Не нравится? Так разворачивайте труповозку! Я и впрямь чувствовал себя как живой труп, лишь по счастливой случайности избежавший огненного погребения. Мотор сильно гудел. В висках тоже гудело, а в затылке словно включили мощную дрель. Сколько же времени я провёл без сознания? В открытую, как и раньше, дверь проникал ветер, от которого слезились глаза. Похоже, дверь просто снесло. На конкурсе интендантов я получил бы гран-при и похвальный лист в номинации «дырявые руки». — Я буду вынужден снизить скорость, — предупредил Мауэр. — Мы не знаем дороги. Её не расчищали с войны. Насколько мне известно, впереди — минное поле, и не одно. И Вейценбахский мост, он давно уже на ладан дышит. Вряд ли нам удастся проехать. — Постараемся добраться до первого населённого пункта и вызовем помощь. — Ближайший пункт — это Линдсберг. — А Вейценбах? — Это деревня. Там нет даже радио. Радиосвязь появится ближе к Амт-Нойвеге, по крайней мере, я на это надеюсь, но им придётся затратить два или три часа, чтобы пробиться к нам. Эту местность ещё не восстановили. Всё разгорожено, перекопано. — Ладно, — сказал я. Я отлично представлял себе эти деревни. Разграбленные хозяйства, сожжённая школа и церковь, превращённая в бомбоубежище. Когда-то здесь тоже выращивали картошку. И капусту, и прочие овощи. Вот почему я не возненавидел сразу Дитриха Трассе. Некоторые вещи соединяют сердце с желудком, и если судьба ещё раз столкнёт меня с главарём «Ультрас», то я дал себе слово пристрелить его без мучений. — Загляни-ка в теплушку, парень, — предложил Мауэр. Он напряжённо смотрел вперёд, стараясь не пропустить обрыв рельса или иное препятствие. Седые волосы сбивались назад, придавая ему вид безумного капитана. Пятнистый армейский бинокль, висящий над ручкой в углу кабины, только поддерживал эту иллюзию. Зачем здесь бинокль? Как будто бывший машинист «цверга» вёл не поезд, а корабль по имени «Фата-Моргана» и предчувствовал, что в один из ближайших дней его судно крепко сядет на мель.