— Знаю, — сказал я сердито. — Я не машинист. Я эвакуирую стариков. Из пансионата «Эдем», что под Грау. Соединитесь с Вестерхаймом, Карл Бессер, телефонный номер 320 пауза добавочный 31. Нам нужны медики. Есть больные. Соединитесь с Бюро. Сейчас я продиктую вам номер... — Ничего не понимаю, — сказала она. — Машинист 66-го! — Что? — Приём! Как вы здесь оказались? Все наши потуги походили на беседу слепого с глухим. Анацефала с безногим. Если бы я прилетел на другую планету, то ей-богу, встретил бы больше взаимопонимания. К концу разговора я взмок и скинул пару пудов живого веса. А Мауэр выглядел так, словно его сняли с распятия и насадили, как гуся, на телеграфный столб. — Подождите, — помехи зазвучали взволнованно. — Секунду. Коллер? Выговорите «Коллер», через две «л»? Минуту. Соединяю! — С кем? — Эрих. В эфир вплыл голос, заставивший моё сердце учащённо забиться. Это напоминало любовь. Но, конечно, не имело к ней отношения. — Карл? — Эрих, дружище! Что ты там натворил? Ты что, угнал поезд? Хорошенькое начало. Но в этом весь Карл. Чернильная работа сделала его солиднее, но отнюдь не мудрее. Я вкратце объяснил ему затруднения, и он рассмеялся, и с плеч моих рухнула тяжесть, вернее доля той тяжести, что пригибала костяк ещё с рождения мира. — Никуда не двигайтесь. Я вышлю бригаду и машины с носилками. Ни о чём не беспокойся, Эрих, я сам свяжусь с Йеном и всё разъясню. Ох, дьявол тебя возьми! Просто жди себе и ни о чём не тревожься. Обещаю, вас эвакуируют с предельным комфортом. Час. Ну, максимум, полтора. И не позволяй старичью бродить по округе — разнесёт как гнилую щепку. Договорились? — Замётано, — лаконично сказал я. И нажал на тумблер. — Всё на мази? — спросил Мауэр. Солнце празднично сияло у него на макушке, пегой и рыжей как хвост жеребца-сосунка. В распахнутом ажуре халата блестела седая шерсть. Он улыбался. Я первый раз видел, чтобы кто-то так солнечно, так безоблачно улыбался. Сам я улыбнуться не мог. *** В пассажирской части вагона царил хаос и запах брошенной скотобойни. Старушка в розовой кофте сидела в углу, прислонившись к женщине с больными ушами. Обе они были живы, но черечур слабы и не могли встать на ноги. Решётчатое оконце выходило в обратную сторону от дороги. Замечательно. Будь окно с другой стороны, шальные пули «Ультрас» превратили бы наши головы в сито. — Что вы ищете? — спросила Афрани. — Что-нибудь длинное. Что-то вроде шнура. Такого, знаете, телефонного... — Или провода? Она нагнулась и вытащила из угла спутанный моток проводов. Я благоговейно взял его в руки. Всё верно. Гибкий электрический провод. Тот самый, на котором подвесили Хеллига. Точнее, вынудили его подвеситься. У эдемской троицы беспроигрышные методы убеждения. — Вы просто чудо, Афрани! — Вы это уже говорили, — она сконфуженно поглядела на меня из-под чёрных как смоль ресниц. — И помните, диск? С контактами, таблицами, именами? Я его сделала. Он в потайном кармане. Микродиск. — Где? — В потайном... В белье. Я вам потом достану. Эрих, а почему вы так смотрите? Зачем вам этот провод? Вы же не хотите меня связать? — Очень хочу, — признался я. — Но не могу. Он для другого. А если вы найдёте мне заступ, то я обещаю связать вас собственной паутиной. Она покраснела. Заступ так и не нашёлся. Но за автокраном валялась гнутая монтировка, прозванная также «универсальной», её двузубчатой вилкой необычайно удобно вгрызаться в грунт. Я подвесил её на пояс, надел моток провода, взял свой трофейный снаряд и зашагал под уклон, побрякивая как безумный жестянщик. Солнце палило в спину, и я чувствовал взгляд Афрани. Слава Богу, на дорогу не хватило асфальта, иначе бы мне пришлось нелегко. Везение заключалось и в том, что насыпь проходила по самой вершине, и местность отлично просматривалась. Машинам скорой помощи из Амт-Нойвеге придётся снизить скорость, когда они взберутся на холм. Я присмотрел местечко, где дорога сужалась. Справа рос идеальный ствол, пятнистый и обнажённый, просто сухая палка, сохранившая в душе возможность цветения. С другой стороны торчал куст, в ветвях которого я удобно заклинил гранату. Не пришлось даже добывать и вкапывать колышек. Тем более, что поход за колышком мог обернуться классическим самовзрывом. От головокружения меня мотало по всей дороге, руки дрожали и то, как я прилаживал проволоку к кольцу и тянул её через дорогу, заслуживало самостоятельной песни. Коня мне оседлайте, И сверху — саквояж, Охотник из Курпфальца Отправится в вояж! Ку-ку, ку-ку, Кукушечка, ку-ку! — Что вы там делали? От такого количества бледных лиц мне захотелось развернуться и уйти, откуда пришёл. В глазах Мауэра явственно читался намёк на моё сумасшествие. В карих глазах Афрани цвели розы и зрел виноград. Остальные пялились на меня как на голопузого клоуна, каким я и кривлялся всю свою жизнь. Пожалуй, когда вся история подойдёт к финалу, я не отправлюсь мыть рестораны. Я устроюсь в цирк на полставки и буду исполнять соло «Эрих-Пушечное Ядро». — Это называется «растяжка». Бум — и ваши в дамках! — Я знаю, как это называется, — подозрительный взгляд Мауэра просверлил мне череп и достал оттуда ленту и голубей. — Что вы задумали, фокусник? Подорвать машину медслужбы? — А с чего вы взяли, что первой доберётся медслужба? — То есть как? Он растерялся. Хлопнул глазами и посмотрел на меня с отчаянием. Очевидно, его внезапно тоже озарила мудрая мысль. — Вы боитесь, что... — Я ничего не боюсь, — сказал я. — Я стараюсь думать логично. И предвидеть возможные осложнения. Ваш железнодорожный канал — одна большая информационная дырка. А за спиной у вас выстроилась дюжина болтливых свидетелей, которые не нужны ни «Ультрас», ни «Фарбен». Ни маленькому семейному предприятию «Хербст». Ещё скажите спасибо, что мост так удачно рухнул. Я не умею взрывать рельсы прикосновением пальца. — Но, Эрих, — сказала Афрани, — а что если первой подъедет машина скорой помощи? Вы об этом подумали? Я вздохнул. Конечно же, я об этом подумал. — Тогда я побегу ей навстречу. А вы будете громко размахивать вашим синим платком. *** Через час мне стало холодно и сонно, как бывает ночью в окопах. Рук и ног уже не чувствуешь, остаток жизни теплится в животе. Я знал, что это последствия наркотика, что мне дал Ланге, обратная сторона молодецкой удали, приходящая и оставляющая нас без гроша, выжатыми и обесчещенными. Я надеялся, что не потерял свою честь. Ещё нет. Но у меня слипались глаза, голова кружилась, и зверски клонило ко сну. — Не давайте мне засыпать, — попросил я Афрани. — Хорошо, — она взяла меня за руку. — О чём вы думаете? — Об этом бедном мальчике, о Гуго, — она зябко поёжилась. — Эрих, я не могу думать, но не могу перестать. Его крики... Это очень больно, когда так... Так издеваются только звери. — Звери никогда так не делают. — И самое страшное — всё было зря. Он позвонил и ошибся номером. Так глупо. Иногда наша жизнь зависит от такой глупости, что не укладывается в голове. И наша смерть тоже зависит от глупости. — Смерть вообще глупая штука. Но он не ошибся номером. Там всё время так отвечают. Примитивная конспирация. — Тогда это ещё страшнее! — горестно сказала она. — Он не ошибся, но погиб с мыслью, что всё было напрасно. Почему вы ему не сказали? Нет, я знаю, но вы могли бы как-нибудь намекнуть. Хотя нет, вы не могли. — Не мог.