— Он не имел права выбирать эту суку вместо меня! Это несправедливо! Трахать дрянь на моих глазах… почти не скрываясь… после стольких лет! Я вздрогнул всем телом, едва не потеряв равновесия. Одно дело, ожидать успешной реализации рискованного плана. И совсем другое — внезапно получить этот сладкий результат. Подняв палец, словно хотел закрыть Чинанде пасть, я невероятными усилиями не позволил себе перевести дух: — Как ты это сделала⁈ — Трехкомпонентый яд, — устало выдохнула та, всё ещё неотрывно глядя мне в глаза, будто и вправду удерживаемая невидимой нитью чародейства. — Взаимодействие времени, воздуха и алкоголя… у него были любимые бокалы… да, были, он уже три года не позволял никому из них пить… никому, кроме этой суки! Оставалось дождаться момента, когда байши снова захочет запрыгнуть на моего Нурсета… Оборачиваться не было нужды, но я был готов спорить на весь гонорар от Чинанды Фиитчи, что взгляды окружающих сейчас приковались к Аширне. Та молчала, стиснув винный фужер так, что стекло начало крошиться под когтями; хотела вмешаться, растерзать и прикончить очень важным вопросом, и мне пришлось бить на опережение. — Почему не погибла Аширна? Морда Чинанды вытянулась в хищном оскале. — Потому что я не собиралась убивать сестру… Противоядие… я подмешивала ей в чингу и супы, ещё за много дней… я хотела, чтобы тварь видела смерть Нурсета… хотела, чтобы она страдала… как страдала я! Я отступил на шаг. Ещё на один. Упёрся задницей в подлокотник кресла. Протянул руку вправо, и в пальцы послушно ткнулся отданный чуть раньше бокал. Осушив его протяжным глотком, я шумно вздохнул. Наверное, можно было продолжить уникальный допрос. Спросить о деталях, мотивах, собственном участии вдовушки… но смысла в этом было не больше, чем сострадания в сердце Чинанды-Кси. Отбросив пустую стекляшку на кресло в центре комнаты, я равнодушно отвернулся и подошёл к окну сквозь расступившихся зрителей. Отодвинул портьеру, наслаждаясь оседающим на Тинкернальт вечером, едва слышно щёлкнул задвижкой оконной рамы. Затем крутанулся на пятках и внимательно осмотрел их — неподвижных, оторопевших, онемевших от увиденного. Кроме этого, обстоятельно прикинул дистанцию до Чинанды и попытался предугадать, на что будет способна разъярённая самка… Но она просто плакала. Без приступов, без надрыва, с прикрытыми глазами, молча поливая слезами керамический символ Стаи и ткань «робы». Затем умоляюще скрестила лапы на груди, хлопнула влажными ресницами, и мне показалось, что сейчас вдова рухнет ниц. — Молю… — прошептала Чинанда, не замечая, казалось, никого вокруг. — Молю, господин фер Скичира… любые деньги! Только расколдуйте меня обратно… Взяв с ближайшего столика оставленный одним из вистар бокал с паймой, я сделал задумчивый глоток. Ответил хрипло, устало, вдруг ощутив себя так, будто на руках выволакивал из болота застрявший фаэтон: — О чём вы говорите, госпожа фер вис Фиитчи? О моих умениях? Прошу прощения, но они не были применены… Стишок, что вы услышали — безобидная детская считалка, я запомнил её на улицах Бонжура. Как бы то ни было, спасибо за честность. Чинанда превратилась в статую, а над гостиной пронёсся очередной потрясённый вздох. Пальцы вдовы скрючились, заставив меня податься назад, к заблаговременно приоткрытому окну. Челюсть самки заходила туда-сюда, будто перемалывая камни. Из горла вырвался очень странный сиплый звук. — Уважаемые вистар, — громко сказал я, ненароком сдвигая портьеру за спиной, — вы всё слышали. Ланс фер Скичира клянётся сохранить детали дела в полнейшей тайне, а передавать ли дело тетронам — решать исключительно вам! Как говорит мой пунчи: высокоморальные принципы могут позволить себе исключительно высокообеспеченные чу-ха… поэтому, исходя из ваших представлений о чести и справедливости… в общем, свою работу я считаю выполненной. — Ах… ты… борф… — прорычала Чинанда-Кси, с этого дня едва ли принадлежавшая к семейству вис Фиитчи. Она скользнула вперёд, напрочь растеряв последние крупицы благочестивого образа служительницы Двоепервой Стаи. А я (проклиная себя, что не удосужился получше спрятать кастет) едва не сиганул на подоконник… Но тут вмешалась Аширна. Я не успел разглядеть, каким образом та пробилась к сестричке из задних рядов, каплей раскалённого масла оказавшись в самом центре гостиной. Зарычав и с треском ухватившись за край псевдокочевничьей блузы, она развернула Чинанду к себе и с элегантного замаха обрушила на её голову полупустую бутылку дорогущего вина в ударе, которому бы позавидовал задира из отбросного «Хлума»… Что ж, вот тебе и представления о чести вистар. Бутылка лопнула, под визжание самок обрызгав стоявших поблизости дождём выпивки и осколков. Моя недавняя заказчица ойкнула, закатила глаза и тяжело рухнула рядом с креслом. Родственники подались к стенам, значительно расширив живой периметр с сёстрами внутри. В главную дверь, размахивая башерами, ворвались четверо шкурохранителей; в другую, потрясая уже знакомыми дубинками, свора слуг-самцов. Все они застыли, глядя на мои благоразумно вскинутые руки, на сцепившихся хозяев, на отвисшие челюсти остальных… и медленно опустили оружие. Ухватив Чинанду за ворот, Аширна встряхнула её, будто пустотелую куклу. — Ах ты драная тварь! — взвизгнула она, замахиваясь для пощёчины. — Решила, что я сама скручу себе хвост, и дело с концом⁈ Всё продумала⁈ — Удар был сильным, а кольца на пальцах Аширны рассекли избиваемой десну. — Специально наняла такого известного малого, как Ланс… Посчитала, я просто не справлюсь с давлением, а таланты терюнаши — жалкие уличные выдумки⁈ И расхохоталась, вскинув морду к потолку, причём так недобро, что мне стало не по себе. — Все вон! — рявкнула она, чуть не заставив меня снова шагнуть в окно. Однако уже через мгновение я понял, что хозяйский рык предназначался слугам и охранникам, испарившимся из комнаты быстрее, чем я успел моргнуть. Хлопнули двери. Аширна фер вис Фиитчи снова наклонилась, капая на сестру слюной. — Да, сука, ты очень верно двигала меня к последней черте… Думала, я окончательно сломаюсь от позора, когда на глазах семейства меня допросит гнусный мутант… Что ж, признаюсь как на духу, это было весьма обидно. Но я разумно рассудил, что недовольство и комментарии пока лучше оставить при себе. — А он, дрянь, меня спас! — взвизгнула Аширна, отвешивая Чинанде очередную оплеуху. Затем чу-ха обернулась, находя «гнусного мутанта» мутным от ярости взглядом, и вдруг кивнула. Легко и едва заметно, но что-то подсказало мне, что этот простой наклон головы будет стоить многих официальных клятв в стиле: «господин фер Скичира, вы обязаны знать, что отныне у вас имеются должники среди вистар нашего семейства», и так далее. Осознав, что дышу через раз, я склонил голову в ответном поклоне. — Я могу быть свободен? Оказалось, это произнесли мои собственные губы, немного чужеродные, ужасно пересохшие и почти онемевшие. Однако ответила вдруг не Аширна, а Чинанда, безвольно болтавшаяся в её захвате. — Клянусь Двоепервой, ублюдок… тебе это так не сойдёт… Я не успел ни напугаться, ни ответить. Потому что бывшая любовница покойного Нурсета фер вис Фиитчи вдруг выдала сестре такой пинок в живот, что ту стошнило на ковёр. — О, дрянь, поверь, тебе тоже, — она оскалилась и плюнула Чинанде на спину. Ноги понесли меня к выходу. Не то, чтобы понесли… я видел дождевых червей, двигающихся быстрее меня в тот миг, но всё же. Вдоль окон и расшитых портьер, не сводя взгляда с сцепившихся самок… пробираясь через боязливо расступавшихся вистар… бочком и приставным шагом я направился к дверям, через которые и вошёл в гостиную бесконечным часом ранее. Провожаемый двумя десятками испуганных, недоверчивых, брезгливых и даже ненавидящих взглядов, выскользнул за порог, прикрыл створку и только тогда выпустил из лёгких скопившийся воздух. Холл был наполнен прислугой и бойцами, усиленно делавшими вид, что происходящее в зале собраний их совершенно не касается. Подступив к нужному шкурохранителю, я с улыбкой протянул руки. Тот недовольно зарычал, но вложил в мои ладони «Молот», кассету, нож и кастет. Поблагодарив кивком, я рассовал арсенал по положенным местам, и без оглядки зашагал к входным дверям. Да, как и предполагалось, дело оказалось совсем несложным. Впрочем, если строить на блефе всю свою работу, рано или поздно мне основательно переломают рёбра… Спускаясь по бесконечным ступеням крыльца к «Барру» (сейчас рабочая малышка Сапфир была едва заметна среди скопления дорогущих фаэтонов, на которых прибыла родня Чинанды и Аширны), я в который раз задумался, до чего же эти чу-ха интересный народец… Атакуют, даже когда справедливо загнаны в угол. Обвиняют в воровстве, когда крадут сами, причём в ужасающих объёмах. Яростно стыдят за хамство и грубость, первыми наступив на хвост и услышав в свой адрес хотя бы намёк на упрёк. Ругаются на замусоренные улицы, сами позволяя детёнышам засирать проспекты Юдайна-Сити обёртками, бутылками и объедками. Поносят смирпов за недостаток комфорта в кварталах, первыми увиливая от уплаты обязательных гнездовых сборов… Закрывшись в фаэтоне, я откинулся на спинку и прикрыл глаза. Как ни крути, а было нервно, даже пальцы подрагивали. Однако же — теперь домой, к Ч’айе, моему странному цветку! Выезжая с территории вис Фиитчи, я хотел было оставить бриллиантовый пропуск в воротной консоли, но всё же решил забрать на память. Попетляв вокруг особняка и убедившись, что на хвосте не болтается ни одного паразита, я направил «Барру» к выезду из Тинкернальта. Если за мной и приглядывали, то делали это до безобразия чисто и профессионально… Зелёные лужайки, не самые высотные постройки и отдраенные тротуары оставались за спиной, уступая место скоростным коридорам над деловыми районами. Вместе с картинкой за окнами фаэтона менялось и моё настроение, от напряжённо-скованного переходя к осознанию чистой победы. Несмотря на жуткую измотанность, я всё острее ощущал себя счастливым! В какой-то момент даже начал напевать, невнятно и немелодично, явно пытаясь повторить странный мотив из головы. Что бы ни говорила Ч’айя… как бы ни реагировала на воспоминания минувшей ночи… я всё же сбросил оковы мучительного воздержания, осуществив мечту долгих семи лет! На счетах покоился внушительный взнос за блестяще проделанную работу, способный помочь мне почти рассчитаться с долгами перед Аммой фер Скичирой! Меня умело прикрывал от неприятностей сам Песчаный Карп (с огромной вероятностью, ибо кто же ещё?)! Магда отцепилась с допросами, получив очередной кусок мяса и убравшись восвояси! Нискирич и не думал совать нос в дела пасынка, одновременно почти не втягивая в разборки «Детей заполночи»! Да, ещё оставался обещанный разговор с Моноспектральной Чапати, но его я собирался откладывать как можно дольше… Оставляя за кормой узкий пограничный мыс между Уроборосом и Пиркивеллем, я улыбался, напевал и даже раскачивался в неудобном кресле, будто подтанцовывая. Пожалуй, если бы в тот солнечный момент мне открылось, что произойдёт дальше, радость была бы не столь яркой… Глава 10 ТАК ВАЖНО МЕНЯ БРОСИТЬ? Начало уличного шествия я заметил на подъезде к Бонжуру, ещё на спуске с Тысячи Дорог. Даже когда силовые коридоры закончились и фаэтон пришлось опустить на колёса, с высоты сложнейшей развязки пёстрая змея празднующих просматривалась весьма хорошо. Шумная, костюмированная и потрясающая надувными фигурами толпа плыла на запад, на каждом перекрёстке пополняясь сотнями новых гуляк. Чу-ха вообще не дураки до одури поорать и напиться на регулярных уличных фестивалях, а уж на таком-то, как Канамара-ац’ри… Стараясь не вырываться из плотного потока окружавших меня гендо и фаэтонов, я рассматривал огромные надувные и свето-струнные пенисы, покачивающиеся и мерцающие над шествием — символы Каменного Плодородия. Прикинул дальнейший путь и возможные препоны, беззлобно выругался… растущий фестиваль медленно катился к площади Канамару, что значило — через весь Бонжур. Я мысленно перекроил маршрут возвращения, а яростно засигналивший «Барру» Сапфир сместился к вспомогательной эстакаде. Нырнул на стартовую, подпрыгнул в подвернувшуюся силовуху. Гуляния вынуждали брать южнее с последующим виражом в сторону Виривага-Ню, иначе мне на родные улицы транспорт было не приткнуть. Внизу шумели, дули в трубы, барабанили и веселились так, что я даже сбросил скорость. Покосился вниз, на пёструю тысячеглавую реку, над которой колыхались трёхметровые члены, и невольно улыбнулся. Праздник плодородия всегда казался мне забавным. И весьма неприличным, к слову. Но если в прошлые годы я сознательно (и по понятным причинам) его избегал, то после недавней ночи… Интересно, намекнуть Ч’айе о торжественной дате, или всё же поостеречься?