– Что же за место такое у вас, – вздохнула Софья. – А вы можете делать обмен? Одно на другое? Это же не подарок, это просто честный обмен. Юнна задумалась: – Так, наверное, да. – В таком случае давайте так и сделаем! Нашей группе требуется еда. Вы же можете выходить за пределы сектора? – Моя мама ходит на реку каждый день для поиска золота. – Ну вот и славно. Там есть мост, большой деревянный. Под ним я буду оставлять одежду для вас и вашей матери. А вы в качестве обмена оставляйте там еду. Это возможно? Девушка просила: – Да, конечно! – Замечательно! Спасибо! Юнна подошла, и они пожали руки. – Жакет можете оставить себе сейчас, – сказала Софья. – Я попрошу маму отнести еду, у нас ведь есть телефон, – гордо добавила Юнна. – Что вы хотели бы поесть? Софья покосилась на злосчастную дверь, будь она неладна. Откуда же опять эта разъедающая обида? Ну, не принадлежит ей этот пингвин, не при-над-ле-жит. Ревность деструктивна, неразумна и попросту непрактична. Было бы в тысячу раз удобнее, найди Чернов общий язык с этой мадам Радно. – Нам нужен хлеб, мясо, сыр, и, если есть возможность, кофе и сливки. Костюм, конечно, стоил дороже. Но что делать, суровые времена требуют суровых жертв. – О, этого у нас достаточно, – девушка махнула рукой, повернулась к зеркалу и ещё раз довольно покрутилась. – Хорошо. – Почему вы до сих пор не замужем? – спросила Софья, наблюдая за ней с улыбкой. – Вы хороши собой. Любой мужчина был бы рад взять вас в жены. Юнна остановилась и бросила на Софью затравленный взгляд: – Мадам Филин ведёт очередь. Когда приходит мужчина, сначала ему показывают девушек, чья очередь подошла. И только если он никого не выбрал, тогда пропускает тех, что из второй очереди. Я по возрасту еще нахожусь в пятой. – Подождите, – у Софьи даже ноздри раздулись. – Перед ним что, проводят девушек, как перед падишахом, будто на выставке? Юнна прыснула: – Ну, почти. – Кошмар. А вы вообще хотите туда, в общий сектор! – Туда все хотят, – она улыбнулась. – Понятно. Хочешь, поехали с нами! Мы дальше отправимся как раз туда. Девушка вдруг замотала руками: – Нет-нет, что вы. Незамужней туда нельзя! Да и вас, наверное, никто не выпустить отсюда… За стеной что-то грохнуло и разбилось. Дверь распахнулась с порывом воздуха, из нее вышел Чернов, высокий и взъерошенный. Знакомая однобокая улыбка красовалась на его мужественном лице, пока тот шел пружинистой походкой по широкому холлу. Юнна шустро забежала обратно за свой стол и села. – Да будь ты проклят! – рявкнула Филин. Демид наклонился. В нескольких сантиметрах от его головы пронесся графин, вылетел в приемную и разбился о зеркало в которое только что вдохновлённая секретарша любовалась на жакет. Осколки засыпали весь холл. – Твою дивизию, – пробормотала Софья. Демид дошел до нее, взял за руку и, не сбавляя темпа, потащил на выход. Софья обернулась – ну, интересно же! Смотрите-ка, у Чернова настоящий талант доводить женщин до белого каления. – Провались пропадом! – прокричала мадам Радно, появившись в дверях. Черные полосы потекшей туши рассекали ее прекрасное лицо, превращая в мечту авангардистов 20 века. – Ненавижу тебя! Не вздумай появляться в нашем секторе! Чернов протащил Софью по коридору, красным дорожкам, ступеням. – Чем ты так ей насолил? – спросила, наконец, она, когда вышли на открытый воздух и солнечный свет. Демид вдруг остановился и удивленно воззрился на Софью. Так, будто она взяла у него взаймы сто тысяч долларов и вложила их в финансовую пирамиду. – Что? Что ты так на меня смотришь? – Во что. Ты. Одета? – угрожающе медленно сказал Демид. Софья довольно улыбнулась и поставила руки в боки: – А, ты об этом. Я добыла еду. Он поднял бровь: – Оплатив натурой? Софья толкнула его: – Подонок ты, Чернов, права Филин, – и зашагала вперед, на ходу натягивая солнечные очки. Демид догнал ее в два шага: – Что я должен думать? Меня не было всего десять минут. За это время ты осталась без одежды, в проклятом куске шелка, которому место в стриптиз-шоу. – У тебя отвратительный образ мысли, – надменно прокомментировала Софья, не сбавляя темпа. – Однобокий. К тому же, господин Чернов, это мне как раз следовало задавать вам подобные вопросы, учитывая время, которое вы провели наедине с мадам в ее кабинете. – Ты что, ревнуешь? Нет, вы посмотрите, каков мерзавец! Софья остановилась посреди мраморной лестницы. Ее глаза полыхали. – Сколько огня! – восхищенно пробормотал Демид и внезапно приник к ее губам в страстном, голодном поцелуе. Софья уперлась ему в грудь и оттолкнула. Но это было равносильно попытке сдвинуть вулкан, бурлящий, горящий, сжигающий все живое в округе. Чернов целовал так, как делал все остальное, – настойчиво, целеустремленно, четко осознавая свои желания и добиваясь их исполнения, возвращая удовольствие с процентами. Софья сдалась, приоткрыла губы, и его язык тут же проник внутрь, демонстрируя исследовательский голод, присущий Демиду в лаборатории, – четко, направленно, результативно. Софья натурально поплыла. Искусный мерзавец. Погладил теплой ладонью ее шею, прошёлся мягкими поцелуями по скуле, виску, мочке уха, прижался лбом к ее лбу и улыбнулся, открыто и искренне. Его зрачки превратились в расплавленный янтарь. В ответ в животе у Софьи вспорхнула целая стая бабочек. Они бились и неистовствовали. Они хотели к Чернову. Софья сдвинула руку и погрузила пальцы в его волосы. Демид медленно прикрыл ресницы и снова обнял ее губы. Софья рвано вдохнула, колени стремительно превращались в желе. Демид подхватил под поясницу, прижал ближе. Это было колоссальное наслаждение, слишком острое сочетание твердости мужских намерений и мягкости его губ, больших сильных рук, ощущаемых повсюду на теле, освобожденном от жакета, и нежности самих прикосновений. Как будто исполин держал сотканную тутовым шелкопрядом паутинку, хрупкую и светящуюся на солнце, любовался на нее и страшно боялся разрушить. Софье было в новинку такое трепетное отношение. По жизни она привыкла быть сильной и давным-давно перестала ждать от окружающих не то что теплоты, даже участия. Но Демид, наглый, высокий и мощный, умеющий добиваться успеха в любых обстоятельствах, имеющий обыкновение идти по головам, не особо переживая об их самочувствии, вдруг оказался нежным. В сочетании с невероятной концентрацией, которая была второй натурой Чернова, это создавало эффект разорвавшейся бомбы – ядерной бомбы из страсти, желания и огненных губ. Химия обволакивала их, поджигала, раздувала угли. – Ты как сладкая зефирка, – шепнул Демид. – Воздушная и вкусная. Софья положила ладонь ему на щеку и погладила пробивающуюся дневную щетину: – В таком случае ты перец чили. Губы Чернова раздвинулись в сексуальной усмешке. Проклятье, даже улыбка у него была что надо. – Продолжай в том же духе, Сонь, и я при случае тебе его покажу. – Заткнись, Чернов, – и она снова приникла к его губам. Потому что просто не могла им насытиться. Зефир с перцем чили – шикарное блюдо. Солнце Пангеи освещало их, стоящих посреди роскошной мраморной лестницы между высокими колоннами на фоне насыщенного синего неба. Ветер обдувал ароматами райских цветов и кокосового молока. Яркие птицы щебетали под лепными капителями правительственного здания. У подножия лестницы раздались вздохи. Чернов посмотрел вниз: – Пошли в машину. Окно верхнего этажа распахнулись, и в Демида с Софьей полетели бумажные "снежки". – Я сказала, проваливай, мерзавец! – закричала Филин на всю улицу, оставаясь при этом верной своему курсу на игнорирование Софьи. В результате мадам Радно оказала им услугу. Перепуганные девушки разбежались в стороны, забыв о своих грезах. Демид отбросил ладонью очередной "снаряд", открыл дверь Grand Cherokee. Сотрясаясь от смеха, Софья уселась в автомобиль. Чернов обошел капот и занял место водителя. – Пора сваливать из этого дурдома, – пробормотал он, оглядываясь на заднюю дверь и сдавая назад, чтобы развернуться. Просигналив задумавшейся (или завороженной), но определенно бесстрашной жительнице сектора, Демид объехал ее и прибавил газу. На выезде машина наткнулась на поднятый барьер. Учитывая, что по обеим сторонам от него были выкопаны широкие траншеи, объехать его не представлялось возможным. Вдоль барьера выстроились странного вида женщины, в облегающих черных брюках, спортивных топах, с одинаково заплетенными в две косы волосами и, что примечательно, с натянутыми в сторону пришельцев луками.