– Я отвезу тебя домой. – Не нужно. Элину отвезём мы, – возразила Паула. – Почему? Я вполне могу сама. Паула не ответила. Май вовсе необязательно было знать о необходимости взять у Джерри образец ДНК. Хотелось надеяться, что Элина не горит желанием рассказать ей об этом. – Хочешь, отправлю Эллу домой? Они с Паавали ещё работают, – спросила Май у Элины. – Нет-нет, ничего ей не говори, – ответила Элина, высвободилась из объятий и поднесла к носу платок, который до этого комкала в кулаке. Пока она сморкалась, Май сверлила Паулу горящими глазами. – Что вы ей сказали? – Вы не могли бы убрать машину от входа? – спросила Паула в ответ. В этот момент наконец появился Медведь. – Карета подана, – Элина попыталась улыбнуться Май, но вышло жалко. – Погоди, – Май забрала сумочку, лежавшую на заднем сиденье, а затем снова поднялась по лестнице и протянула Пауле ключи. – Будьте любезны, – жёстко сказала она. Паула спокойно взяла ключи и с интересом взглянула на Май. С кануна Юханнуса женщины будто поменялись ролями: теперь Ринне опекала Элину. Приобняв Элину, Май проводила её до машины Медведя. – Ты уверена, что мне не нужно поехать с вами? – Правда, не стоит. Спасибо, – ответила Элина и села позади Медведя. Май проводила машину взглядом. Затем вызывающе глянула на Паулу, отвернулась и направилась на поиски автобусной остановки. Или стоянки такси. «Наверняка такси», – подумала Паула, разглядывая ключи от спорткара. 15 Циклон задерживался где-то на юго-востоке Финляндии. Собирался с силами, превращаясь в грозовой фронт. Синоптик по радио снова прогнозировал тропические ночи. Затем в передаче о природе рассуждали о том, как жара скажется на осеннем урожае ягод. Паула достала из холодильника банку безалкогольного пива, приложила её к вспотевшему лбу и несколько мгновений наслаждалась прохладой из открытой морозилки. Затем открыла банку и одним глотком опорожнила её на треть. В ожидании гостя в тёплой комнате оттаивал замороженный чизкейк. Сидя перед ним, Паула крутила ручку радио – старый транзисторный приёмник достался ей в наследство от бабушки. Поймала волну. The Doors. Паула вспомнила своего бывшего молодого человека – Киммо, в квартире которого гостей встречал большой плакат с Джимом Моррисоном. Холостяцкая берлога сорокалетнего коммерсанта походила на жилище двадцатилетнего студента-гуманитария. The cars hiss by my window, like the waves down on the beach[27], – пел Моррисон. Паула дослушала песню и сделала радио потише, чтобы понять, отражает ли поэтический образ её собственную реальность. Однако шум машин за окном нисколько не напоминал ей шелест прибоя. Достав чизкейк из коробки, Паула легонько тронула глазурь указательным пальцем. Похоже, оттаял. Она посмеялась про себя, поняв, что напоминает собственную бабушку. Наверняка она точно так же проверяла пирожные перед приходом внуков. Правда, бабушка всегда была чрезвычайно аккуратной. В квартире Паулы в целом было прибрано, но, оглядевшись, она заметила, что некоторые вещи лежат не на своих местах. С другой стороны, лёгкий беспорядок ей как раз нравился. Равно как и то, что диван и столик перед ним совершенно не сочетались друг с другом. Она не хотела, чтобы её дом можно было назвать «скандинавским» или «аскетичным». А больше всего страшилась мысли, что какой-нибудь случайный гость начнёт по интерьеру квартиры судить о её внутреннем мире. Опасения были напрасными, если учесть, что случайные гости к ней не захаживали. Несмотря на то, что в жизни Паулы было много рутины, генеральная уборка ей претила. Если в чём-то наблюдался беспорядок, она его ликвидировала. Когда под диваном собиралась пыль, она брала пылесос и загоняла её в мешок. Но она почти никогда не принималась за генеральную уборку – начиная с дальнего угла гостиной и далее систематически до входной двери. В её подходе было что-то общее с работой полиции: при возникновении проблемы обычно вызывается патруль, и проблема ликвидируется. Но при этом нет необходимости шерстить всё общество для поиска и ликвидации причины, которая эту проблему породила. В новостях заговорили об утонувших в минувший Юханнус, и Паула сделала радио погромче. Их явно было больше, чем пальцев на двух руках. Отец с братом на даче любили заключать пари о том, сколько человек утонет на праздник. Паула воспринимала это как здоровый чёрный юмор – но лишь до тех пор, пока, ещё будучи стажёром, впервые не оказалась в Юханнус на дежурстве. Вечером накануне праздника она припарковала фургон у ворот одного дома и в тени вяза ожидала прибытия психологов. Предстояло рассказать родителям, что их сын, лишь весной поступивший в университет, изрядно набравшись пива, решил вплавь добраться до острова, но не доплыл. Паула выключила радио и принялась поправлять фотографии на бабушкином комоде. Их было пять, и всякий раз они оказывались расположены не в том порядке, какой казался ей правильным. На двух карточках были изображены по три человека. На первой – Паула, отец и мать в парке Коли над озером Пиелисьярви. На второй на месте матери был младший брат. Здесь же стояло фото матери с крошечным братишкой на руках, снятое в день его крещения. А вот снимка, на котором была бы в сборе вся семья, так никто и не сделал. На оставшихся двух фото – конфирмационном и студенческом – был запечатлён брат. Бедный братишка. За три недели до его первого дня рождения мать попала в аварию. До сих пор не удалось выяснить, был ли это несчастный случай и мать просто заснула за рулём – или она осознанно выехала на встречку не заметив вовремя грузовик. Она везла брата к бабушке, на следующий день Паула с родителями втроём собирались в Линнанмяки[28]. Но вместо аттракционов пришлось оказаться в больничном подвале. Взглянуть на мать Паулу не пустили. Пришлось сидеть на деревянном стульчике в приёмном покое и рассматривать кирпичную стену. Тогда она впервые представила себе, как всё произошло. Это было похоже на немое кино. Вот она сидит на месте пассажира и смотрит на обрамлённую редким березняком дорогу. Мимо проносится старый сельский магазин, затем взгляду открываются поля. А вот она стоит у магазина и видит, как проезжает машина с матерью за рулём. Оказавшись среди полей, дорога идёт под уклон и поворачивает. А вот Паула уже из другой машины с ужасом замечает, что глаза матери закрыты, – и вспоминает, как отец повторял по телефону: дорога идёт под уклон. Крик застревает в горле, да мать и не услышала бы предостережения – теперь Паула стоит в поле среди подсолнечников и видит, как по дороге едет навстречу молочный фургон. На этом плёнка обрывалась, Паула снова видела перед собой кирпичную стену и непроизвольно продолжала напевать детскую песенку, которую выучила на уроке религиоведения. Сейчас ей тоже вспомнились слова той песенки, хотя казалось, она давно их забыла. Зазвонил домофон. Это был младший брат. Войдя, он разулся и босиком прошёл на кухню. Глядя на его обувь, Паула задавалась вопросом, сколько стоят эти простые с виду шлёпанцы. Брат всегда одевался нарочито небрежно, но любой заметил бы, что при этом он не скупился. Брат встал посреди квартиры, на той невидимой черте, которая отделяла гостиную от кухни. – У тебя как всегда уютно, – сказал он вежливо. – Впрочем, зря открываешь окно – при такой погоде прохлады не жди. Только пыль налетит. – Хочу слышать звуки города, – ответила Паула, но окно прикрыла. Усадив брата за стол, она включила простенькую кофеварку. Отмеряя нужное количество кофе, вспомнила, что в ящике стола лежит кофемашина, которую брат подарил на Рождество, и устыдилась, что ни разу не достала её. За полгода Паула так и не рискнула познакомиться с новой техникой и продолжала готовить кофе по старинке. – Ты будешь чизкейк? – спросила Паула и вновь вспомнила бабушку. Станет ли она такой же в старости? Мысль эта была совсем невесёлой, да и брат явно собрался отказаться от десерта. К счастью, он вовремя понял, что Паула купила чизкейк специально для него, и передумал. – С удовольствием, – сказал он таким тоном, каким обычно говорят вежливые дети в гостях у старших родственников. Брат тихонько встал из-за стола и, засунув руку в карман, рассматривал фотографии на комоде. Паула зажмурилась. Ей захотелось удариться лбом о дверцу шкафа. – Это ведь ты расследуешь то убийство? – Да, – коротко ответила Паула, давая понять, что разговор на эту тему лучше закончить, едва начав. Она не любила говорить о незавершённых делах вне работы, даже с родным братом. Тот всё понял и в дальнейшие расспросы не вдавался. За кофе они беседовали о делах брата и об отце. Паула боялась показаться неискренней, хоть и проявляла неподдельный интерес к жизни брата. Просто их встречи всякий раз протекали как-то натянуто, и Паула корила за это себя. Отец с Паулой всегда любили брата, видя в нём последнее воспоминание о матери. И при этом втайне ненавидели, виня в её смерти. Любовь и ненависть по какой-то непостижимой причине достигли гармонии, брат вырос нормальным человеком и стал преуспевающим юристом. – Хороший кофе, – заметил он. – Ты должен научить меня обращаться с кофемашиной. Я сама не справлюсь, – сконфуженно сказала Паула. Брат усмехнулся и махнул рукой. Он уже успел забыть о своём подарке. – У меня есть один случай – можешь взглянуть, если интересно. Чисто для разминки, чтобы не было скучно в отпуске, – сменила тему Паула. Они поступали так и раньше – обменивались документами и говорили о завершённых делах, когда вся информация уже оказывалась в открытом доступе. Работа стала для них удобной нейтральной темой. Она шла в ход, когда было больше не о чем говорить или когда общие воспоминания становились слишком болезненными. Паула взяла с комода и протянула брату заранее подготовленный конверт с протоколом допроса Паули и другими судебными документами. Брат вынул бумаги и пробежался по текстам. Паула старалась понять, где он замедлялся и вчитывался внимательнее.