12 Западный ветер едва не срывает белую шляпу с головы Ханнеса. В последний момент он хватается за голову, оставляя на головном уборе большую вмятину. Я не говорю ему об этом. Небо затянуто облаками, но, когда я смотрю на море, открывающееся за портом Уолфиш-Бей, приходится прикрывать глаза рукой – хоть на мне и тёмные очки. Солнце здесь слепит всегда, даже когда его не видно. Высоко над водой на фоне облачной пелены кругами летает большая птица. Не альбатрос ли? Видимо, нет. Но впоследствии, когда я буду вспоминать этот момент, эта птица будет для меня альбатросом. Нужно уметь додумывать детали – с их помощью воспоминания оживают. В последнее время я додумываю многое. Вот и теперь я воображаю, что очень скоро Юхана нежно положит руки мне на плечи. Думаю о моменте, который предшествует прикосновению. Но Юхана стоит, подбоченясь, и рассматривает огромные сине-жёлтые подъёмные краны, которые выгружают с корабля на берег контейнеры, синие и красные. «Это наш», – говорит он, когда после трёх красных на причал опускается синий контейнер с белой надписью, которую я не могу разобрать. Ханнес велит Юхане идти в портовую контору. Я порываюсь пойти с ним, но Ханнес удерживает меня за плечо. Приказывает остаться. Я смотрю, как удаляется Юхана, и по телу бегут мурашки. Я затылком ощущаю взгляд гиены, чувствую отдающее падалью дыхание. Я осталась один на один со зверем, без защиты. Я не могу ослушаться. Мне хочется бежать вслед за Юханой, но мы с Ханнесом идём в другую сторону. Я не смотрю в лицо Ханнесу, когда он говорит со мной. Он шепчет – или, скорее, шипит. Я должна избавиться от ребёнка. Такова цена, которую требует эта огромная гиена в обмен на то, к чему я стремлюсь. Счастье, любовь. Каждый член стаи должен знать своё место в иерархии. Вожак первым выбирает мертвечину, которой хочет полакомиться. 13 Паула припарковалась у студии Паавали Кассинена и вышла из машины. Утро после ночного дождя было свежим и ясным. Снова светило солнце, но теперь уже куда милосерднее. Перед этим она проезжала мимо галереи, но та пустовала. Кассинена она не увидела ни возле контейнера, ни внутри. Впрочем, не было ещё и восьми. В больших подъёмных воротах была дверь поменьше, с окошками, которые изнутри были закрашены чёрной краской, отчего казалось, что в помещении темно. Паула повернула ручку, дверь открылась. Когда морские разбойники спускались с палубы захваченного корабля в трюм, они снимали с глаза повязку, и тот быстро привыкал к темноте. Паула вспомнила об этом, входя в студию. Дверь за ней захлопнулась. В зале царила кромешная тьма. Зрачки Паулы расширились, пытаясь уловить хотя бы малейший свет и с его помощью выстроить контуры предметов. Заходя, она успела заметить лишь макет надгробия для Ханнеса Лехмусоя. Паула позвала Кассинена, а затем окликнула Ренко, чей телефон по-прежнему был выключен. Она на ощупь стала продвигаться вдоль стены, добралась до выключателей и нажала их поочерёдно. Это словно запустило в пустой зал тучу цикад. Старые люминесцентные лампы в безуспешной попытке светить ровно затрещали, замигали, и помещение стало напоминать танцпол. Спиралевидный памятник отбрасывал гигантскую тень, которая как будто вырастала ещё больше с каждой новой вспышкой. Зажужжал какой-то механизм, звук раздавался из дальнего угла помещения, который оказался вне поля зрения Паулы. Потом этот звук заглушили скрежет и свист. – Полиция! – крикнула Паула и мысленно отругала себя за то, что не прихватила из машины фонарик. Свет замигал интенсивнее. В дальнем углу под потолком пришла в движение какая-то конструкция. Перемещаясь, она с пронзительным лязгом сменила направление и остановилась неподалёку от Паулы. Паула щурилась, пытаясь разглядеть хоть что-то в голубоватом мигающем свете. На потолке были рельсы, и под ними висело нечто. Раздалось позвякивание цепей, и предмет начал опускаться. Или кто-то стал его опускать, поняла Паула. Где-то определённо находился человек, который управлял механизмом. Вдруг под потолком включился спот, свет которого был направлен прямо на груз. Это было голое тело Паавали Кассинена. Голова художника свесилась на грудь. Он был похож скорее на изваяние, чем на человека. Под мышками у него была пропущена верёвка, зацепленная за крюк. Паула непроизвольно сделала несколько шагов в направлении тела, как будто Кассинена ещё можно было аккуратно опустить на пол и вернуть к жизни. Одновременно она достала телефон, чтобы вызвать скорую. Но тут снова наступила непроглядная темнота. Цикады умолкли. Правая рука Паулы безвольно повисла, телефон упал на бетонный пол. Она хотела вынуть пистолет из кобуры, однако рука не слушалась. Паула тщетно пыталась хотя бы пошевелить ею. Не в состоянии двинуться с места, Паула на мгновение представила себя с высоты птичьего полёта, стоящей в тёмном кубическом помещении посреди города. Она снова безуспешно попробовала пошевелить рукой. Темноту озарила вспышка, на этот раз уже не голубая. Эта вспышка сверкнула в голове Паулы. 14 Медведь остановил машину напротив галереи, на другой стороне улицы. Перед входом, вымытый ночным дождём, сиял на солнце синий контейнер. Что-то пошло не так, либо Медведь зря надеялся на то, что его держат в курсе всех деталей расследования. Второй вариант казался вероятнее. Но всё равно было весьма странно, что Паула не выходит на связь, хотя уже больше девяти. Хартикайнен от его звонка проснулся, а мобильник Ренко и вовсе был отключён. Май Ринне и Элла Лехмусоя разглядывали гигантскую фоторепродукцию, лежавшую на полу в холле. Медведь осторожно заглянул в другие помещения, но больше никого не увидел. Рассказывать о том, что потерял начальницу, он не хотел. – Вы нашли Джерри? – взволнованно спросила Элла, как только увидела Медведя, и чуть не наступила на фотографию – Май вовремя остановила её. – Увы, новостей пока нет, – мягко ответил Медведь и понял, что не может придумать разумное объяснение своему появлению в галерее. – Собираетесь открываться сегодня? – спросил он первое, что пришло в голову. Элла изменилась в лице, и Медведь осознал, что вопрос прозвучал глупо. – Нет конечно, – в голосе Май сквозило возмущение. – Какие могут быть торжества, пока Джерри не нашёлся! – Разумеется, вы правы. – Но Паавали, то есть художник Кассинен, хочет, чтобы всё уже было готово, – добавила Май. – Лучше быть здесь, чем дома, – тихо произнесла Элла. Медведь посмотрел через окно на контейнер. Рядом с клапаном на асфальте лежал свёрнутый шланг. – Паавали попросил, чтобы мы наполнили его уже сегодня, – сказала Май. – Протянем шланг через галерею к задней двери, а оттуда к воде. – Да, море совсем рядом, – заметил Медведь. Накануне он уже заглядывал в контейнер и знал, что Джерри внутри не было. И всё же от мысли о том, что он будет наполнен водой, Медведю становилось не по себе. Вспоминалось мёртвое лицо Раухи Калондо. – Я сообщу, как только мы что-то выясним, – пообещал Медведь Элле и затем кивнул на прощание Май. На улице он ещё раз набрал номер Паулы, но та не отвечала. Сев в машину, он взглянул на припаркованный рядом универсал. Тот занимал соседнее парковочное место, машины стояли передом друг к другу. На зеркале заднего вида висели тёмные очки, которые показались Медведю знакомыми. Он приподнялся, чтобы разглядеть номер машины, после чего вбил его в поиск на телефоне. Владелец транспортного средства: Аки Ренко. Что здесь делает машина Ренко? Очередная попытка дозвониться до него успехом не увенчалась: телефон был по-прежнему выключен. Медведь завёл машину и медленно тронулся с места. На другой стороне дороги Элла прикрепляла к клапану короткий шланг от насоса. Медведь помахал девушке и доехал до конца улицы, откуда можно было повернуть только направо. Завернув за угол, он подъехал к тротуару и остановился.