Чтобы укрыться от непогоды, Ренко зашёл внутрь и включил фонарь. На краях створок были заметны резиновые уплотнители. На полу лежал матрас. Луч света скользил по стенкам контейнера, наполненного лишь гулким, равномерным шумом дождя. Направив фонарь на заднюю стенку, Ренко внимательнее присмотрелся к её нижней части. Что-то изменилось с тех пор, как он заходил сюда днём. Поводив лучом в разные стороны, он понял, что именно. В углу появились рисунки и какая-то надпись. Ренко приблизился и присел на корточки. Три маленькие обезьяньи головы, нарисованные чёрной тушью, походили на детское творчество. Ренко вспомнил старинный символ – одна обезьяна закрывает лапами глаза, другая – уши, а третья – рот. Здесь же все обезьяны прикрывали глаза, а под головами животных было выведено единственное слово: ПОПАЛСЯ. Медленно, стараясь не дышать, Ренко поднялся и прислушался. Но ничего, кроме бьющих в крышу капель дождя, слышно не было. Это было похоже на укол булавкой. Или на прививку в детстве. Он уронил фонарь. Отказавшись повиноваться, тело онемело и обмякло. Ренко повалился на пол. Чья-то рука подобрала и погасила фонарь. Его безвольное тело окутала темнота. Он почувствовал, как сперва правую, а затем и левую руку заводят за спину. Кто-то вытер выступившую у него на губах слюну, а затем затолкал в рот кусок материи и заклеил скотчем глаза. Ренко стал четвёртой обезьяной – теперь он тоже ничего не видел. Но неужели он был слеп и до этого? На какое-то мгновение Ренко испугался, что задохнётся, но нос по-прежнему дышал свободно. В глазах зарябило, и он начал терять сознание. Последнее, что он услышал сквозь шум дождя, – скрежет закрывающейся двери контейнера. 11 Капитан Хейнкель снова надел фуражку, которую до этого держал в руках, чтобы ветром от винта её не сдуло в море. Теперь он придерживал её левой рукой, протягивая правую Пауле. Матрос открыл дверь. Хартикайнен чуть не скатился кубарем по крутой металлической лестнице, которая начиналась сразу за порогом, и громко выругался. Спустившись, они дошли до лифта по узкому коридору. Перед лифтом стояли двое матросов и высокий гражданский в белой футболке. Не требовалось большой проницательности, чтобы понять, что он – водитель-дальнобойщик. Паула показала жетон. Водитель даже не взглянул и что-то сказал по-польски. И без переводчика было ясно, что он ничего не знает. Матросов капитан отослал, остальные зашли в лифт, который, грохоча, поехал вниз. На автомобильной палубе они тут же увидели грузовик с синими контейнерами. Хартикайнен достал копию накладной. – Намибия, – громко сказал он водителю. Тот помотал головой и пожал плечами. – Hamburg. Hamburg harbour[32], – сказал он и махнул рукой в знак того, что не знает, куда контейнер отправится дальше. – Этот, – Хартикайнен показал Пауле на один из контейнеров. – Второй плывёт во Францию. – И на всякий случай уточнил у водителя: – France? Мужчина кивнул и добавил: – Lyon. Хартикайнен жестами попросил открыть контейнер. Чуть помедлив, дальнобойщик взялся за створки. – Вот чёрт! – вырвалось у Хартикайнена, когда двери открылись. Внутри оказались ящики с электроникой – мобильники, ноутбуки, мониторы и плоские телевизоры. Хартикайнен протиснулся вглубь. – Здесь больше ничего нет. – Хлам на переработку, – констатировала Паула. – Именно. Плывёт на африканскую свалку. А ведь многое ещё в рабочем состоянии, – вздохнул Хартикайнен. – Особенно телевизоры. Их выбрасывают исправными и покупают с диагональю побольше. – А в этих трубках разве нет редких металлов? Почему их не выковыривают? – удивилась Паула. – Слишком дорого. Дешевле всё сбагрить куда-нибудь в район Гвинейского залива, а там этот токсичный мусор растащат детишки. – Давайте проверим второй, – сказала Паула по-фински и повторила ту же фразу по-английски. Хартикайнен потянул водителя за рукав футболки к другому контейнеру. Пока тот открывал одну створку, полицейский, встав на сцепку между платформами, постучал кулаком в другую – в надежде, что Джерри услышит и поймёт, что помощь уже рядом. Звук Пауле не понравился: он не отозвался эхом, как в том голосовом сообщении Элине Лехмусоя. Контейнер не был пуст. Наконец дверь открылась, и взгляду Паулы предстали ряды картонных коробок. Стоя на сцепке, Хартикайнен попытался опереться на одну из них, чтобы забраться в контейнер, но она оказалась слишком лёгкой. Потеряв равновесие, полицейский свалился. За ним последовала и коробка. Упав на бок рядом с Хартикайненом, коробка раскрылась от удара и из неё вывалилась человеческая рука. – Твою мать! – заорал Хартикайнен. Он рванул картон, и на палубу со стуком посыпались другие руки. – Манекены, – сказала Паула и проворно запрыгнула в контейнер. Стало ясно, что подобным содержимым набиты все коробки. – Но должен же он быть на борту! Видимо, мы ошиблись грузовиком, – разозлённо произнёс Хартикайнен. Паула достала телефон и нашла в списке вызовов нужный номер. Трубка Джерри по-прежнему была включена. Наклонившись вперёд, Паула прислушалась. Хартикайнен вернулся к дверям контейнера с электроникой, и вскоре оттуда раздался возглас, говоривший сам за себя. Джерри Лехмусоя на корабле не было – только его телефон. Их обвели вокруг пальца. Пока они возвращались на верхнюю палубу, Хартикайнен вполголоса перебрал весь словарь финских ругательств. Наверху Паула набрала Медведя – пилот сообщил, что вернуться в Хельсинки не получится из-за грозового фронта, но можно успеть долететь до Расеборга и пересесть на машину. Медведь ответил после второго гудка. Паула посмотрела на горизонт, где солнце погружалось в морские волны, затем обернулась в другую сторону – там клубились тучи, зловеще подсвеченные закатными лучами. Обрисовав Медведю ситуацию, она попыталась дозвониться до Ренко, но тот не брал трубку. «Ребёнок», – решила Паула. Она представила, как Ренко успокаивает плачущего пухленького малыша. Хоть кто-то сейчас занят чем-то полезным. Ей непреодолимо захотелось расплакаться. Она не плакала уже много лет, слёзы просто не шли из глаз, как бы она этого ни желала. Тому, кто виноват, не позволено плакать, он не имеет права на слёзы облегчения. Сегодня уже вряд ли удастся найти Джерри, а это может означать, что его не успеют спасти. Паула почувствовала себя неудачницей. Она подумала об Элине, которая, по словам Медведя, весь день не вставала с постели, и о Юхане, который, наверное, и сейчас пытается понять, приходится ли ему Джерри родным сыном. Но сдаваться было нельзя. Она взглянула на часы – полночь. Сейчас она отправится домой, но лишь для того, чтобы немного вздремнуть. Хартикайнен забрался в вертолёт. Его лицо выглядело таким же мрачным, как горизонт на востоке. После взлёта они с Паулой старались не смотреть друг другу в глаза. Паула попыталась собраться с мыслями. Очевидно, она что-то упустила. Рауха Калондо, которую с Юханой Лехмусоя когда-то связывали отношения. Джерри Лехмусоя и сомнения по поводу того, кто его отец. Ханнес Лехмусоя, который незаконно завещал Раухе ферму. Лаури Аро, который получил сообщение от Калондо. Контейнер, который должен был стать произведением искусства, а оказался смертельной ловушкой. Шум лопастей начал действовать на Паулу усыпляюще. Она позволила мыслям течь своим чередом, исчезать и причудливым образом появляться снова. Затем где-то на грани сознательного и бессознательного вдруг вспыхнула мысль, которую она тщетно пыталась ухватить утром. В свете этого озарения другие мысли начали выстраиваться в стройную цепочку. Паула открыла глаза. Она больше не чувствовала усталости. Она достала телефон и написала Лаури Аро: юрист должен рассказать, каким текстом Рауха сопроводила сообщение со сканом.