Вульф вздрогнул: – Вы были там. На лице Беккера прорезалась тень вежливой улыбки: – Не понимаю, о чем вы, мистер серый волк. Ваше сознание в состоянии постгипнотической фуги. Сейчас вы проходите курс реабилитации. Ваши сны и явь, сознательное и бессознательное, реальность и вымысел стянуты в тугой клубок. Не пытайтесь размотать его в одночасье – сильнее запутаетесь. – Довольно лжи! Ты с самого начала знал, кто я такой, так для чего было нужно траление разума? От доброжелательности не осталось и следа. Холодный, проницательный и сосредоточенный взгляд хищника впился в него как в выбранную на убой жертву: – Бомбы в современном мире выглядят как люди, а безумие передается вместе с вирусом, но не беспокойтесь. Я выяснил, что было необходимо по долгу службы. Вы больше не несете в себе угрозы и не имеете скрытых мотивов. Просто изломанный человек, пытающийся найти свой путь. Хочу быть честным: хорошо, что вы все вспомнили. То, как он поступил с нами. – Кто поступил? – Человек в замке. – Пейтон. – Да. Он воспользовался вашими якорными паттернами, чтобы взломать сознание Банни Чок. – Он создал выдающуюся сновидицу. Хочет сделать модули «Морфея» более эффективными. – Так он утверждает, но на самом деле Пейтон занят тем, чего я не могу допустить ни при каких обстоятельствах. Орье, разбуженная их голосами, сонно уставилась на Беккера: – Что такое? Беккер нацепил заботливую мину: – Мистер Вульф пробудился, но он еще немного не в себе. Думаю, порция седативных препаратов подарит ему здоровый сон до самого утра, а завтра он будет в полном порядке. – В порядке? – прошипел Алекс. – Беккер копался в моем сознании! – Не будь ребенком! – Орье бесцеремонно хлопнула его по щеке. – Если бы не Беккер с Гловером, ты бы окончательно слетел с катушек. – О чем ты говоришь? – Алекс, ты исчез посреди вечеринки. Гловер кое-как отыскал тебя. Ты полностью утратил объективное чувство реальности. Он препроводил тебя в Контору, загрузил сознание в «Гипнос» и вызвал Беккера. Сет – наш главный специалист по реабилитации психонавтов, страдающих от постгипнотической фуги. Глубокое траление разума – самая действенная на данный момент терапевтическая методика. – Стейнбек говорил, что я последний, кто может потерять контроль над собой. – В течение сеанса КОС, да. Сказываются глубокие подсознательные защитные механизмы. – Якорные паттерны, – напомнил Беккер. – То, благодаря чему вы здесь. – Якорь… – прошептал Вульф. – Агрегация… – он попытался было подняться, но мышцы отказались повиноваться. – Тише-тише! – проворковала Орье, быстро вколов ему карпулу с седативным препаратом. – Утро вечера мудренее. – Мы внедрили в «Гипнос» неподготовленный разум. Чего еще следовало ожидать? – согласился Беккер. – Пусть немного поспит. Скоро он оправится. Вульф провалился в беспамятство, из которого он ненадолго вынырнул посреди глубокой ночи. В палате никого не было, но в дверях застыл темный силуэт директора Конторы. – Отдыхайте, Алекс. Набирайтесь сил. Скоро вы мне снова понадобитесь. Вульф с трудом выдавил из себя, едва шевеля пересохшими губами: – Почему я? – Всегда приятно использовать старые наработки. Вульф попытался поднять руку, чтобы отогнать назойливый морок, но мир снова погас. Он проснулся от яркого солнечного света, падавшего на лицо через приоткрытые жалюзи. Уютная палата, раскрашенная утренними красками, рассеивала тягостные воспоминания о прошедшей тяжелой ночи. – Проснись и пой, приятель! – приветствовал его Гловер. – Пить ты явно не умеешь, а я так надеялся на достойное противостояние. Хотя может всему виной проклятая фуга? Надо будет потом повторить. Вульф подозрительно уставился на него, но решил попридержать коней. Он пока не чувствовал твердой земли объективной реальности под ступнями сознания, а потому и рвущиеся наружу вопросы казались безумными и бессмысленными. – Есть охота! – проворчал он. – Еще бы! Три недели ни маковой росинки во рту – одни внутривенные вливания. – Три недели? Казалось, что ночь никогда не закончится. Это был долгий сон. – Ага. Главный вопрос – проснулся ли ты на самом деле? Алекс недоуменно уставился на него. – Шучу-шучу, – хохотнул Гловер. – Ты проснулся. – Шутник чертов… – Видел бы ты свою рожу… – Гловер хлопнул в ладоши, прекратив ломать комедию, и стал серьезен. – Так! Ты давно не ел. У любого желудок в кулак сожмется. Одевайся и пойдем перехватим чего-нибудь из буфета. Время завтрака почти прошло, но если поторопимся, то успеем урвать пару сэндвичей с кофе. Вульф накинул больничный халат поверх пижамы и неторопливо направился вслед за Гловером, вальяжно перебросившим пиджак через плечо. Коридор стационара Конторы с рядами палат по обе стороны вывел их в просторную залу для досуга пациентов. Изможденные тусклые люди наполняли обширное пространство, занятые бесхитростным времяпрепровождением за неспешными беседами, настольными играми и чтением книг. Никаких гаджетов и никакой инфосети. Несмотря на болезненный вид, пациенты Конторы не навевали беспросветную тоску. Напротив, скорее напоминали бездомных животных, которых только что забрали с улицы, обогрели, накормили, отмыли и обработали раны. Первые искры исцеления и веры в новый день сияли в глубине их запавших глаз. Есть тонкая грань между тяжело больным пациентом и тем, кто едва переступил порог выздоровления и пошел на поправку. Алекс знал это, как никто другой. Проведя бесчисленное количество смен в реабилитационных центрах и вечеров в группах поддержки, он чувствовал этот переход с одного взгляда, хотя на его памяти большинство переступало черту совсем в другом направлении, спускаясь в беспросветный мрак. Он сам был там. Балансировал на краю пропасти, но все же удержался от шага в небытие. Каждый раз в самый беспросветный час в его голове рождались светлые и полные тепла образы и воспоминания, удерживавшие его в объективной реальности. Еще был страх – монстр утраченной личности. Идол несправедливости, заставлявший сражаться и искать выход. Якорные паттерны – вот, что склеивало воедино разрозненные сегрегаты гомункула, сшитого грубыми матрасными стежками. Это был защитный механизм, не только ограждавший собранного психологического голема от полного распада, но в дальнейшем стимулировавший образование естественных нейронных связей и коллатералей. Он строил из него полноценную личность. Одного не знал Алекс наверняка: благодарить ему Пейтона или ненавидеть. – Спасибо вам! – прошептала проходившая мимо пациентка, тронув Вульфа за руку. Алекс смутился, едва кивнув в ответ. Оглядевшись, он понял, что многие пациенты, оторвавшись от своих занятий, благодарно смотрят на них и улыбаются. Вульф, смешавшись, опустил глаза к полу. Гловер расхохотался: – Скромняга наш! – хлопок по плечу едва не сбил Алекса с ног. Ему и правда требовалось поднабраться сил после трех недель в стационаре. – Государственная служба психологического мониторинга на страже вашего душевного здоровья. Когда они миновали залу для досуга, Вульф спросил вполголоса: – Кто эти люди? – Пациенты с генерализованным депрессивным расстройством личности, которые первыми согласились на тестирование нового лечебного модуля в качестве добровольцев. Как видишь, мы добились определенных результатов. На днях он станет доступным для всех официальных пользователей «Морфея». Пройдя мимо входа в педиатрическое отделение, Вульф задержался ненадолго у прозрачных стеклянных створок. Он увидел Орье, игравшую на полу с детьми, проходившими курс реабилитации в стационаре Конторы. Малыши облепили ее со всех сторон, будто новорожденные щенята. Их руки и лица были вымазаны флюоресцентной краской. Они разрисовали заковыристыми узорами стены и пол отделения, а также лица друг дружке. Закончив наводить красоту, Орье перевела лампы дневного освещения в спектральный диапазон ультрафиолетового излучения. Посреди призрачной полутьмы девушка с детишками устроила целое представление. Они баловались и смеялись до упаду. Глядя на Орье, Алекс испытал когнитивный диссонанс. – Она изменилась, – проговорил он. – Жюли? – переспросил Гловер, проследив за взглядом Вульфа. – Ты просто плохо ее знаешь. Она похожа на засохшее пирожное: черствое снаружи, мягкое внутри. Орье всегда носилась с Банни как наседка. Теперь, когда ее отодвинули в сторону, а за малышку плотно взялся Стейнбек, стремясь нормализовать ее психологический статус, Жюли пытается компенсировать утрату. Однако в твоих словах есть доля правды. Последний сеанс КОС пошел ей на пользу. Несмотря на переживания за судьбу Банни, в ее поведении появились признаки давно утраченного душевного покоя. – Хорошо, если так, – сказал Вульф, но добавил: – Хотя все это довольно печально выглядит со стороны. – Что именно? – уточнил Гловер. – В любой женщине заложен архетип матери. Пусть социально-гендерные парадигмы и поменялись, но потребности все равно дадут о себе знать, как от них не прячься за активным образом жизни и сказками про самореализацию. – Женщины, скрывающиеся от своей природы, – это баян! – хмыкнул Гловер. – Мужчины ничем не лучше. Сколько парней передергивает затвор на голографических мультяшек, вместо того чтобы принять тяжкое бремя ролевой модели ответственного мужа и отца? – Согласен. Та же песня. Мы хотим почувствовать себя настоящими самцами, но звериной маскулинности и тестостерона в крови во многих из нас осталось разве что на большеглазые фантазии с выдающейся антропометрией с просторов инфосети или предоплаченную виртуальную проститутку. Наше сознание все больше отдаляется от доспеха, от этого мешка из кожи, мяса и костей, приводимого в движение природным электричеством, получаемым путем окислительно-восстановительных реакций, постепенно сжигающих его ресурс. Оно хочет вырваться из личинки, обратиться в имаго, но это не значит, что физический носитель сознания, аватар, не даст ему за это сдачи. Организм – это система. Сознание – это энтропия. Из этого противоречия и вырос век душевных болезней, а там, где есть проблема, появляются рычаги контроля и управления обществом. Болевая точка, которой грех не воспользоваться. – Или, усугубив проблему, обладая при этом механизмами ее решения, завладеть надеждами и чаяниями простых обывателей. – Верно. Чем глубже надрыв, тем сильнее катарсис. Желудок Алекса недовольно заурчал, призывая обратить на себя внимание. – Пойдем! – сказал Гловер. – Мыслишки интересные, да только одними речами сыт не будешь. Оставим Орье в покое. У нее свой дзен. Спустившись в кафетерий, они застали там припозднившихся сотрудников, в спешке доедавших завтрак. Нацедив пару чашек кофе и собрав пару аппетитных сэндвичей, психонавты уселись за свободный столик. На висевшей посреди стены инфопанели шел свежий выпуск новостей, где журналисты рассказывали про предстоящие предвыборные дебаты. Политические обозреватели смаковали подробности грядущего противостояния ведущих партий: Джошуа Паттерсона и Билла Рогена. Большинство из них сходилось во мнении, что, если рискованная и дорогостоящая инициатива Паттерсона по учреждению государственной службы психологического мониторинга принесет в ближайшее время свои плоды, судьба предвыборной гонки станет совершенно непредсказуемой. Победа над эпидемией душевных болезней против истовой веры в лучший мир, дарованный церковью «Единения», чьим официальным последователем являлся Роген. Борьба намечалась нешуточная. Прожевав очередной кусок, Вульф спросил: – То, что я видел во сне, – правда? Гловер отодвинул стакан с кофе, но смотрел он только на его тягучую и маслянистую поверхность: – Здесь требуется аккуратность в выводах, дружище Алекс. Восприятие твоего сознания искажено из-за постгипнотической фуги. Ты бродишь по лабиринту кривых зеркал. Ты видишь свои многочисленные отражения и отражения людей, что ходят рядом. Эти отражения смазаны, но при этом ты не перестаешь быть собой, как и люди вокруг тебя, – Артур взглянул ему прямо в глаза. – В этих стенах происходит что-то странное. Нечто крайне важное для будущего общества и его безопасности. Все это требует пристального внимания правоохранительных органов. Мне нужен союзник… – договорить он не успел.