Их дорога шла по безжизненному дремучему лесу, полному холодных теней и тлена. Когда голые скрюченные деревья неожиданно расступились, они оказались у подножия одинокой горы без единой живой травинки на изломанных склонах, укутанных толстым покрывалом пепла и коркой застывшей магмы. Шипы обсидиановой породы торчали из ее толщи как переломанные кости из плоти. Вершина курилась сернистыми удушливыми дымами. Где-то вдалеке были слышны едва различимые и придушенные вопли и крики. Эхом в ушах звенел дикий предсмертный визг расстающихся с жизнью существ. Ни один человек не мог издавать подобные звуки. Неистовый хор походил на стадо свиней, ведомых на убой. Дорога привела их ко входу в пещеру. Орье раздала всем факелы, а Гловер зажег их от пламени своей зажигалки. Девушка первой бесстрашно ступила в непроглядную тьму. Психонавты последовали за ней. Они спускались бесконечно долго. Прогрызенные ужасными тварями в теле горы коридоры вели их все глубже и глубже. Их стены поросли склизким кровавым лишайником, мерцавшим во тьме багрянцем умершего дня. Его тусклое сияние отбрасывало на лица психонавтов безумные тени. Чем дольше они шли, тем воздух становился гаже. Он полнился густым тошнотворным духом ржавого железа, паленого мяса и гниющего белка. Тьма вокруг сгустилась, а единственным светом, разгонявшим черноту, остался огонь от факелов. Под ногами стали попадаться первые трупы погибших от ударов меча тварей. То были демоны из преисподней. Их искореженные формы вгоняли в ужас. Рога, бритвенно-острые когти, копыта, чешуя и бесчисленные конечности произрастали из тел обычных людей, и эта антропоморфность пугала больше всего. В их глазах застыли боль, злоба и ненависть. Лиловый ихор заливал грубые ступени, вытесанные в неподатливой горной породе. Психонавты шли тропой неизвестного воина. Было видно, где он прокладывал путь через оскверненное воинство демонов. Позади себя он оставлял павших товарищей, не особо заботясь об их дальнейшей судьбе. Некоторые еще были живы, и демоны лакомились человеческой плотью под приглушенные стоны, не мешая психонавтам спускаться в толщу кошмара. Они лишь недовольно шипели: «Не трогайте нас, и мы вас не тронем». Блуждая впотьмах, психонавты очутились в огромной пещере, устланной черной плесенью. Озеро раскаленной магмы бурлило в ее недрах. Закованный в прочные латы рыцарь выдернул меч из туши последнего чудовища, и демон рухнул к его ногам. Дрожащей рукой паладин вложил клинок в ножны и, шатаясь от усталости, побрел к цели своего похода – воротам в преисподнюю, стоявшим на одиноком острове посреди моря огня. Из врат приходили бесчисленные твари, веками терроризировавшие истощенное войной королевство людей. Доспех рыцаря был изломан и пробит во многих местах, но он не обращал на раны никакого внимания. Подойдя к вратам, обратившимся в зеркало, воин стянул с головы шлем и уронил его на землю. Стейнбек долго рассматривал свое отражение, а потом без сил упал на колени, обхватив голову руками. Пройдя через пещеру, психонавты миновали тонкий мостик, переброшенный через огненное озеро, и, наконец, нагнали сломленного рыцаря. Вульф заглянул в зеркало и увидел то, что так повергло в шок профессора. Единственным монстром посреди пещеры был сам Блейк Стейнбек. Жирный алчный демон самодовольно восседал по другую сторону зеркала посреди горы трупов из студентов, коллег и собственной семьи. Последней жертвой стала молодая девушка в подвенечном платье. Его родная дочь. Орье подошла к зеркалу и провела по его гладкой поверхности ладонью. Затем она подобрала с пола большой камень и разбила стекло вдребезги, оборвав страшное видение профессора. Зеркало оказалось дверьми в иной сон. По другую сторону рамы открывались бескрайние поля заброшенных виноградников. Одичавшая лоза переплеталась между собой, создавая непроходимые заросли. Грузные переспевшие гроздья гнили прямо на ветках, источая густой дурманящий сок, пропитавший плодородную почву. Посреди океана лозы высился утес с небольшой крепостью на вершине. Она защищала заброшенный торговый тракт, пролегавший через виноградники. Форт был старым и ветхим. Трещины в стенах и полуразрушенные башни проросли вездесущей лозой. Ржавые воротины, оплетенные цветущей молодой порослью, навевали чувство тоскливой безнадежности и предрешенного поражения сиюминутной тщеты человеческого бытия перед первозданной мощью природы. На стенах крепости неустанно трудился каменщик, пытаясь хоть как-то привести фортецию в надлежащий вид. Он работал сосредоточенно, вдумчиво и неустанно. Не просил ни сочувствия, ни снисхождения, ни понимания к довольно бессмысленному для посторонних глаз труду. Гловер подал Стейнбеку руку и поднял старого рыцаря на ноги: – Прежде чем мы отправимся дальше, нам нужно кое-что обсудить, профессор. Глава 19. Противостояние Пейтон отложил инструменты и отер пот со лба, глядя, как психонавты взяли его в полукольцо, не оставив пути к отступлению. Позади была высокая крепостная стена, которую он безуспешно латал вот уже столько снов напролет. Стоило ему только прекратить бесплодные попытки, как она стала рассыпаться, подобно песчаному замку, что рушится от волн или ветра. – Вижу, вы настроены серьезно, – проговорил директор. – Надеюсь лишь на то, что ваше решение в достаточной мере осознано и не рождено одними только понуканиями этого соглядатая, – он кивнул в сторону Беккера. – Нам нужны ответы, мистер Пейтон, – выступил вперед Вульф. – В данный момент Банни Чок пребывает в бесконечном кошмаре… – Кошмаре, на который вы ее обрекли, – оборвала его Орье. Он вперил в нее уничижительный взгляд: – Цена этого не самого высокого моего поступка оправдана, но стоят ли ваши вопросы каждой секунды страданий девочки? Не знаю. Если ответы столь важны для вас, что ж… давайте. Я отвечу. – Хватит лгать! Вам плевать на Банни! – взорвалась Орье. – Это неправда, Жюли. Девочка невероятно важна. Ее сознание бесценно. – Вы действительно создаете психическое оружие? – спросил Гловер. – Я уже его создал, Артур. Осталось забрать семя кошмара и взрастить из него специальный модуль – пси-оружие. – Но зачем? – растерялся Вульф от такой обезоруживающей прямоты. – Чего ради? Пейтон вытер руки тряпкой и устало уселся на один из крупных булыжников, которыми он латал стену: – Какой простой и одновременно сложный вопрос: зачем? Ответ заложен внутри каждого из нас. Каждый поймет его, исходя из своих собственных убеждений. Мы строим идеальный мир. Можем при жизни достигнуть удобного для проживания рая, полного равных возможностей. Так нам говорят в инфосети, так утверждают политики, так нас воспитывают с пеленок. Смешно, не правда ли? Достаточно обладать минимальными способностями к критическому мышлению, чтобы понять, все это иллюзия, бред и морок. Ресурсов нашей планеты никогда не хватит, чтобы население земли жило долго, счастливо и в достатке. Это дилемма, с которой столкнулось мировое сообщество, но ее давно разрешили за нас. Чтобы обеспечить достойную жизнь миллиону избранных, миллиарды должны жить значительно хуже. Если все равны, кто будет согласен на дерьмовую работу за жалкие гроши с барского стола, рисковать жизнью, обслуживать, лечить и производить внутренний валовый продукт? Чтобы в десяти цивилизованных странах поддерживался мир, покой и благоденствие, вся остальная планета должна изнывать в нестабильности. Тогда там можно задарма выкачивать полезные ископаемые, разместить дешевые производственные мощности под эгидой транснациональных корпораций, беспрепятственно выращивать тонны наркотиков для сладких грез благоденствующей паствы, ангажировать дешевую рабочую силу – современных культурных рабов – в мире, номинально давно победившем рабство. А потому всегда будут существовать неверные и праведники, свои и чужие, вирусы и лекарства, «Раавы» и «Морфеи». Мир должен быть заперт в клетку из страха и надежды. Он должен подчиняться и быть предсказуемым. Этот цикл будет длиться ровно столько, сколько позволят ископаемые ресурсы и экосистема, и пока мы окончательно не обрекли себя на медленное и болезненное увядание в бесплодных землях, необходимо разорвать его. – И поэтому вы поставили себя выше интересов государства и сограждан? – спросил Беккер. – Наши сограждане – стадо овец, а вы их сердобольные пастухи на зарплате у сытых розовощеких фермеров с доброжелательными улыбками, чьи руки по локоть в крови. Вы заботитесь о своем стаде, кормите, пестуете, но все это ради руна, молока и мяса. Забота из выгоды. Доброта на продажу. Обществу больше не нужны овцы. Ему нужны волки. Правительство и силовые структуры давно дискредитировали себя. Люди сами способны вершить свою судьбу. – Что вы собираетесь делать с психическим оружием? – спросил Вульф. – Ровным счетом ничего. Это рычаг давления на наших правителей. После того как «Морфей» заслужит доверие простых обывателей, его используют для общественного контроля. Вместо исцеления им подсунут очередное средство для промывания мозгов. Я должен помешать этому. Людям нужны не сказки, а просвещение. Правительство не поддерживает подобный подход. Пси-оружие станет весомым аргументом в дискуссии. – Я ни хрена не понял, но позвольте уточнить, – вмешался Гловер. – Вы собираетесь шантажировать правительство? Пригрозите с помощью «Морфея» воспользоваться новым психическим оружием? Используете модуль с кошмарами Банни Чок? – Вы невероятно проницательны, Артур. – Тогда при всем моем уважении, директор, вы, мать вашу, просто гребаный террорист! Орье кивнула: – Вы стали жертвой собственной работы, как и мой отец. Из маяка превратились в риф. Вы безумны. – Но никогда не поздно повернуть назад, – закончил Вульф. – Отступите. – Отступить? – удивился Пейтон. – Я шел к этому всю жизнь. Мое мировоззрение формировалось долгие годы размышлений, страданий и преодолений, а вы предлагаете мне отступить просто потому, что ваша узкая морально-этическая парадигма не позволяет взглянуть на мир шире? Вы пострадали больше всех прочих. Каждый из вас что-то да потерял, и все же вы не согласны со мной? – Вы ставите на кон здоровье и жизни миллионов людей. Не стоит путать государства и государей. В геополитических игрищах под каток всегда пускаются простые граждане. Свои или чужие – не имеет значения. Войны не делают из нас ксенофобов – только политики, а вы, противопоставляя себя им, творите то же зло, что и они. Наконец подал голос доселе молчавший Стейнбек: – Ты знаешь мое мнение, Джон. Мы долго обсуждали это, и я согласен с тобой во многих аспектах, но вот методы… – Вы знали? – растерянно спросила Орье. Стейнбек кивнул: – Пейтон мне все рассказал, пока мы пытались прервать гибернацию сновидицы консервативными методами, а вы были заняты постгипнотической фугой Вульфа. Профессор достал пистолет. Выстрел прошил сердце Беккера, и тот упал, не успев среагировать на угрозу. – Во-первых, я ненавижу надзирателей и цепных псов. Во-вторых, я здесь только ради девочки. Я простой врач, и эти идеологические пляски мне совершенно ни к чему. Как разберетесь со своими разногласиями, ищите меня у границы кошмара. Я буду ждать, – он поднес пистолет к виску. – Да, кстати. Кто бы ни выиграл, не пораньте Вульфа. Без него от меня будет мало прока. Как и от вас самих тоже, – профессор спустил курок. Пейтон подытожил: – Итак, коллеги, ваши самые ценные активы вышли из игры. – Нас трое, а вы один, – заметил Гловер. – Вы мыслите категориями хулигана из подворотни, Артур. Прошу заметить, что эго-парадокс не дает никому из нас доминантных способностей. – Мы просто выбросим вас из коллективного сна. Не дадим завладеть оружием. Спасем Банни самостоятельно, – сказал Вульф. – Просто? Отнюдь! Такой исход я предвидел, а потому подготовился. В моем ловце снов хранятся семена, оставшиеся с предыдущих успешных сессий КОС, – он достал из кармана штанов игральную кость. – Пускай их выберет случай. Предлагаю цивилизованное состязание. Марафон сквозь лабиринт иллюзий, а сновидица станет призом. – Ну уж нет! – Орье рассыпалась на ворох желтых лент и устремилась к Пейтону. Он подбросил игральную кость в воздух прежде, чем Жюли перехватила его запястье. Она упала и покатилась по земле, а как только остановилась, мир вокруг стал стягиваться к выжженной одинокой точке на ее ребре. Эта черная клякса, как коллапсирующая звезда, пожирала пространство и время, чтобы, достигнув критической массы, взорваться миллионом новых миров. Психонавты гнались за Пейтоном по бурой изнывающей от жары саванне в образе быстроногих поджарых гепардов. Директор, обратившись изящной газелью, удирал от них во всю прыть. Как ни крути, расклад был не в их пользу. Вся суть заключалась в элементарной дилемме выживания. Сформулировать ее можно было в двух простых предложениях, которые Вульф в далеком детстве почерпнул из одной умной книжки по биологии популяций. «Хищник бежит за едой. Жертва спасается от смерти». Все дело в естественной мотивации. Лишь пара вопросов оставалась открытой: был ли Пейтон жертвой, а психонавты – хищниками? Гепарды не самые лучшие коллективные охотники на свете. Они скорее мешали друг дружке и путались под ногами. Каждый хотел отличиться. Тактике и стратегии здесь места не нашлось. Вся надежда оставалась на врожденную скорость и молниеносные рефлексы. В этом газель им не уступала. Ветер свистел в ушах, а миофибрилловые струны мышц звенели от переизбытка энергии. Во время дикой гонки тела гепардов проводили в воздухе больше пятидесяти процентов времени. Исходя из семантической патетики, этот бег можно было с легкостью назвать полетом. Алекс скользил над землей, а его острый взор был устремлен лишь в одну точку. В этом крылась слабость: стоило ему сократить дистанцию для финального прыжка, как перед самым носом газель вильнула в сторону, а он на всем ходу врезался в кочку, поросшую чахлой иссушенной травой. Перевернувшись в воздухе, он восстановил равновесие и вытряхнул землю из ушей. Газель оторвалась, но Гловер с Орье не отставали. Он рванулся за ними. Азарт и адреналин рвали сердце на части. Бесконечная погоня, казалось, длилась целую вечность. Финты, увороты и обманные маневры успели порядком утомить преследователей. Огонь в конечностях угас, оставив свинцовую тяжесть отравленных молочной кислотой тканей. Когда газель достигла берега речушки, последнего привета давно прошедшего сезона дождей, Пейтон не сомневался. Он на всем ходу влетел в воду и поплыл на противоположный берег, загребая копытцами из последних сил. Гепарды нерешительно застыли на берегу. Природный инстинкт безошибочно подсказывал им, что подобные мутные воды полны чудовищ. На середине пути газель судорожно дернулась и ушла под воду, оставив на поверхности одни пузыри. Через несколько томительно долгих секунд она вынырнула вместе с крокодилом, крепко вцепившимся в ее ногу. Газель все еще сопротивлялась, но силы были неравные. Брызги летели во все стороны, а вода окрасилась красным. Началось самое страшное. Крокодил бил хвостом и вертелся вокруг своей оси, ударяя газель головой об воду. Борьба продолжалась недолго. Крокодил вырвал ногу жертвы из сустава, порвал мышцы и шкуру. Высвободившись, газель проплыла еще несколько метров, ведомая адреналиновым шоком, но кровопотеря дала о себе знать, и она пошла на дно. Заглотив оторванный кусок, крокодил торпедой ввинтился в воду вслед за тонущей жертвой. Комиссар вышел на тропу войны. Переглянувшись, гепарды бросились за ними, чтобы не упустить из виду Пейтона с Беккером. Хищные кошки нырнули, что было против их природных привычек. Вульф ослеп от мутной воды и не сразу сообразил, что взор застилал яростный ливень, хлеставший прямо в лицо. Он стоял посреди грузового отсека военного транспортного самолета, а из распахнутого десантного люка, обрывавшегося в непроглядную ночь, налетали порывы ветра вперемешку с дождем. Пейтон с Беккером боролись на самом краю. Удары, блоки, подсечки чередовались как движения страстного танца. Их разбитые лица распухли от ссадин и синяков. Сломанные носы сочились алыми дорожками спекшейся крови. Заплывшие глаза едва могли разобрать, что к чему. Пейтон скрутил Беккера борцовским приемом и выхватил нож из-за пазухи комиссара. Директор срезал с него парашют и швырнул за борт. Беккер высвободился и перебросил через себя директора. Пейтон сильно ударился спиной и выронил оружие. Клинок отлетел в сторону и медленно заскользил к краю вслед за парашютом. Комиссар бросился за ним, успев схватить за миг до падения в пропасть. Он поднялся на ноги, держа нож наготове. Пейтон напрягся, стараясь сохранять дистанцию и выжидая. Ему помог случай. Самолет заложил вираж, и Беккер потерял равновесие. Директор тотчас воспользовался преимуществом. Он подскочил к комиссару, ударил в солнечное сплетение, лишив его возможности сопротивления, и эффектным пинком отправил Беккера в последний полет. Едва отдышавшись, Пейтон обернулся к психонавтам: – Рискнете последовать за мной? Он сделал шаг в пропасть и исчез. Недолго думая, Гловер ринулся следом. Парашюта на нем не было.