— Как скажешь, моя прелесть, — мастер города чихать хотел и на ее ненависть, и на ее неприкрытую угрозу. Он откровенно наслаждался шоу. — Томас, нашему другу Мэтью пора обедать. И пока Регина пыталась убедить себя, что она что-то неправильно поняла, и Лоренцо вовсе не собирается скормить вампира Мэтью, Томас молниеносно отпер дверь клетки, забросил туда вампира, захлопнул дверь и, пряча взгляд, выскользнул из камеры. Вампир вскочил на ноги и попытался выскочить из клетки, но не успел. Перед Региной мелькнуло искаженное ужасом бледное лицо, вампир попытался что-то сказать, но не успел. Зверь бросился. Регина отшатнулась и едва не упала, но ее подхватил Лоренцо. Брызнула кровь, что-то хрустнуло, затрещало. По лицу Регины потекло что-то теплое, со сладковато-железистым запахом… Она забыла, что можно утереться. Завороженная, она смотрела, как монстр отрывает жертве руки, вспарывает когтями живот, как на когтях повисает что-то красное, длинное… Кишки. О, боги!.. Живот Регины скрутило спазмом, во рту стало горько от желчи, но она не смогла ни отвернуться, ни закрыть глаза. Словно тело перестало ее слушаться. Оборотень слизнул с когтей кишки, громко завыл и разорвал вампира на две части. Бросив куски мяса на пол, он опустился на колени и принялся с урчанием лакать с пола кровь. Лишь через несколько мгновений Регина сумела разжать зубы и шепнуть непослушными губами: — Хватит, пожалуйста. Лоренцо подхватил ее на руки, и они исчезли из подвала, чтобы немедленно очутиться в роскошно обставленной спальне. — Где ванная? — прохрипела Регина, как только вампир поставил ее на пол. Лоренцо подтолкнул ее к раскрытой двери. Регина на шатающихся ногах вошла в белоснежную ванную и рухнула на колени возле унитаза. Ее вырвало. — Боги, боги, боги… — шептала она, сдирая с себя пиджак и залезая в ванну, под ледяной душ. Прямо в юбке и туфлях. — Боги… Это не может быть он. Нет, это не Мэтью. Только не так, только не он! Регина не чувствовала ледяной воды, не помнила, как забилась в угол ванны, как сидела там, обхватив себя руками и клацала зубами от холода внутри и снаружи. Она не помнила, когда в ванной появился обнаженный Лоренцо, покачал головой и включил горячую воду. Стянул с нее мокрые вещи, обнял, садясь в ванну, прижал к себе… — Убирайся, — сквозь слезы потребовала она, и он исчез. Морок растворился, вода вновь стала ледяной, и Регина вяло подумала: ненависть к Лоренцо лучше, чем страх и отвращение к Мэтью… Мэтью? Нет. Это не мог быть Мэтью, не мог! Она закрыла ладонями лицо и съежилась еще сильнее. Все вокруг было как в тумане, и в этом тумане чавкал, лакая кровь, монстр. Регина не хотела его видеть. Не хотела слышать — ни звуков, ни запахов. Не хотела чувствовать на своем теле брызги чужой крови. Не хотела помнить. Но память не спрашивала. Она просто была, и Регина не знала, куда от нее деться. Если только умереть… — Как мало надо, чтобы ты сдалась, куколка, — прозвучал ненавистный голос, и ее обдало потоком обжигающе-горячей воды. — Поднимайся. — Убирайся, — прохрипела она. Но на этот раз Лоренцо не послушался. А Регина против воли обрадовалась: настоящий монстр рядом — вполне себе повод вспомнить, что у нее есть цель. — О, куколка показывает шипы. Жить будет, — усмехнулся Лоренцо и, схватив ее за плечи, вздернул на ноги. Вода попала Регине в лицо, залилась в горло. Она закашлялась, поскользнулась, едва не упав. Ее поддержали за плечи. Без капли нежности или заботы. Совсем не похоже на Мэтью. Мэтью. Монстр в тумане. Чавканье. Запах крови и кишок. Склизкая каша под ногами. Вонь псины. Нет! Это — не Мэтью! — Фрустрация и фиксация. — И видя непонимание в глазах Регины снисходительно пояснил. — Разочарование в собственных ожиданиях и невозможность думать о чем либо другом. Пройдет, куколка. Наверное, — Лоренцо засмеялся ей в лицо и оттолкнул к кафельной стене. — Чтоб ты сдох! — выплюнула она вместе с остатками воды и собственными волосами, попавшими в рот. — Запоздалое пожелание, котенок, — негодяй сверкнул алыми глазами, даже не давая себе труд притвориться понимающим или заботливым. Притвориться человеком. — Кстати, не хочешь ли навестить нашего друга Мэтью? Расколдовать его своей любовью, например? Только представь: ты поцелуешь его в морду… Только не забудь, зажмуриваться и затыкать нос ни в коем случае нельзя. Регину скрутил сухой рвотный спазм, так явственно она почувствовала вонь смерти и ошметки чужой плоти на собственных руках. Прижав руку ко рту, задыхаясь, она потянулась к воде, смыть отвратительную горечь. На нее любезно полили из душа. Прямо на голову. Она пила горячую воду, жмурилась и мечтала забыть. Просто забыть. Все, что было с ней в этом проклятом городе. — Не выйдет, котенок. Забвение стоит слишком дорого, — в голосе Лоренцо послышались печально-понимающие нотки. — И никогда не бывает настоящим. Поверь, я слишком хорошо это знаю. Регина помотала головой. Она не верит монстрам. Особенно — этому монстру. Только он виноват в том, что… — …что ты родилась в этом мире, сунулась в этот город… в том, что Мэтью жрет людей… — Ты!.. — она яростно стерла воду с глаз и уставилась на Лоренцо. — Конечно, я, — он встретил ее взгляд так же прямо, и даже не попытался давить. Почти нормальный человеческий взгляд, разве что слишком уж печальный. — Во всех твоих бедах виноват только я. Каюсь. Посыпаю голову пеплом, прекращаю пить кровь, ухожу в монахи. Прямо сейчас. Ты же этого хотела? — Я хочу, чтобы ты сдох! — Я мертв уже пять сотен лет, Регина. Извини, я не могу воскреснуть, чтобы дать тебе убить меня снова, — он так же печально улыбнулся и развел руками. Только сейчас Регина заметила, что он полностью обнажен, в отличие от нее: тяжелая мокрая юбка липла к телу и путалась в ногах. Костюм безнадежно испорчен. Боги, о чем она думает? Почему сейчас ей кажется, что Лоренцо вовсе не монстр, а она сама — всего лишь глупая девчонка, не умеющая посмотреть дальше своего носа? Нет! Он — монстр. Чудовище. Он изнасиловал ее, он пил ее кровь, он чуть не убил ее, он фактически взял ее в рабство, он издевается над Мэтью… …его не было рядом, когда Ани Рет похитила ее, и вовсе не он сделал Мэтью чудовищем, и кто-то совсем другой убил Вайсс, и… — Но я могу оставить тебя. Сейчас. Никогда больше не появляться в твоей жизни. Даже во сне, куколка. Я могу плюнуть на этот город и вернуться в свой гроб. Лет этак на сто. Это будет достаточно похоже на смерть, как ты думаешь? — Нет, недостаточно! — она снова откинула с лица прилипающие волосы и уставила на Лоренцо палец. Сейчас она не боялась его. Совсем. Впервые с тех пор, как услышала о хозяине города, впервые… пожалуй, за все свои двадцать лет. Она не боялась древнего могущественного вампира, способного стереть в порошок всю ее жизнь. Сюр. Бред. Сон. — Я хочу, чтобы ты умер раз и навсегда. Я ненавижу тебя, Лоренцо, и ты ничего с этим не сделаешь. — Что ж, — он пожал плечами. — Ты права, смерть с последующим возвращением — это совсем не то. Значит, нам нужна смерть окончательная и бесповоротная, не так ли? Ощущение сна и бреда усилилось, но страх так и не появился. Странно. — Я не знаю, к чему ты ведешь, Лоренцо, но я тебе не верю. — Не веришь в чем, куколка? — Ни в чем. Лоренцо рассмеялся, мягко и как будто… нежно? — Маленькая недоверчивая девочка. Ты, наверное, никогда не задумывалась, что значит — жить пять сотен лен. Как это скучно, Джин. Скучно, пусто и бессмысленно. Настолько пусто, что… короче, ты не поймешь. Но ты попытайся. Всего лишь представь, ты — и мир, который не меняется пять сотен лет. Ничего нового. Никогда. И ты сама ничего не чувствуешь, потому что забыла, что это — чувствовать. Быть живым. Регина встряхнула головой, отгоняя наваждение. Что это — Лоренцо репетирует роль раскаявшегося кровопийцы в дешевой мелодраме? Или считает ее настолько дурой, чтобы поверить вот в этот весь бред? — Не бред, Джин, — он усмехнулся и ласково погладил ее по щеке. — Всего лишь та сторона, о которой не принято упоминать в приличном обществе. Но ведь мы с тобой достаточно близки, чтобы быть откровенными. — Недостаточно… — Маленькая, упрямая Джин. Ты делаешь меня настолько живым, что мне страшно. Так что… ты говорила о моей окончательной смерти? Тебе достаточно сказать лишь слово, и ты получишь ее. Сегодня же. — Не знаю, зачем, но ты лжешь. — Посмотри мне в глаза, — он взял ее за подбородок, приблизил ее лицо к своему. — Просто загляни, Джин. Она, как завороженная, заглянула в алое пламя, полыхающее в глубине его зрачков, и ухнула вниз — задохнувшись от нахлынувшей обреченности, от тоски и усталости, от древней неутоленной жажды — и бесконечного одиночества… Покой. Все, чего она хочет — это покой. Тишина. Навсегда. Избавление от сумасшедшей жажды… Покой холодного алого пламени, которое никогда никого не согреет…