Нагнетая воздух резиновой грушей, я выслушивала тоны в старенький фонендоскоп. — Сто тридцать на восемьдесят. Вполне годится. С таким давлением можно если не в космос, то в санаторий какой… Как вдове бывшего директора завода и крупного партийного работника старушке полагались бесплатные путёвки, но она их попросту игнорировала. А зря. Львица даже представить себе не могла, что двадцать один день вместе с ней будет отдыхать весь огромный коллектив нашей районной поликлиники. — На восемьдесят, говоришь? — Пенсионерка принялась обмахиваться кокетливым веером. — Что-то многовато. Тебе не кажется? Выпиши-ка мне анализы на завтра. Кровь, моча и всё такое! Я скрипнула зубами. — Но, Верочка Львовна! Вы же всё сдавали неделю назад. Для вашего возраста у вас прекрасные показатели. — Ты так считаешь? — Она застегнула перламутровую пуговку на рукаве и обидчиво поджала губки. — А хотите, я вас послушаю, ну… сердце, лёгкие? Старушка ожила и кинулась за ширму раздеваться. Телефон в кармане брюк, поставленный на вибро, просто разрывался. Отойдя к раковине, я тихонько вытащила его и посмотрела на экран. Сын. Наверное, опять не нашёл, чем перекусить, а пожарить картошку или яичницу ума не хватило. Подсчитав, что двухсот рублей, которые лежали в моём кошельке, вполне хватит на хлеб, пачку недорогих сосисок и пакет молока, я нажала «отбой». Подождёт. В конце концов, мать не на гулянке. — Милочка! Я долго буду ждать, или ты заморозить меня решила? — Уже бегу, Верочка Львовна. Выписав витамины и шаркнув ножкой, я проводила беспокойную пациентку и осталась одна. Идти домой сил уже не было. Если бы не Ромка, переночевала бы тут, в своём кабинете, на обтянутой клеёнкой кушетке. Телефон опять сотряс карман. — Да, сынок! Я скоро буду дома. Пожарь яичницу и садись за уроки. — С вами говорит не сынок. Моя фамилия Блинов. Боюсь, у вашего сына крупные неприятности. Так что немедленно подъезжайте… Хриплый баритон продиктовал адрес, и я машинально записала его в блокнот. Перед глазами всё плыло. Что с Ромкой? Жив ли? Я постоянно набирала номер сына, но трубку никто не брал. Возле металлического забора стояли такси. Прыгнув в первую машину, я протянула блокнот. Язык не слушался. Водитель изучил адрес. — Двести рублей. — Да, только быстрее, пожалуйста. Ещё издали я увидела, что на противоположной стороне в неестественно выдвинутых на встречку позах стояли две машины. Гоночный «Феррари» своего мужа я узнала сразу, а вот название огромного чёрного танка с содранным боком оставалось загадкой. Я не разбиралась в иномарках, хотя шесть лет прожила с первоклассным водителем. Рядом с авто стоял мой Ромка, живой и невредимый, а над ним возвышался огромный бритоголовый детина в строгом костюме. Маленький негодяй! Опять взял машину отца! Злость на сына плавно перешла на мужчину. Подумаешь, тачку поцарапал! Мог бы это сразу сказать, а не пугать по телефону. — Остановитесь здесь. — Я вытащила из кошелька две банкноты по сто рублей. — Тут нельзя. — Включи аварийку. Мне нужно выйти. Там мой сын. — Я указала рукой в сторону аварии. Водитель затормозил. — Ну и попала ты, мать, на бабки! Я выскочила из машины и, перебежав две полосы в неположенном месте, оказалась возле Романа. — Цел? Мой сын прятал глаза. Неужто осознал? Бритоголовый сурово посмотрел на меня, как будто это я разделалась с его машиной. — И это всё, что вас интересует в данной ситуации, мамаша? Я пожала плечами. — То есть вы считаете в порядке вещей, что шестнадцатилетний пацан носится по городу на спортивной тачке со скоростью больше ста километров, не смотрит ни на знаки, ни на светофоры… Эта машина, — он ткнул пальцем в царапину, — покинула салон всего три часа назад. Завтра мне шефа встречать. Что я ему скажу? Я прекрасно понимала возмущение мужчины. — Царапина не такая уж глубокая. Слава богу, вмятин нет. Сколько? Мужчина, кажется Блинов, почесал квадратный подбородок. — Если к знакомым, штук в двести уложимся. Вот только знакомых мастеров в этом городе у меня нет. — Сколько? — Ма, это реально дёшево. Я отвесила сыну звонкую оплеуху. Да я за год таких денег не заработаю с учётом того, что нужно питаться, кормить маленького шалопая и оплачивать кредиты и коммунальные услуги. — Деньги я достану. Вот мой паспорт и водительское удостоверение. Можете забрать в качестве залога. Блинов внимательно пролистал паспорт. — Понятно. Данилова Анна Игоревна. Прописка местная. Кем работаете? — Терапевтом в районной поликлинике. — Понятно, бюджетница. — Он криво усмехнулся. — А муж есть? — Погиб десять лет назад. — Понятно. — Да что вам всё понятно? Мужчина вернул мои документы. — Понятно, что час от часу не легче. Где же вы деньги возьмёте, уважаемая? Я гордо вскинула подбородок. — Найду. Обменявшись расписками, мы погрузились в машины и разъехались. Я ненавидела авто во всех их проявлениях. Одно из них сделало меня вдовой в двадцать шесть лет, а другое только что пробило огромную брешь в семейном бюджете, который постоянно требовал всё новых вливаний. Тем не менее я села за руль проклятого «Феррари» и дала по газам. — Ма! Да всё будет нормально. Я телефон дяди Паши дал. Он и не такие «бэхи» на ноги ставил. Я молчала, кусая губы, чтобы не разреветься прямо за рулём, туго соображая, где взять такую сумму. Кредит отпадал сразу. На мне уже висело три. Занять было не у кого. Все подружки работали со мной в одной поликлинике и тоже едва сводили концы с концами. Оставалась одна надежда — найти своего блудного родителя. Мы с отцом не общались лет двадцать, а если быть абсолютно точной, двадцать два года. Именно тогда, в разгар девяностых, он бросил нас с мамой и умчался в Америку. Первое время мы ждали, живя на широкую ногу, ни в чём себе не отказывая. Мама привыкла шить платья у лучших портних и ходить к лучшим парикмахерам. Точнее, это они, портнихи, парикмахерши и маникюрши, приходили в нашу огромную квартиру на Патриарших. Мы не питались деликатесами, но продукты в холодильнике водились всегда и самого высокого качества: мясо с рынка, молочко и творог из села, хлебушек из лучшей пекарни. Но деньги таяли, а папаша и не думал возвращаться. Вскоре он позвонил и сообщил, что встретил другую женщину, любовь всей своей жизни, и теперь его дом в Нью-Йорке. Мама не знала что делать. Она никогда не работала, наивно думая, что деньги в тумбочке размножаются почкованием. Я же решила хотя бы выжить, а это было нелегко. Московская квартира оказалась ведомственной. Мать проплакала до утра, собирая вещи. А потом поезд увез нас на Кавказ, где в крохотном городке мои дед с бабкой обитали в добротной трёшке. Дедушка в прошлом был тоже государственным мужем, но, в отличие от своего недальновидного зятя, умудрился перевести жильё в собственность. Маме пришлось умерить свои аппетиты. Она держалась мужественно. Мои родственники покинули этот мир быстро, один за другим. Сначала бабушка, а следом за ней и дед. Вот так мы и остались без средств к существованию. В пятнадцать лет я пошла работать. Моя «половая» жизнь охватывала три подъезда пятиэтажки и небольшой магазин, который я мыла по ночам. Деньги не бог весть какие, но на продукты хватало. Но, видимо, судьбе показалось мало всего того, что она уже вылила мне на голову. В довершение всех неприятностей заболела мама. Нервный срыв привёл к инсульту. И это в пятьдесят! Сейчас я плохо понимаю, как умудрилась тогда закончить школу и поступить в институт. Я виртуозно колола внутривенные, ставила капельницы, кормила маму с ложечки, мыла, переворачивала, сдавала сессии и подрабатывала санитаркой в военном госпитале. Там я и познакомилась с Максом, который выздоравливал после пневмонии. И завертелось. После демобилизации он переехал ко мне. Мы тихонько расписались и зажили душа в душу. Хотя кому я вру? Мы с Ромкой припарковались во дворе и поднялись на третий этаж. — Ключи. — Что? — Ключи от гаража. Быстро! Ромка нехотя достал из кармана увесистый ключ, который я тут же прицепила на свою связку. — Завтра отгоню машину. И если ты… ещё… хоть раз… Сын выставил руки вперёд, словно защищаясь от меня. — Клянусь самым дорогим. Я устало уселась на пуфик, стягивая кроссовки. Ноги просто гудели. — Никогда ничем не клянись. Судьба этого не простит. Мой маленький мужчина уже возился на кухне. — Ма! А поесть чё? — Пожарь яичницу! Я ничего не купила.