21 В прифронтовых городах, будь то Попасная или Северодонецк, с ночевкой не было проблем. Любой подвал многоэтажки в твоем распоряжении. Даже если там люди, пустят, потеснятся. Война разделяет чужих и сближает своих. А вот в административном здании или школе укрываться не советую, они часто становятся целью украинской артиллерии. Высокоточных снарядов им натовцы отвалили щедро. Луганск по местным меркам глубоко в тылу. Двери и окна по большей части целы, замки используются по назначению. Найти место для ночевки здесь сложнее. Где-то есть гостиницы, но месяцы службы приучили иначе решать бытовые проблемы. Я нахожу пострадавшее здание, которое начали ремонтировать. При въезде на стройплощадку в бытовке светится окошко. Видимо сторож охраняет дефицитные стройматериалы. Не желая унижаться до просьбы, крадусь к дому, залезаю в окно первого этажа. На полу мешки строительной смеси. Поднимаюсь выше и оборудую спальное место в проеме капитальной стены. Здесь больше шансов остаться в живых при обстреле. Рюкзак под голову – и тревожное забытье с частыми пробуждениями. Ночь. Неясный шум в голове трансформируется в голоса, угрозы, ругань. Прислушиваюсь и понимаю, это не боевое прошлое, аукнувшееся сновидением. Вспоминаю, что я на стройке. Поднимаюсь, выглядываю в проем окна. Трое темных личностей грузят мешки строительных смесей в тентованную «газель». Им пытается помешать сухой старик, размахивающий фонариком. Помимо фонарика его оружие словесные призывы к совести. Самый вежливый ответ грабителей: «отвали, дед!» Я морщусь от накатываемой головной боли. Хочу достать таблетки из рюкзака, но рука натыкается на гранату, которую нашел в окопе. Ладонь сжимает ребристый метал. «Лимонка» придает сил. Секундное размышление – и вот я у окна. Высовываюсь, чтобы меня видели, и кричу: – Эй вы! Кончай грабеж! Не по-людски это. Луч фонаря дергается и освещает мое лицо. Грабители замирают, но быстро приходят в себя. – Ты кто такой, мать твою! – ругается один. Другой угрожающе поднимает лопату: – Вали, если хочешь жить. Я демонстрирую «лимонку» и выдергиваю чеку. Вытянутая рука держит гранату над головами грабителей. Придаю лицу радостно-тупой вид и объявляю: – Я Контуженый. На всю голову! Застывшие фигуры рассматривают меня. Немая сцена прерывается моей репликой: – Быстро мешки обратно, а то рука затекает! Для убедительности отбрасываю чеку. Назад пути нет, граната обязательно взорвется. Грабители торопливо сваливают под стену мешки из «газели». – Исчезли! – командую я. Машина с грабителями уезжает со стройки. Я спускаюсь к сторожу. Гранату сжимаю уже обеими руками. Мышцы каменеют. На лице сторожа гримаса ужаса или дикая радость – сразу не разберешься. Да и некогда. Я прошу: – Ты отойди, дед. Я гранату под мешок суну. Сторож секунду что-то соображает и показывает: – Шо добро портить. Там колодец. Все равно будут ремонтировать. Рука затекла, ждать нету сил. Я сбрасываю гранату в канализационный люк, обхватываю сторожа, и мы валимся на землю. Неяркая вспышка и глухой хлопок. Мы лежим лицом другу к другу. Сторож вежливо интересуется: – Чай будешь? С мятой. – Не откажусь. Остаток ночи мы пьем чай в уютной бытовке в прикуску с чудесными сушками, посыпанными маком. Здесь есть розетка. Я заряжаю новый телефон и признаюсь деду Матвею, так зовут сторожа, что мне нужно в Лисичанск. Дед Матвей радуется, что может отблагодарить: – До Северодонецка тебя мой брат Валера подбросит. Он каждый день туда окна возит. Там Лисичанск рядом, за рекой. – Знаю. Воевал там. – Тех, кто за Родину, сразу видно. Не то, шо эти ироды… – Сторож награждает грабителей непечатными позывными. – Фронтовики вернутся, порядок наведут. – Быстрее бы, – вздыхает дед Матвей. Проблема с дорогой решена, перехожу к следующей: – Мне бы еще лопату. На время. – Этого добра хватает. Ты заработал. Можешь не возвращать. Лопаты в огороде кажутся вечными, а на передовой ломаются только так. – Тогда я заплачу. Купите сирену, чтобы воров отпугивать. Дед хитро прищуривается: – А граната у тебя еще есть? Разочарованно развожу руки. Утром на стройку заезжает Валера. Он тоже седой и жилистый, как дед Матвей, но помоложе. Новенькие пластиковые окна сложены пирамидкой в кузове его «газели», стянуты ремнями. На стеклах наклейки «Краскопласт». Что-то знакомое. Об этом я и спрашиваю Валеру по дороге в Северодонецк. Он разговорчив: – «Краскопласт» наш монополист по пластиковым окнам. Ты мог видеть их, где угодно. Сейчас вообще работаем в три смены. Сырье с Ростова завозят, бюджет платит, мы производим. До зимы надо побольше застеклить, ведь всё побито. – Насмотрелся, – подтверждаю я, вспоминая хруст стекла под ботинками. – Много разрушений. – Ну так шо, восстановим. Видел, какие дома в Мариуполе поставили? Всего за три месяца. А Киев с Донбасса только гривну тянул. – Если дружно навалимся, – соглашаюсь я. – Кряхтим, но пыхтим! Чем можем, своим поможем. А как иначе? – Это по-людски, – киваю я. Дорога убаюкивает. Блокпост проезжаем без задержки. Валеру здесь знают, да и груз на виду в открытом кузове. Мне вспоминается наш оператор беспилотников Русик. Толковый парень, разбирается не только в квадрокоптерах и гаджетах, да в тех же пластиковых окнах. В Лисичанске починил запор такого окна, а вместо стекла мы пленку натянули в квартире тетки с малыми детьми. Они так радовались капельке уюта, хотя в квартире не было ни воды ни света. Русик придумал, как гранату к китайскому коптеру подцепить и сбрасывать на врага. Шмель с ним сдружился. Озорство с гранатой Шмеля не интересовало, а про окна да стекла что-то выпытывал. Показывал на пустые глазницы домов и подсчитывал, сколько можно «бабла поднять». Выходило, что много больше, чем на автомойках. Еще одна несбывшаяся мечта Дениса Шмелева – стать миллионером. У каждого бойца в могиле своя мечта. Днестр мечтал дойти до малой родины вместе с большой Россией. Он жил этой идеей и при взятии новых сел приговаривал: – Дождались нас, сердешные. Русской землицы стало больше. Добро пожаловать домой. Мечта Днестра оказалась реальной. Уже объявлено о референдумах на освобожденных территориях. Исход голосования ясен. После народного волеизъявления здесь будет Россия! А там, может, и до Приднестровья очередь дойдет. Жаль, Днестр этого не увидит. Я выхожу у разбомбленного моста через Северский Донец. В кювете завалившаяся набок украинская БМП и сгоревший грузовик. Опоры моста целы, и рабочие заделывают дыры от снарядов в бетонных плитах. А пока рядом военные инженеры установили понтонную переправу. Вскидываю лопату на плечо, спускаюсь к понтону. Водитель Валера кричит вдогонку: – Я каждый день в Северодонецк езжу. Захочешь обратно, найдешь! – Найду! – откликаюсь я.