– Маячок для отслеживания местоположения! На случай попадания машины в руки противника. – Это как? – Точно в пятак! Думаете, ветками прикрыли, и в безопасности? Хохлы нас видят на электронной карте, жди прилета! Шмель озадачен: – Не гонишь? По координатам могут бить? – Еще как! Лучшей наводки не надо! – А мы, дураки, к штабу приперлись, – доходит до меня. – Ломай эту дрянь! – суетится Механик и вырывает коробку. – Сломать здесь не выход. Уже засекли, ударят в эту точку, – объясняет Русик. – Что же делать? – Надо изобразить движение, а потом избавиться от трекера. Днестр соображает первым. Сбрасывает бронежилет, хватает трекер и бежит, сломя голову в поле. Он самый старший из нас, а бежит, как молодой. Мы замерли под деревьями, а Днестр уже преодолел сотню метров. Бежит не оборачиваясь, унося от штаба вражескую наводку. И тут звук выхода со стороны противника. – Бросай! Ложись! – кричу я. Днестра отбежал уже достаточно далеко и швыряет прибор дальше. А сам вжимается в землю. В этот момент приходит первый снаряд, за ним следующий. Еще и еще! Противник кучно обрабатывает участок с координатами трекера. Когда артиллерийская стрельба стихает, мы бежим по следам товарища. Днестр приподнимает голову. Живой! Он ранен в ногу и сам накладывает жгут. Ребята радуются, а я злюсь: – Куда понесся! Зачем рисковал? Я бы сам. – Ты командир. Чех наводчик, Шмель заряжающий, Механик тоже всегда при деле, а меня легко заменить, – бесхитростно отвечает Днестр. Ребята перетаскивают его в наше расположение. Рана средней тяжести, но требуется эвакуация в санчасть. – Доставлю героя в лучшем виде, – обещает Механик, заводя броневик. Днестр действительно поступил по-геройски. Рискуя жизнью, отвел удар от штаба батальона. Исправил мою ошибку. Ведь это я приказал ехать в штаб с прибором-мишенью. Как говорит наш комбат Тарантино: – Война – это серия ошибок. Кто сделает меньше, тот победит. Спасибо, Днестр. Спасибо, что спас. Спасибо, что выжил. «Трехсотый» – это поправимо. Через две недели мы встречаем Днестра, как родного. Он хромает, но держится бодро. Я жму ему руку и хлопаю по плечу: – С возвращением. Мы без Днестра, как Россия без Волги. А Урал подкалывает: – Днестр, ты мог комиссоваться и свалить домой. Днестр знает, что ответить: – Тебе хорошо, Урал всегда был Россией, а русский Днестр надо возвращать. – Днепр частично вернули и Днестр вернем, – обещаю я. – Вот я и пойду домой напрямки вместе армией, – заверяет Днестр. – Наконец-то хавчик будет, как мамка дома, – радуется Шмель. За ужином, который на радость всем приготовил Днестр, Шмель спрашивает: – Днестр, расскажи про страховку. Сколько тебе за ранение отслюнявили? – Начислили чего-то. Да к чему мне тут деньги. Как добьем нациков всё разом получу. – А как в тылу? Прилетает? – Понагнали им натовских дальнобойных, – сетует Днестр. – Бьют, куда достанут. Надо за Днепр нациков гнать, чтоб не прилетало. – А там и за Буг. – Много домов порушено. Если стены целы, то без окон. Но люди не унывают, восстанавливают. После еды-воды первый товар пленка для окон. Шмель подхватывает тему: – Представляю, сколько бабла можно на стеклах поднять. С нами Русик. Он бубнит под нос: – А на пластиковых окнах – озолотиться. – Окна сложно, их на заводе делать надо. А стекла: купил, привез, продал – и в шоколаде! Днестр, я тебе советую деньги за ранение в стекла вложить. – Да ну вас, – отмахивается Днестр. – Махинаторы. – Мы «музыканты». А вот у Русика батя буржуй. Наш квадрик сбили, так он новый пригнал. Лучше. – Почему буржуй, – обижается Русик. – Отец бизнесмен. В Луганске у него завод по пластиковым окнам. – Вот почему ты про окна болтаешь. Слушай, Русик, а чего тебя папаша от мобилизации не отмазал? – Потому что не буржуй, а бизнесмен. Как после победы людям в глаза смотреть? – А себя, значит, он отмазал. – Мой отец старше возраста мобилизации. – Батя уже старый. Так тебя беречь надо, наследничка. Шмель усмехается, Русик оправдывается. Шмель так действует не со зла, просто характер колючий. А Русика он по-настоящему сберег, когда рисковал жизнью вместо него… На этом рассказ Чеха «Первый трехсотый» заканчивается. Детали воспоминаний порождают подозрение. Наш Русик лучше всех разбирается в GPS-координатах и прочих хитростях определения местоположения. Он растолковал нам, как это делается. Я закрываю лицо ладонями. Эпизод с первым «трехсотым», когда трагедии удалось избежать, уплывает в прошлое. А перед глазами вновь роковая ночь, когда все погибли. Не все. Выжил я, и выжил Русик. Где был он во время взрыва? Как получил ранение? И главное – кто передал врагу координаты? Мысли закручиваются спиралью. На периферии мелькают образы погибших друзей, а в центре я вижу Русика. Кто, если не он? Русик больше других подходит на роль предателя. 33 Опускаю руки, открываю глаза и возвращаюсь к реальности. Вновь смотрю на фотокарточку, найденную в почтовом ящике. Трое друзей, сбежавших от мирных проблем на жестокую войну. Выжил только один. И девушка за кадром, сделавшая снимок. Она исчезла, но готова вернуться. Переворачиваю фотокарточку, чтобы в сотый раз прочесть ее слова. «Сегодня вечером в нашем месте. З». Вечер – это когда? В шесть? Или в семь-восемь? Когда стемнеет, решаю я. С первыми сумерками иду к паровозу «Победа». Жать лучше там. Но ждать не приходится. В окне старого паровоза замечаю силуэт, который тут же исчезает. Злата меня ждет! Она хочет встретиться в том же месте, где мы расстались. Пусть при ужасных обстоятельствах. Но были и светлые моменты нашей дружбы. Мы оба не ангелы, а обычные люди. Понять и простить друг друга – это ли не повод для встречи.