– Мобилизация? – Я слегка ошарашен: – Как в Отечественную, всё для фронта, всё для победы? – Типа того. Пока частичная, триста тысяч призывают. – И когда? – Военкоматы с утра повестки разносят. Не знаю, как реагировать на новость. Говорю, как думаю: – Давно пора. Девчонки волонтеры и седые добровольцы не справятся с чубатыми нацистами и натовской нечистью. – Теперь мне жинка не указ! – с ожесточенной решительностью рубит Воинов. – Пойдешь воевать? – Позвонили с отделения. Мне повестку через начальство передали. – Костя борется с внутренним демоном. – Я же Воинов! Срочную мотострелком прошел. Кто, если не я? – И правильно! Чем тут пьяниц с рельсов соскребать, лучше на фронте врага бить. Воинов показывает подъехавшим санитарам, куда идти за телом. Возвращается ко мне, брезгливо отмахивается от железной дороги: – Размотало бедолагу. – И кто такой неловкий? – мне хочется знать как можно больше о киллере. – Документов при нем не нашли, но по пальчикам опознали. – Кто-то из местных? Костя с сочувствием смотрит на меня: – Ты и правда, Контуженый. Страна гудит о мобилизации, а ты рецидивистами интересуешься. – Он рецидивист? – я гну свою линию. – Три ходки. Погоняло Пуля. Из Ростовской колонии недавно откинулся. Даже паспорт не успел получить, а уже кого-то ограбил. – Ограбил? – При нем деньги нашли. Наверное, в Ростове кого-то грабанул. Мы им сообщили, пусть разбираются. Я перехожу к щекотливому вопросу: – И как он под поездом оказался? – Да что ты заладил. Тебе больше всех надо? – А вдруг ему кто-то помог? – Если бы кто с умыслом пришиб, то забрал бы деньги. – Верно. – Я мысленно хвалю себя, что не позарился на чужое. – Напишем – самоубийство, и дело с концом. Подспудное напряжение отпускает. Пронесло, я выкрутился. Не могу сдержать облегчения: – Туда ему и дорога. – Скорбеть не будем, – соглашается Воинов и возвращается к главной проблеме: – Как я жинке скажу? Мне завтра в восемь утра в военкомат с вещами. – Она поймет. Поплачет и примет, – заверяю я. – Думаешь? – Ты лучше, Костя, не теряй время. Собери самое необходимое. – Что? – Записывай. И другим скажи. Термобелье, трекинговые ботинки, спальник… Я говорю о самом необходимом, что поможет бойцу жить на войне и выжить. Когда дохожу до женских прокладок, Воинов уже спокоен. Даже шутит: – Будет, что с женой обсудить. И тампоны? Отпад! Он получает задание и уезжает, диктуя кому-то по телефону мой список. Санитары, дядьки в летах, уносят останки тела несостоявшегося убийцы. Как и все в стране они обсуждают не сиюминутную работу, а эпохальное – референдум и мобилизацию. Главные новости их радуют и тревожат одновременно. Я остаюсь один. Опасность миновала, мне снова повезло. Сегодня повезло и Михалычу, и Кутузову, и Лизе, и Алене, и уставшим бойцам на тысячекилометровом фронте, и всем-всем-всем донбасским, луганским, херсонским и запорожским жителям. Они дождались просвета на небосклоне будущего. 36 Под гнетом новых обстоятельств я медленно иду домой. В голове гудят набатные новости: референдум, мобилизация. Значит, война теперь будет по-настоящему. Обидное отступление на фронте заставило страну проснуться. Теперь без вариантов, либо мы их, либо они нас. Сражаться будем за Россию в прямом смысле этого слова. А для победы потребуется народная воля, общие усилия и геройские жертвы. Замечаю, что люди вокруг изменились. Исчезли улыбки и беззаботность, вместо прежней расслабленности, нервные жесты, опущенные плечи, сдвинутые брови. Кто-то пришиблен и погружен в себя, кто-то взвинчен, куда-то спешит или истерит в телефон. А тема одна. Это на Донбассе, уверен, люди радуются референдуму, а у нас напуганы мобилизацией. Около конторы «Быстрокредит» бросается в глаза желтая «шевроле» Макса Лупика. С ним так всегда, сначала замечаешь машину, а потом хозяина. Лупик эмоционально нахваливает свой автомобиль хозяйке «Быстрокредита» Ольге Рацкой: – Ты только глянь на это чудо техники. Красавица! Мощь, скорость, шарм. Сядь за руль, зацени! А хочешь, промчимся? Это не машина, а ракета! Факт! Я подхожу ближе, чтобы понять, что происходит. Рацкая морщится: – Ни к чему мне это. – Твои подруги умрут от зависти. – Они и так от меня нос воротят. – Ладно. Не хочешь покупать, дай кредит под залог эксклюзивного суперкара. – Лупик, сам продавай свою тачку. – Да кто туточки такое купит. – Вот именно! Под твою автомойку еще можно поговорить о кредите. – Блин! Мойка уже в залоге. – Ну ты и… – Рацкая подбирает ругательное слово помягче и цедит сквозь зубы: – …бизнесмен. – А тебе только на рынке цену сбивать! – раздражается Лупик, но тут же берет себя в руки: – Хорошо, уговорила, согласен на два миллиона. Всего два миллиона – и забирай ключи. Вернусь, выкуплю с процентами. Факт! – Лупик, не морочь мне голову. – Полтора. От сердца отрываю. Считай, задаром отдаю. Ольга качает головой. Лупик торгуется: – Миллион триста! Офигенная музыка, эргономичные кресла, новые диски. Лучше залога не найти! Ольга разворачивается, чтобы уйти. Макс хватает ее за руку: – Где Олег? С бабами невозможно вести дела.